Иллюзорка

Иллюзорка

— Туся! Туся! Ну где тебя носит?! Неси скорее! — несдержанно кричал дядя Тарик своей жене, которая одна сегодня обслуживала всю их семейную таверну.

— Ну вот, другое дело, — успокоился он, увидев полные кружки пенного на столе.

Схватив одну из них, сделал долгожданный глоток.

Эр, Коба, Рон и Гон удивлённо посмотрели на него, но перебивать не стали, понимая, что в такую жару всем хочется пить, но, видимо, некоторым хочется особенно.

— Уух! — протянул дядя Тарик и погладил себя по животу. — Ну вот, другое дело. Нет, вы не подумайте, просто так пить захотелось. На чём я остановился?

— Как вы собрались ехать в Железногорье, — напомнил ему Эр.

— Да, и вы уже прям даже ехали по Короборгской дороге, — уточнил Коба.

— Ах, да. Так вот. Поехал я в тот раз один. Другие торговцы уехали на день раньше меня — не стали дожидаться, пока кузнец починит колесо у моей повозки. И только я выехал от кишкоедов, как…

— От кого выехали? — удивлённо переспросил Коба.

— От кишкоедов.

Рон с Гоном, нахмурившись, переглянулись.

— Что-то даже страшно спрашивать, почему их так назвали, — нахмурившись ещё больше, чем Рон и Гон, сказал Коба.

— Ха-ха-ха! — громко засмеялся дядя Тарик. — Да нет, они обычные люди, по крайней мере, безобидные. Немного чудаковатые. Если у нас делают колбаски из свиных кишок, то они их просто так едят, не наполняя. Разумеется, предварительно обжарив или сварив. Кстати, я пробовал — так, ничего на вкус, но в виде колбасок они для меня боле предпочтительны.

— Теперь понятно, — чуть улыбнувшись уголком рта, сказал Эр.

— Так вот, еду, значит, я по этой Короборгской дороге и вдруг вижу — стоит она.

— Кто она? — не сдержался Коба.

— Не перебивай. Стоит, значит, она и вроде бы красивой такой кажется издалека.

Чуть усмехнувшись, Коба посмотрел на остальных. Но, никто его ухмылку не поддержал.

— Волос не видно из-за капюшона. Сверху на ней какой-то белый балахон. И босиком стоит. А утро было раннее, даже роса ещё виднелась на травке. Туманец такой ползёт по полям, не успел рассеяться. Я ещё подумал: «Уже заблудилась в такую рань. Как же ей не холодно? Ноги-то замерзли небось».

«Садись, — кричу ей, — подвезу!»

А она мне в ответ: «Нет, старик, не поеду».

«А чего?»

«Я же тебя жду».

Тут я прям дар речи потерял. И чем ближе я к ней подъезжал, тем холоднее мне становилось, аж мурашки по коже побежали. А красота её прямо на глазах начала исчезать и в какой-то ужас превращаться. И понял я тогда, что не девица это, а ведьма Иллюзорка!

— Ведьма Иллюзока? — переспросил Эр.

— А что это она там делала? Она же в других краях живёт, кажется, в Шиковом лесу, — опять весело перебил его Коба.

— А я почем знаю? Сковало меня всего от страха, а за горло словно рука какая-то схватила и слова проронить не даёт. Кляча моя, зараза такая, встала на месте как вкопанная и стоит, фыркает, вместо того чтобы умчаться. А эта идёт так медленно и тихо, босыми ногами по мокрой траве, и смотрит на меня, не моргая.

И чем ближе она, тем страшнее и холоднее мне становится. Смотрю, белый балахон её уже в серые лохмотья превращается, а молодая кожа и красивые босые ноги — в какие-то когтистые коряги, покрытые язвенно-дряхлой кожей. Подошла ко мне и говорит: «Ты что, старик, испугался-то? Думал, жить будешь вечно?»

А я не то, что ответить, я глоток воздуха вдохнуть не мог! Чувствую, что уже всё, задыхаюсь. Только и смотрю на неё. А она взяла меня за руку и «Пойдём!» говорит. Я, послушный, как ослик, встал и начал слезать со своей повозки. И тут, когда я спрыгнул, у меня из-под рубахи мой амулет и вывалился, который мне бабка по наследству передала. Как сейчас помню: маленький и круглый такой, с нарисованным большим глазом и каким-то знаком в нём. «Береги его, — говорила бабка, — не потеряй, а он твою жизнь не потеряет».

Ведьма Иллюзорка как увидела его — так и содрогнулась на месте. «Откуда он у тебя?» — спрашивает. А я ничего и ответить не могу со страху-то!

— Не надоело рассказывать одно и то же? — неожиданно спросила тётя Туся, ставя на стол зажаренную утку на блюде.

— Сгинь! У, ведьма! — постарался по-старчески грозно фыркнуть на неё дядя Тарик и продолжил рассказывать:

— Так вот, смотрит она на него, на амулет-то, и говорит: «А откуда он у тебя?» А сама глаза выпучила и уже чуть ли не трясётся вся. Говорит: «За этот медальон я тебя, пожалуй, оставлю жить. Только жизнь недёшево стоит, и ты об этом знаешь. Тебе придётся за неё ещё доплатить. Волю мою исполнишь».

И тут почувствовал я, как железная хватка меня отпускает. И я, наконец-то, смог вдохнуть воздуха глоток.

«В городе Гротбурге, — говорит она, — живёт король. Только король этот — не король. И жена его королева, но не королева. Но она только что родила младенца, принца, но и он — не принц. Привези мне его!» — и улыбнулась так жутко, напоказ своими гнилыми зубами и прогнившими насквозь щеками.

«Исполни, — говорит, — волю мою, и тогда ещё сто лет проживешь, обещаю тебе. А не привезёшь — сто лет тебя живьем обгладывать буду».

И сел я тогда в свою телегу и как дал дёру оттуда! Хлещу свою кобылу, а страх такой, что остановиться не могу. А когда оглянулся со страху-то, то она опять молодой девицей стала, краше которой я не видал никогда. Вот такая история приключилась со мной, дети мои, — сказал дядя Тарик и снова глотнул пенного из своей кружки.

— А что потом было? — осторожно поинтересовался Эр.

— Что? — переспросил дядя Тарик, закусывая поджаренной утиной ножкой.

— Я говорю, что потом было?

— А-а, потом я проснулся! — ответил он и махнул рукой.

—Ха-ха! — громко засмеялся Коба. — Так это всего лишь сон был!

Но кроме него опять никто больше не смеялся. Эр внимательно слушал, кивая головой. А здоровяки Рон и Гон молча ели ту же самую утку, словно сейчас больше ничего вокруг их не интересовало, иногда поглядывая на старика для приличия.