Игры с огнем

Часть первая. Мирская (продолжение)

Глава первая

Зализывание ран

Кто жизнью бит, тот большего добьется.
Пуд соли съевший выше ценит мед.
Кто слезы лил, тот искренней смеется.
Кто умирал, тот знает, что живет!

Омар Хайам

Золотая осень, осень золотая! Сколько тебе посвящено стихов и песен, сколько эпитетов, метафор и сравнений применимо к тебе! Как же мне напоминают эти реки золота и багрянца в парке на дорожках кровь в моих жилах – золотую и красную. Золото разбудил в моих венах дракон, и оно разъедает меня изнутри, сжигает все человеческое, вспенивает остатки красных искр, и доводит их до кипения.

Мне плохо! Мне так плохо, что прямо сейчас хочется лечь в эти падающие листья и уснуть, чтобы проснуться прежней Машей Снегиревой. Мама и папа объяснили себе кажущееся внешнее равнодушие сильными переживаниями, возили меня к психологу, а Анфиса таскала по клубам и студенческим вечеринкам. Даже Дэн, покоренным мной в первый учебный день, пытался отвлечь от грустных мыслей шоколадками и пирожками из столовки.

Но ничего не помогало, вообще ничего. Я хотела только Драко! Мечтала о его руках, губах, напряженном теле и низком густом голосе.

И, самое главное, что я поверила ему, отдалась во власть наваждения, улавливая эмоции окружающих меня людей.

Волнение, забота, страх, отчуждение, симпатия, раздражение... Так много эмоций, такая разная энергетика, волнами исходившая от каждого человека, находящегося рядом. Пьянящие возможности, которые не пробивали равнодушие, ледяной коркой покрывшее сердце.

Только Драко, только он может все изменить, помочь мне справится с этим состоянием, с наплывом чужих и своих эмоций, но ему-то, как раз, наплевать... Я не знала наверняка, именно его не могла почувствовать, но догадывалась.

На его предмете старалась вести себя тише воды ниже травы. Всеми правдами и неправдами пыталась отвлечься от мыслей о Драко, даже собаку себе купила – тойтерьера Пикколо, но он меня почему-то боялся. Прижмется к маминой ноге, и не оттащишь, а как гулять со мной выходит, то так поводок тянет, что и не подумаешь про этого НЕБОЛЬШЕКОТА животного, что он может быть таким сильным.

Под конец октября однокурсники уже коситься на меня стали недобрым глазом, мол, не наркоманка ли? Приехала с юга странная, а теперь и вовсе сама на себя не похожа. 

И вид у меня соответствующий – волосы потускнели, и я стягивала их в конский хвост, под глазами залегли черные тени, кожа потускнела, побледнела. Одеваться начала неприметно, в толстовки и джинсы, вернулись стоптанные кеды и черные скетчерсы, глубокие капюшоны и невзрачные серые тона. 

Родители не выдержали моих молчаливых киваний и ответов: "Все в порядке, все нормально". Решили, что учеба слишком сильно повлияла на состояние моей психики, отчего сменили одного специалиста на другого. Теперь я посещала психиатра, чему была даже рада, потому что в голове начали закручиваться странные сны и реальность, образуя воронку, затягивающую сознание с каждым днем все глубже и глубже.

Первое сновидение окатило волнами холода в начале октября. Вроде, все совершенно банально, сон как сон, но привкус от него горчил.

Я сидела на берегу реки и смотрела на полет дракона, черного, словно вымазанного сажей. Он то становился далекой невидимой точкой, то приближался настолько, что чешуйки блестели на солнце, а то вдруг опускался к самой воде, скользя по зеркальной глади когтями. 

Утром сон не уходил, оставляя меня в возбужденном состоянии, а ночью стал возвращаться уже в другом формате.

Я видела ту же реку, но уже плыла по ней на лодке, опускала ладони в воду и разбрызгивала в разные стороны. За моей спиной сидел мужчина неопределенного возраста. Вроде и не молодой, но и не старый. Черты я либо не видела, либо просто помнила плохо, но ощущение, что он несет мир и покой, сохранилось. У меня длинные светлые волосы и какая-то вибрирующая мощь в самых кончиках пальцев. Это пьянит, потому что река подчиняется моим желаниям. Я сжимаю кулак, лодка останавливается, я плавно веду пальцами вперед, река накатывает волнами и уносит меня и мужчину вдаль.

И вот я в очередной раз опускаю ладони в реку и поднимаю их к самым глазам, с ужасом понимая, что они в крови.

Кровь.. Кровь..

Она капает на белоснажное одеяние, впитывается в кожу, образует лужицу у самых ног, стекает по запястьям за рукава. Мне становится жутко, я кричу, а мужчина в лодке страшно округляет глаза и начинает бормотать что-то вроде молитвы. Кровь течет по рукам, и ее никак не стереть, она достигает сердца и мне становится больно, грудь готова разорваться от боли, я кричу еще сильнее и пытаюсь стереть руками новые потоки горячей соленой влаги. А потом вдруг перестаю чувствовать биение собственного сердца, потому что оно превращается в кусок льда, в золотой кусок льда, и из моих запястий начинает течь золотая расплавленная жидкость. Словно лава, она попадает в реку, отчего та начинает бурлить.

Просыпаюсь в поту и слезах, меня трясет и мутит так сильно, что я встаю и иду в туалет, где обнимаю унитаз и чуть ли не прижимаюсь к нему щекой. В таком отчаянном положении меня находят мать и отец, и сильно волнуются. А сны продолжаются каждую ночь.

Под конец месяца я боюсь засыпать и рыдаю в подушку. Слышу, как за дверью о чем-то перешептываются родители, но не хочу с ними разговаривать. Какое странное ощущение – я ничего не хочу. В том числе и вспоминать о том разговоре в кабинете Драко.

Он для меня просто преподаватель иняза, заместитель по внеучебной части. Какая-то блажь толкнула меня в тот день в его кабинет, и я никак не могла вспомнить, как очутилась снаружи в объятиях Анфисы. Но тут же в памяти всплывают воспоминания о его горячих руках, губах, мужской плоти, о том жадном и злом поцелуе. Дракон! Настоящий Дракон, который нашел-таки свою наездницу и разбудил в ней кровь, а потом наказал за все, что ему самому пришлось выстрадать.