Игры Свободной Воли

ГЛАВА ПЯТАЯ: ДИАЛЕКТИКА ЛИБЕРТИЗМА, Или ДИСПУТ О ЖЕРТВАХ

ГЛАВА ПЯТАЯ

ДИАЛЕКТИКА ЛИБЕРТИЗМА,

Или     

ДИСПУТ О ЖЕРТВАХ.

'Не оступись, не свались, дорогой

Чтоб в жертвы не пасть так свободно:

Ведь в предстоящей борьбе роковой,

Ты должен пожить для народа...'

Приписывается И. Арманд.

Дурное предчувствие все сильнее давило мне на виски. Да и этот свободный, то бишь либертистский сектор мне начинал активно не нравиться.

В разбомбленной редакции «Либертэ» я на секунду уединился, чтобы подумать: «как жить дальше» и «как из всего этого выпутаться». После трогательной эпитафии злосчастному Вене и перед принесением некоей жертвы на Алтарь Свободы, я уже начинал подумывать, что в других секторах - фратернистском и эгалитаристском, дела могут пойти никак не хуже, а возможно, лучше, ибо «умереть молодым», да еще и не оплаканным, мне вовсе не улыбалось. И тут я заметил листовочный станок для штамповки лозунгов и меня посетила одна странная мысль. Немного подумав, я набрал текст, напихал в приемную пасть станка каких-то тряпок и пакетов - бумажных и пластиковых... Буквально через пару минут станок выдал мне пачку листовок, с набранным мною ранее текстом. Бумага была красноватой - традиционный для либертистов краситель, видимо, был добавлен заблаговременно, - но печать получилась четкой.

Что ж, при помощи этих листочков я, если и не смогу добраться до орбитального 'челнока' на «Замрию», то в любом случае, облегчу себе жизнь в либертистском квартале... а может и смогу выбраться из него, если в других секторах не считается за честь побыстрей «умереть молодым». Фратернисты, как мне тогда казалось, и вовсе должны брататься на всех фронтах своего сектора с любыми врагами.

О, сколь многого я всё же тогда не знал! Про истинную философскую концепцию Братства на Драйбурге, в том числе.

- А теперь что? - спросил я давешнего старикана, вновь выглянув на площадь.

- А теперь вот и должно состояться обязательное жертвоприношение на Алтарь Свободы, - плотоядно поглядывая на площадь имени Эм. Бакунина, сказал старикан и взял в руки острые вязальные спицы, предложив и мне пару.

- Мое уважение почитателям древних традиций, - пробормотал я и, оторвав взгляд от спиц, стал высматривать на площади «алтарь свободы», ожидая увидеть, конечно же, допотопную, древнюю механическую гильотину.

- Как прекрасно, когда и молодежь знает истоки традиций Великой Свободы, - старикашка нравился мне всё меньше и меньше, но я следил за его гнусным кровожадным взглядом и наконец увидел, как тот остановился на каком-то сооружении быстро воздвигнутом на Мавзолее Свободы у ораторской трибуны.

«Алтарь Свободы» имел вид треножника и никак не похоже было, что его вообще принципиально можно как-то практически использовать, даже с помощью новейших высоких технологий. Правда, под треножником положили тело злосчастного Вени, а на него - тяжелую бронеплиту, вырезанную из борта летающего танка с уже выжженной на нем лазером эпитафией, той, что сложил оказавшийся бывшим землянином, «освобожденный руководитель».

Руководителей, впрочем, как оно и принято в свободной «стране» было довольно много, алые плащи в сопровождении охранников (или «не освобожденных руководителей»?) мелькали тут и там, особенно много их столпилось вокруг помоста... трибуны... эшафота? И бывшего землянина среди них я уже не различал.

Внезапно, - нет, честно скажу, тогда я еще не думал играть в Донки-Хота. Скорее, я всё больше и больше опасался сыграть в Хота-Дога, - слишком уж у многих красноповязочников вокруг были в руках лазерные лучевики, - но внезапно я всё-таки осознал всю неприглядность зрелища, которое мне суждено было увидеть: сооружение на площади М. Бакунина явно представляло из себя кол для мучительного, медленного убийства. Что меня сперва ввело в заблуждение, так это то, что нелепая тренога с острым навершием на конце, вовсе не походило на те старые, недобрые колы - воткнутые в землю пики или остроконечные бревна, на которых князь русский Иеремия Вишневецкий увещевал окраинных казаков; или турки с персами, во время Южных войн Российской империи, - пленных солдатиков Великого Северного Соседа, России (ВССР). Но это дело прошлое.

А чем дольше я смотрел на эту хитрую конструкцию о трех ногах, тем больше она казалась мне знакомой - и всё меньше мне хотелось познакомиться с ней ближе - и вот в мозгу что-то щелкнуло и в нем появилась электронная картинка из файла «прогрессивные методы гуманного убеждения Великой Испанской Инквизиции». Я поежился и начал оглядывать толпу, собравшуюся возле помоста, с болезненным любопытством, наконец увидел и то, что ожидал: пара мужичков вида гадского втаскивала на помост веревки, блоки и тяжести. Не подумайте чего плохого про электронный файл, который мне припомнился.

Этот, так называемый стул Святого Петра-Пустырника, в качестве кола, был действительно гуманней кола Иеремии Вишневецкого, на который как сядешь и всё, кранты, на худший случай с денек помучаешься дико и издохнешь в отвратных конвульсиях. Между тем, с кола инквизиции, - настолько он сразу же резко расширялся книзу, - существовал шанс и встать относительно живым. И если относили к умелому лекарю, можно было каяться дальше. Всё зависело от тяжести грузов, которые не стяжающие (и так и не стяжавшие!) себе добра монахи привязывали крепкими веревками к ногам посаженного на их кол. Однако, по тому количеству камней и железного лома, который всё продолжали втаскивать на помост поганцы-либертисты, я решил, что Кармыш-улы оговорился или ввел меня в заблуждение. Они явно поймали не «шпионку», а какого-то «шпионищу», титана духа, отца местной охлократии и постараются чтобы его побыстрее просто-напросто разорвало пополам. Никакая шпионка бы, под этаким грузом и секунды не выдержала, и мне немного полегчало. Тяжелые предчувствия, что я знаю, о какой «шпионке» речь, могли и обмануть. А Кармыш-улы или Абрам Свободников мог и оговориться.