Иммунитет памяти. Другая я.

Глава 1.

У памяти тоже есть иммунитет — стирает то, что приносит боль.
Э. Сафарли. «Туда без обратно»

Pov Эва

— Отец, — я нашла его в кабинете. Как обычно, за работой.
Он поднял голову от бумаг и, судя по его напряженному взгляду, я снова обратилась к нему на другом языке.
Такое случалось иногда после аварии. Врачи не могли толком объяснить почему после травмы я начала разговаривать на чужом языке, а отец ссылался на русские корни моей матери.
Я старалась как можно меньше об этом думать – все, что я о себе знала, умещалось в последние четыре года моей жизни, а дальше – непроницаемая стена. Я ничего не помнила, абсолютно, а при попытках пробить эту стену начинались проблемы с головой. То, что сейчас составляло мою жизнь, я узнала от других, в большей степени – от отца. Мамы не стало еще давно, да я ее и не помнила, как, впрочем, никого из тех, кто представлялся моими друзьями или знакомыми.
— Эва?
Я моргнула и удивилась, обнаружив себя на пороге его кабинета. Видимо, я зачем-то шла к нему, а потом задумалась и забыла. Так тоже случалось. Улыбнувшись, я прошла к столу и села напротив него.
— Прости, я задумалась. Над чем работаешь?
— Это новое предложение, прислали сегодня из России. Предлагают сотрудничество «на выгодных условиях»,— отец хмурился и недовольно постукивал ручкой по столу. Русских он не любил и старался избегать любых контактов с ними, хотя, в прошлом активно сотрудничал с компанией из одного городка на побережье Черного моря.
— А ты что об этом думаешь?
Спрашивать о причинах такой неприязни не было никакого смысла, он только отмалчивался и переводил тему.
— Прежде, как ты знаешь, я работал с одной винодельней, но потом пришлось прервать сотрудничество, а сейчас «у руля» уже совсем другие люди, да и времена поменялись. Ты и сама знаешь какие отношения между нашими странами…
Политика было последним, что интересовало моего отца, когда дело касалось его бизнеса. А свое сотрудничество с Россией он прервал как раз около пяти лет назад, когда я попала в аварию. Но тогда он прервал все свои дела, оставив компанию на Килиана – своего заместителя, и сидел около меня неотрывно, помогая мне учиться жить заново.
— Тогда почему ты им просто не откажешь?
Он поднялся из-за стола, обошел стул и, сцепив руки за спиной, остановился у окна, за которым наполнялся красками ранний осенний закат. Окно выходило в сад, где росли старые ели и платаны, усыпающие траву разноцветными листьями.
— Эва, они единственные кто располагает технологиями, аналогичными нашим и точно знают, что нужно делать, — он устало потер глаза и продолжил,— и их предложение сейчас – это возможность для нас выйти из кризиса. Ты знаешь, что компания переживает не лучшие времена.
— Знаю, пап, — я подошла к нему и прижалась к плечу, — Тогда что тебя останавливает, кроме политики?
Он вскользь глянул на меня и усмехнулся – мы оба понимали, что политика здесь ни при чем.
— Есть определенные… обстоятельства, Эва.
— Папа?
Он довольно долго молчал, а затем жестом предложил мне сесть на небольшой кожаный диванчик и устроился рядом.
— Я недавно был у нашего врача, дела не очень. Необходимы некоторые медицинские манипуляции, но самое неприятное – он запретил мне любые перемещения на большие расстояния, особенно перелеты. Для заключения договора с русскими, мне будет необходимо посетить Россию.
— Какие манипуляции, пап? Операция, опять?
— Нет, не совсем. Это небольшая… процедура. Она не опасна.
Здоровье и вправду подводило его последнее время, обнаружились серьезные проблемы с сердцем, а необходимая операция была, увы, невозможна. Оставалось беречь его всеми силами.
— Конечно, ты никуда не полетишь и не поедешь, пап, — я немного замялась, формулируя мысль, — Но ведь могу полететь я. Мне это герр Эрзе не запрещал.. — я не успела закончить фразу, как отец резко меня оборвал.
— Нет, это даже не обсуждается.
— Отец, я достаточно здорова для того, чтобы начать чем-то заниматься, и потом, никто не знает о твоей компании столько, сколько знаю я. Сделай меня своим представителем, а если волнуешься, пусть Кил поедет со мной.
— Эва, нет. Одну или не одну, в Россию я тебя не отпущу, даже говорить об этом не хочу.
— Тогда мы можем потерять компанию, совсем. Мы уже три года пытаемся выйти из кризиса, а это – шанс, не только преодолеть трудности, но развиваться дальше.
— Твое благополучие мне дороже любой компании, погибнет эта, создадим новую…
Он говорил, а сам себе не верил. «Лехнер-Вейн», лучшая винодельня на протяжении последнего столетия в Бадене, была детищем нескольких поколений нашей семьи. Отец вырос на виноградниках и в цехах, знал все мельчайшие подробности и секреты производства вин, жил этим, дышал. Компания переживала не лучшие времена - кроме мирового кризиса, на ней сказалось долгое отсутствие отца. Килиан был отличным помощником и специалистом, но он совершенно не умел «рулить». Получается, что отец пожертвовал компанией ради меня, и мне хотелось помочь ему спасти ее.
— Папа, — я хотела, чтобы он меня услышал, — Я очень хочу тебе помочь, пожалуйста. И потом, мама была из России, я хочу узнать об этой стране больше, возможно, увидеть город, где она выросла.
Он ничего мне не ответил, лишь махнул рукой и вернулся к бумагам. Ему нужно было подумать, и я могла его понять.
Несколько лет газеты пестрели заголовками о том, что «винный король» Стефан Лехнер пытается отвоевать у смерти свою единственную дочь и наследницу. Журналисты буквально не давали ему прохода, теряя человечность в погоне за сенсацией. Обсасывались все подробности аварии, придумывались самые чудовищные причины. Простое объяснение о неисправных тормозах было скучным, а люди жаждали интриги и разоблачений.
И сейчас, когда все закончилось, и мы привыкали заново жить нормально, ему не хотелось давать новых поводов для сплетен.
Но больше всего он боялся за меня. Когда мне было пять, погибла мама. Авиакатастрофа. Самолет не дотянул до посадки меньше километра, упал, чудом не зацепив населенные пункты, но тех, кто был на борту это не спасло. Отец поседел за ночь, замкнулся и больше никогда не женился, даже долгих отношений не заводил, что уже говорить о детях – это я узнала из разговоров с фрау Хильфе - моей няни и домоправительницы по совместительству. Я не помню, каким я была ребенком и какие отношения были между нами, но я точно знаю, что ни в чем не нуждалась, а особенно в его любви и внимании.
А потом он чуть не потерял меня. Я никогда не видела никаких фотографий или сюжетов с места происшествия, только слухи, но и их хватало, чтобы понять – жива я осталась чудом. Вникать в это мне запретил герр Эрзе – мой врач, потому что любые попытки восстановить память приводили к проблемам. Как он объяснял, срабатывал защитный механизм, оберегающий мое сознание от потрясений. И лучше было его не взламывать, потому что предсказать последствия было невозможно. Надежды на возвращение памяти не оставалось – если в первые полгода с момента, как я очнулась, не произошло изменений, то и после их не будет. Я могла лишь узнавать людей или вещи, которые знала прежде. Даже учить язык, читать и писать пришлось заново.
После того, как врачи собрали меня по частям, полгода я еще находилась в коме. Потом был долгий период реабилитации – почти год я училась жить по новой, ходить, говорить и даже держать ложку. И только в последние два года я провела вне больничных стен, но под присмотром врача, отца и Килиана. Он был не только правой рукой Стефана, но и моим другом детства – сын лучшего друга отца, который когда-то состоял в бизнесе, но потом решил, что ему ближе коневодство и открыл собственные конюшни. Герр Росс часто фантазировал на тему нашей свадьбы с Килом, но, если верить их рассказам, мы так и не оправдали его надежд и остались друзьями, хотя когда-то пытались встречаться.
Получилось так, что кроме фрау Хильфе – нашей управляющей, женщин в моем окружении не было. Мои прежние подруги исчезли раньше, чем я смогла их узнать, а новые не появлялись в силу моего изолированного существования. Нет, я бывала и в Майнгейме, и за пределами Бадена, но сходиться с людьми не торопилась – что им мог дать четырехлетний человек? По крайней мере, мне так казалось. И сперва, мне самой хотелось познакомиться с собой, а потом искать друзей.