Империя (книга 2)

Глава 20 ТРИУМФ

На дворе стоял май, солнце светило ярко, уже совсем по-летнему. Бесконечные толпы празднично разодетых людей заполнили все свободное пространство от храма римского бога войны Марса до самого Капитолия. В доме с видом на проходящую церемонию, на нависающем над улицей балконе расположился Марк в окружении аристократов, наблюдая за происходящим. Вскоре, протиснувшись через толпу, к нему подошел Сципион, склонился к уху и прошептал:

– Я выкупил ту рабыню и доставил ее к вам на виллу. Асмодей выделил ей отдельную комнату. Только не пойму, для чего она нам, милорд?

– Ты воин, Абигор, тебе и не нужно этого понимать. Пускай Асмодей даст ей вольную, накормит, приоденет и приведет ко мне. Луций – зверь, но даже у зверя есть сердце. Она нам еще пригодится: не каждая удостаивалась чести остаться невредимой. Если он ее не тронул, значит, в ней что-то есть. Значит, можно будет потом заставить его сделать то, что он не сделал тогда. Как говорится, плох тот план, который нельзя улучшить. Мария из галилейского города Магдала? Мария Магдалина? – усмехнулся Марк и показал жестом, что Абигор может быть свободен.

Рим праздновал триумф племянника императора, Германика Юлия Цезаря Клавдия, покорителя варварской Германии, захватившего в плен не только непокорных вождей, но и жену самого Арминия – гнусного предателя. С раннего утра по улицам проходили колонны войск. Выступавшие впереди трубачи играли один и тот же грозный воинственный марш, под звуки которого непобедимые римские легионы обычно шли в битву. Звуки труб сливались с радостными криками: ими толпы народа приветствовали проходящие войска. Казалось, со дня своего основания вечный город еще не видел такого ликования и восторга: позор Вара был смыт, и непокорные германцы испытали на себе все ужасы мести римской военной машины. Даже привычные к таким пышным зрелищам римляне были изумлены. Тиберий по совету Марка устроил своему племяннику поистине небывалый прием. Если бы только Германик знал, чем ему обернется этот триумф! Марк готовил подходы к власти тому, кто проследует за колесницей триумфатора со своими солдатами. Солдатами Черного легиона. Как только под грозный марш и ликующие крики толпы по улицам прошли войска, вслед за ними двинулись юноши в праздничных, богато расшитых одеждах. Они вели двести белоснежных быков, предназначенных для жертвоприношения. За ними везли вооружение, доставшееся победителям. Обоз казался бесконечным: дорогая конская сбруя, панцири, шлемы, кольчуги, мечи и щиты – все это, нагроможденное на многочисленных повозках, теперь принадлежало римлянам. Вот, наконец, пронесли священную чашу из золота с драгоценными камнями, подготовленную в дар богу Юпитеру, и из-за поворота показалась вереница пленных. Они шли, понурив головы, с унылыми, скорбными лицами. Толпа стихла. Слышалось только бряцание цепей, поскольку все пленники были в оковах. И опять оглушительно грянули торжествующие крики: на улицу въехала запряженная четверкой белоснежных коней колесница победителя Германика. Он был в пурпурном плаще, расшитом золотом. В одной руке он держал жезл из слоновой кости, украшенный золотым орлом, а в другой – лавровую ветвь. Толпа стихла снова, когда за колесницей главнокомандующего появились четверо всадников на черных, словно ночь, скакунах, в черных доспехах, отделанных золотом. За ними вышли солдаты с тяжелым вооружением в обмундировании такого же угольного цвета. Они несли штандарт своего легиона, под которым красовались приделанные к древку золотые орлы разбитого войска Вара. Увидев такое, толпа взревела от восторга. Луций, возглавлявший отряд, окинул взглядом ликующий народ и слегка улыбнулся. Его конь фыркнул, поднялся на дыбы, после чего вновь важно зацокал по брусчатке, высоко поднимая длинные ноги. Наездник даже не покачнулся, а только еще более прямо уселся в седле и еще горделивее поскакал по улице под нескончаемые восторженные крики людей.

– Кто это? – поинтересовался в толпе человек в грубой некрашеной тоге простолюдина, обросший и опирающийся на палку.

– Ты что?! Это же Луций! Германцы боялись его, словно огня! Великий воин! Надо было устраивать триумф не Германику, а ему – это он победил варваров! Я воевал под его началом, пока меня не ранили, так что, старик, я знаю, о чем говорю! – ответил ему сосед в коротком военном плаще. – Едва ли найдется сейчас другой полководец, которого бы так обожали солдаты. Он вел нас вперед и сам кидался в самую страшную резню! Едва услышав его имя, варвары уже боялись сражаться против нас. А добычу он в основном раздавал воинам. Я никогда еще не служил в таком довольстве, как при нем. Его бы в императоры – вот зажил бы тогда народ Рима!

– Луций… – многозначительно и тихо произнес старик и, завернувшись в тогу, ушел, протискиваясь через толпу, словно через терновый кустарник.

Дело шло к вечеру. Торжественная церемония триумфа подошла к концу. Форум и близлежащие улочки обезлюдели, в базиликах после пышной церемонии и жертвоприношений в честь победителя Германика остались только прислужники, которые устало подметали полы и убирали мусор. Колизей тоже опустел, как только окончились последние, самые престижные бои, устроенные на потеху толпе, дабы ублажить ее жажду зрелищ. Люди расходились, обсуждая увиденное и услышанное за день, а высший свет собирался во дворце Цезаря Тиберия, который давал аристократам пир в честь своего победоносного племянника Германика, покорителя варваров.

Солнце светило еще достаточно ярко и образовывало вокруг движущихся против света фигур – мужской и женской – тонкое золотое сияние. Марк шагал к паланкинам, нежно поддерживая за руку юную девушку. Присланные к ним дворцовые слуги императора помогли им подняться на носилки. Уверенный вид Марка вызывал трепет и смирение у рабов. Он покровительственно обвел их взглядом и с важной легкостью сел в паланкин. Пара была одета в высшей степени элегантно. На голову девушки была накинута длинная шаль, через которую проникал свет, мягко очерчивая красивое лицо. Таким прозрачным мог быть только шелк – заморская ткань, считавшаяся дорогой даже у самых богатых людей. Девушка с робостью демонстрировала шаль окружающим, будто надела ее впервые. На ее плече поблескивала золотая булавка с огромным бриллиантом. Камень, переливаясь на солнце, заставлял жмуриться слуг, которые невольно бросали взгляд на бесценную вещь. Когда пассажиры уселись, кортеж медленно тронулся в путь, и вскоре носилки, которые покачивались, словно корабли на волнах, растворились вдалеке.