Игры скучающих купидонов

Глава 6. Евклидово пространство

О, это ад,
Когда должны мы выбирать не сами
Предмет любви!
«Сон в летнюю ночь», Уильям Шекспир

Воспоминания о величайшей глупости заставили застонать и уткнуть лицо в бумажную салфетку, которая моментально намокла и прилипла к коже.
«Как я могла? Как?!»
- Женечка, с тобой все в порядке? – Марь Степановна заглянула в туалетную комнату и отшатнулась, когда я повернулась к ней лицом. 
«Чертова салфетка!»
- Все нормально, спасибо. Уже проходит. Наверное, я что-то не то съела.
Звякнувший колокольчик поторопил Марию Степановну вернуться в торговый зал. 
На прощание она внимательно посмотрела на меня. Я, отпуская ее в объятия работы, обнадеживающе махнула рукой.
Убрав с лица остатки салфетки, поправила шапочку и надела маску.

На следующий день после нашего первого «занятия» на лекцию по высшей математике я не пошла. Сидела на подоконнике в раздевалке у физкультурного зала и водила пальцем по запотевшему стеклу. На улице шел дождь.
- Ты не видела здесь белые кроссовки? – Баженова - староста группы из параллельного потока, шарила в шкафчиках, заглядывала под скамейки. – Неужели вчера в такси забыла? Что за растяпа, вечно что-нибудь теряю.
- Я тоже вечно что-нибудь теряю, - поддержала, как могла. – «Вчера вот девственности лишилась».
Это конечно не вслух. Об этом лучше молчать. 

Перед глазами всплыла картина, как БАХ не торопясь застегивает ширинку, звякает пряжкой ремня, поправляет ворот рубашки. Я сидела на столе и смотрела на него пустыми глазами. 
Все внутри заледенело. 
Наваждение спало, остались лишь стыд и недоумение.
«Зачем?»
Он, наконец, заметив, что я не двигаюсь, вздохнул и подобрал с пола мои трусы.
- Одевайся, Ключева.
Сунул мне в руки колготки. 
Я перевела взгляд на тетрадный листочек, на котором лежал использованный презерватив. Он был в крови. 
Алексей Харитонович, поймав мой взгляд, подцепил бумажку в клеточку за края и аккуратно свернул ее. Прозрачная резинка, перестав мозолить глаза, исчезла в недрах преподавательского портфеля.
- Ну, что с тобой? – горячие ладони легли на мои голые колени. – Разве тебе не было хорошо?
Вытащила из-под попы учебник, кинула на пол. 
В том то и дело, что хорошо было, и БАХ это знал. В самом начале, когда поцелуи, словно чувствительные тумблеры планомерно переключали мозг из состояния «on» в «off», а тело, повинуясь природному зову, требовало изведать неизведанное, я упустила момент, когда можно было сказать нет. 
И изведала неизведанное. Его палец лишь коснуться клитора, а меня скрутил сильнейший оргазм. Именно из-за него я прозевала, когда БАХ вошел в меня. Волна боли смела остатки оргазма, а жесткая ладонь зажала рот.   

Я сидела на подоконнике, чертила пальцем дорожки на стекле и ненавидела себя. Ненавидела за то, что получила удовольствие. За то, что не утопилась в раковине, смывая слезы и черные подтеки от туши. За то, что позволила одеть себя и довезти до дома. За то, что пусть слабо, но ответила на прощальный поцелуй и не возмутилась, когда рука Алексея Харитоновича больно сжала грудь, на которой почему-то не оказалось бюстгальтера.
- Я тоже вечно что-нибудь теряю, - повторила я, хотя Баженова уже убежала на занятия. – Вчера домой без бюстгальтера пришла. 

На следующий день я опять пропустила лекцию. И еще две подряд. И через неделю, когда по расписанию были практические занятия, я снова сидела в раздевалке. А за окном уже шел снег.

- Бр-р-р, холодно! – рядом приплясывала Томка. Мы ждали маршрутку. Каждая свою. – Кстати, ты почему не ходишь на пары по вышке? Больше пяти пропусков и к экзамену не допустят.
- Ненавижу математику.
- Ну и зря. БАХ клевый. Правда, я пока не все понимаю. Евклидово пространство никак догнать не могу.
- На дополнительные занятия не звал? 
Томка - красавица каких поискать. Зеленые глаза, рыжие волосы, частые веснушки совсем не портят, а наоборот - придают очарования. Я всегда наслаждалась, глядя на ее живое лицо.
- Нет, а что?
- Запутает. Лучше своим умом дойти.
- А… Ой, моя! 
Маршрутка поглотила Томку, а я встала на носочки, чтобы рассмотреть номер той, что ждала зеленый на светофоре. 

- Ключева, садись, - к остановке подкатила машина Бойко. Распахнулась пассажирская дверь.
Я натянула шарф до самых глаз и осталась стоять на месте.
БАХ вышел из машины.
Громко посигналила подъехавшая маршрутка, он махнул ей рукой, затянутой в кожаную перчатку. Больно вцепился в мое предплечье и заставил пойти с ним. 

- Ключева, что происходит?
Дворники со стуком скользили по стеклу, смахивая налипающий снег. Он валил крупными хлопьями и мешал понять, где мы находимся. Ледяная жижа с шипением  расползалась под колесами.
- Я ненавижу Евклидово пространство.
- Давно?
- С тех пор как потеряла бюстгальтер.
Алексей Харитонович немного помолчал. Кожа перчаток так сильно натянулась на костяшках его пальцев, что, казалось, вот-вот лопнет. 
Резко вывернулся руль, и машина замерла на обочине.
- Зачетка с собой? Давай сюда.
Он не стал ждать, когда я открою сумку. Забрал ее у меня и, вывалив содержимое на пол, откопал девственно чистую зачетку. 
И тут же испортил ее. 
Зачеткину девственность. 
Щелкнув ручкой, написал «отлично» и размашисто расписался. 
- Можешь не ходить на мои занятия.

Я и не стала. 
Через год я уже училась в медицинском на фармфакультете и закончила его с отличием. 
Тем снежным вечером в Евклидовом пространстве сгинула несчастная Софья Ковалевская.
Зато на свет появилась деятельная Мария Складовская-Кюри, которая больше не допускала ошибок в общении с преподавателями мужского пола. Не краснела, не бледнела. И до всего доходила своим умом.

- Гал, приходи сегодня ко мне ночевать. Так тоскливо что-то, - я вертела в руках шнур городского телефона.
Марь Степановна, оторвавшись от беседы с очередной старушкой о пользе и вреде клизмования, с беспокойством посмотрела на меня.
- Что? Опять прихватило? – Галка шумно жевала.
- Угу. Евклидово пространство засасывает.
- Жди. Часов в десять появлюсь.
- Что так поздно?
- У меня в восемь встреча с москвичами. Ну, помнишь, я им ресторан оформляла.
- Угу.
- Угу-угу. Ты словно филин в лесу. Сказала бы что-нибудь другое, приятное для слуха.
- Например?
- Целую нежно в левую сиську.
- С чего это вдруг?
- Ну, ты же там не одна?
Я оглянулась. Мне показалось или нет, что Марь Степановна теперь стоит гораздо ближе, чем была до этого?
- Ну?
На всякий случай оглянулась еще раз. Вдруг возвожу на человека напраслину?
Марь Степановна находилась уже в двух шагах от меня. «Только для лекарственного введения», - как ни в чем небывало настаивала она на конкретном способе применения клизмы. Правда, бедной бабульке, чтобы не терять словоохотливую собеседницу из вида, пришлось переметнуться к другому окошку.
- Ну так не теряй сноровку, поддерживай созданный нами имидж, - бубнила свое Галина.
- Ладно, - я прикрыла трубку ладошкой и громким шепотом произнесла: - Целую тебя, любимая, в левую сиську.
- Нежно?
- Нежно. Все. Ночью жду.
Старушка замолчала на полуслове. Марь Степановна, чудом оказавшись за моей спиной, поджала губы.