Имитация сказки

Главы XXX– XXXIII романа Е. А. Цибер "Имитация сказки"

   XXX.

   Надя проснулась до рассвета. Словно от толчка в бок. С нехорошим предчувствием на душе.

   Придворный – или дворовый? – петух простонал разок хрипло «ку-кхар-кху-у-у». И смолк, подавившись влажным предутренним воздухом.

   Залаяли тихо собаки. И перестали вскоре.

   Надя вспомнила золотистого куцехвостого Тэша. Славный песик! Как он скорбно мигал черными влажными глазками, наскуливая Фай о болезни Эз-Фары! Добряшка!

   Надя улыбнулась было. Но улыбка мгновенно погасла.

   Вязко как-то на сердце, неприютно.

   Может, из-за ревности к Фай?

   Да нет. С чего бы?!

   Сэйри уехал прочь, а Фай осталась здесь, в замке.

   Если нет давнего искушения под рукой – занятой мужчина о нем и не вспомнит!

   Ведь, насколько Надя успела узнать характер Сэйри, ее гений теперь наверняка волнуется только об одном – о проекте дворца! Раз уж выяснилось, что архитектор не только машет в воздухе, но еще и чертит на бумаге, значит, как пить дать, он всю дорогу додумывал: как бы улучшить чертежи, чего бы такое пририсовать для красоты и пользы?

   А Тео, наверно, ворчал: «Оставь, дружище! Хватит малевать! Поверь мне! Уже – отлично!»

   Поэт не любит проблем. Он похож на Надю. Они могут замять тему. А Сэйри – нет!

   Но отчего же так гнусно внутри?..

   Да и левый бок побаливает! А чего ему Надя сделала, своему боку? Отлежала, что ли?!

   Девушка выползла из постели. Немного раздвинула занавеси. С трудом приоткрыла одну из четырех створок окна. Квадрат окна состоял из четырех форточек, открывающихся во все стороны. Учитывая тяжесть дубовых рам, это было разумно. Интересно, проект окон-распашонок тоже создал Сэйри? Ведь, хотя замок стар, рамы совсем новые, а стекла – без царапинки!..

   Надя позевала. Потерла бок. Больно, будто кто-то зажал в кулак начинку – и тянет, тянет... Ну да ладно! Авось, перестанет!..

   Вяло обмыла лицо. Как и следовало ожидать, выронила на пол тяжелый кувшин. Спросонок Надя всегда бывала неловкой. Дома вечно прожимала кнопку на унитазе – папа потом чинил.

   Падая, серебряный кувшин задел край медного таза. Тот слетел на пол, радостно грохоча.

   – Кранты... – буркнула Надя.

   Она оказалась в луже не слишком чистой воды. На белом коврике расплывалось пятно, едва видимое в еще слабых рассветный лучах.

   Перед сонными глазами Нади летали, мерцая, какие-то маслянисто-радужные пятнышки, мешающие четко видеть.

   Моргая, Надя заставила пятнышки поблекнуть.

   Поколебавшись, решила не звать прислугу. А то обнаглела Надя тут очень, на казенных-то харчах! Уж и не помнит, когда без посторонней помощи сама что-то делала! Вот, разве что умылась сегодня! Да и то – насвинячила!

   Вздохнув, Надя, пересиливая резь в боку, принялась удалять следы утренней катастрофы. Половую тряпку и ведро попаданка нашла в потаенной кладовке, случайно замеченной однажды, когда Эль брала оттуда нужное.

   Вытерев насухо пол, Надя сообразила, что помощь ей все равно понадобится. Руки-то теперь – грязные, а чистой воды больше нет!

   Взяв салфетку и подцепив ею за ушко крохотный колокольчик, Надя покачала им в воздухе, беспричинно чувствуя себя последней дурой.

    – Как на сцене... – задумчиво вымолвила она. – Стою, бренчу, жду аплодисментов...

   Никто из прислуги не отозвался. Хотя Надя точно знала, что в соседней комнате, дежуря, спит Мэлси.

   Прежде служанка норовила спать при Наде, в углу комнаты, на матрасе. Как собака! Фи!..

   Как только девушка оправилась после зловещих запахов гиацинтов и вкуса медных пятаков, она выставила Мэлси в уютную комнату для прислуги, смежную с ее, господской.

   Надя поплелась в сторону дверки с рисунком играющего дудочника-дурня и мерзкой крысы, танцующей на задних лапах.

   Идиотские вкусы! Надо надеяться, эту резьбу придумал не Сэйри!..

   Тукнув пару раз в дверь, Надя прислушалась. Тишина...

   Ну, ладно! Пусть поспит! Найдется же тут какой-нибудь лосьон, чтобы обтереть руки!..

   Но лосьен не нашелся. Не успел найтись.

   В основную дверь постучались. Надя решила, что в коридоре – Эль. И открыла.

   На пороге оказалась она сама. Со свечой – в правой руке. И с кинжалом – в левой.

   И – вместо страха! – к Наде пришло воспоминание: вот оно, то, что ей снилось нынче ночью! Ей снилось: она зажигает свечу. Потом роется в каком-то ларце, достает кинжал. Потом открывает какую-то темную книгу – огромную, в золотом окладе! И читает, робко шепча, неведомые слова.

   А буквы в той книге не были пьяными букашками-клоунами! На бежевых страницах вились тонкими узорами спокойные волны, начертанные кем-то таинственно-лиловыми чернилами...

   – Воображаешь, управы на тебя нет?! – шипит дубль-Надя, отрывая оригинал от воспоминания. – Я же сказала: порешу! Так нет! Опять в замок заявилась!..

   Лезвие кинжала, направленное на больной бок Нади, почему-то не устрашило попаданку. На нее вдруг навалилась апатия. Почти полное безразличие к происходящему. И тело стало тяжелым. И мысли липкими – как нуга, застревающая в зубах. Лучше не жевать, то есть – не думать...