Иллюзия свободы

Иллюзия свободы

   Собака, скуля, тёрлась о мои ноги, сидя в кресле-качалке, я клал свою старческую руку на её спину, и жуткая головная боль понемногу отступала. В такие минуты я сравнивал себя с образом одного из героев романа «Мастер и Маргарита» - Понтием Пилатом. У него тоже был верный друг – собака, и только она могла облегчить боль, терзающую его душу и голову. Я часто задумываюсь о его жизни, пятый прокуратор Иудеи стал рабом своего положения в обществе. Ему было дозволено всё, от его решения зависели жизни людей, но в тоже время он был беспомощным перед законами и порядками. Он никогда не мог сделать то, чего по-настоящему хотел. Всегда непоколебимый и жесткий, считал Иешуа более счастливым и свободным, чем он сам. Только потому, как тот не заботился о своём внешнем виде, о том, что предстоит есть и где спать. Ему было безразлично, что говорят о нём люди, и оскорбления не наносили обиды. Он принимал всё как должное и не желал ничего другого. Иешуа Га-Ноцри не страдал из-за собственных страстей и не сломался перед телесной болью.

    Каждый раз, когда задумываюсь о смысле почти прожитой жизни, перед моими глазами предстаёт картина, как Понтий Пилат сидит в своём кресле, ничего более не ожидая от жизни, кроме как возможности быть освобождённым и закончить разговор с  арестантом Га-Ноцри. Его раскаяние было принято только, когда чаша страданий оказалась испита, и одно только слово «свобода» дало возможность поведать Иешуа о том, что он не успел досказать. Для прокуратора не было большего утешения, чем долгожданная свобода.

   Часто под вечер, когда боль отступает, я устраиваюсь в своём любимом кресле, включаю фильм «Храброе сердце», и пересматриваю его будто впервые. Столько искренней веры в победу своего народа, как в глазах главного героя, я не встречал никогда. Даже под страшными пытками, которые англичане пафосно называли «очищением через боль», он не признал над собой власть короля и не покорился ему. Сколько смысла было вложено в последнюю, выкрикнутую им перед казнью фразу: «Свобода!» - ради этого он прошёл долгий путь.  Чувствую ли я себя свободным? Нет, до недавнего времени не чувствовал, но когда нашел старые записи одного моего деда, я пересмотрел свои убеждения.

    В молодости я стал журналистом, эта профессия, как болезнь, передавалась по нашей линии из поколения в поколение. Мы были одержимы своей работой, но со временем из-за проблем со здоровьем мне пришлось устроиться работать в университет на кафедру журналистики. Несколько недель назад один из студентов попросил помочь ему с поиском материала для написания дипломной работы на тему рабства. Информацию, что находилась в библиотеке, я знал наизусть, впрочем, как и студент, поэтому ничего другого не оставалось, кроме как раскопать семейные архивные записи. Я раньше никогда их не читал, потому как был вечно занят, а теперь, видимо, пришло время с ними ознакомиться.

   Среди множества интересных материалов нашел потрепанный блокнот. Стерев с него слой пыли, принялся пролистывать страница за страницей и обнаружил внутри записи интервью, которое, видимо, так и не было опубликовано, иначе я бы о нём знал. Перед текстом была пометка: 1866 год. Когда в Америке закончилась гражданская война, моего деда отправили в Южные штаты, чтобы он написал статью со слов участников мятежа. Записи были сделаны на английском, которым я владел в совершенстве. Как оказалось, мои корни были в США, хотя сейчас я проживал на территории России. Меня никогда не интересовало генеалогическое древо, но находка просто поразила. В сделанных записях шла речь о бывшей рабыне Дубаку, с которой ему посчастливилось пообщаться. Именно посчастливилось, так как даже после войны права африканцев ущемлялись: они не могли общаться с белыми, выступать против них в суде, жениться на белых женщинах и это далеко не полный список ограничений, которые пришли на смену известным кодексам рабов. По какой причине она решилась с ним поговорить, я узнал, прочитав её историю…

- Что вы так смотрите на меня? – спросила Дубаку, глядя на меня из-под черных ресниц. Несмотря на то, что голова женщины седа, обрамление её темных глаз всё ещё было как сажа. – Мне не нужна жалость. Думаете, вы счастливее меня или имеете больше свободы? Уверяю вас, это всего лишь иллюзия, которую белые господа придумали для белых рабов. Хозяева и подчиненные – так было, есть и будет!

  Когда-то я жила счастливо на своей земле в Африке. У меня был муж, вскоре у нас должен был появиться ребенок и меня никто ни к чему не принуждал. В наш мир будто пришла чума. Сами же чернокожие ворвались в дом и, выгнав нас из него, потащили к британским кораблям. Мой муж не желал подчиняться, он пытался защитить семью и его убили. Нас раздели, голыми заковали в цепи, которыми мы оказались связаны друг с другом, и загнали на корабль. Людей так плотно набили в трюм, что мы даже не могли сесть. Вокруг одни дрожащие от ужаса тела, чтобы отдохнуть, нам приходилось ложиться друг на друга. Нас почти не кормили, за нами никто не убирал. Люди задыхались от зловонных испарений собственных испражнений. Казалось, что в таких условиях, будучи в положении, я не выживу. Вонь, как в загонах, сводила с ума. Кто-то совершал самоубийство, не в силах вынести унижения и, не желая быть рабом у белых. Переезд через Атлантику стал слишком долгим. Мы скитались по американским портам, пока все оставшиеся в живых не были распроданы. Никого не интересовало наше самочувствие, достаточно долго продержались только наиболее крепкие, среди которых была и я.

   Мои ослабшие ноги ощутили под собой землю только спустя два месяца. Меня купили слуги одного из местных господинов, только из-за того, что меня отдавали почти даром, хотя уже показался живот. Беременных обычно продавали дороже потому что, приобретая одного раба, хозяин имел сразу двоих. Дети рабынь автоматически становились его собственностью, как и матери.



#33894 в Проза
#19991 в Современная проза

В тексте есть: реализм

Отредактировано: 18.11.2015