Империя (книга 2)

Глава 23 ВОССОЕДИНЕНИЕ

Яркий свет резал глаза, а в воздухе удушливой взвесью парил мелкий песок, скрипя на зубах и оседая в легких. «Местные, наверное, уже и не замечают этого. Закутают морды так, что глаза одни видны. Интересно, как они узнают друг друга?», – думал Луций, сидя верхом на коне. Из-под его шлема лился пот, от которого щипало лоб и щеки, а досадливый пыльный ветер не только не освежал лицо, но и неприятно шлифовал его острыми кварцевыми частицами. Генерал сжал поводья, лошадь встряхнула головой, уздечка, украшенная медными бляхами, зазвенела, блеснув на ярком солнце. Вот уже полгода прошло с их прибытия в Африку. Полгода – и ничего, никаких успехов. «Прав был Тиберий, когда сравнивал этого Такфарината с Гидрой. И точно: отрубаешь ему голову – на ее месте появляются еще две», – думал Луций. Внезапно его размышления прервали истошные крики, перемежавшиеся ударами молотка. Генерал обернулся на звуки и стал наблюдать за тем, как солдаты его легиона методично приколачивают к кресту женщину. Вскоре удары молота сменились свистом веревок, и крест вознесся к небу. Подавив очередных непокорных, Луций приказал распять всех пленных – почти тысячу человек. Повсюду вокруг него высились кресты, на которых висели мужчины, женщины, дети и старики. Вторую неделю солдаты распинали людей, и уже казалось, что обочина дороги в город Цезарею проходит через кладбище. Аппоний пытался остановить Луция, но генерал был непреклонен. Пленные были ему не нужны, а страх, который поселяли в повстанцах ужасные казни, – напротив, желателен. Слухи о его жестокости разлетались по Африке со скоростью быстрокрылой птицы. У многих жителей уже не было желания присоединяться к мятежу, как прежде. Генерал Черного легиона дал всем ясно понять, что ответ за каждого повстанца, кто поднял меч против римской власти, будет нести его семья.

Луций медленно ехал на коне вдоль дороги, не обращая внимания на крики, удары молота и проклятия. Вопреки обыкновению, его взгляд привлек изможденный мужчина: его ребра почти вылезли наружу, а покрытое черной запекшейся кровью тело было обожжено солнцем до пузырей и источало неприятный запах – видимо, он висел на кресте уже не первый день. Страдалец тяжело дышал и время от времени пытался что-то говорить слабым и хриплым голосом.

– Тпру, стой, – Луций осадил коня перед распятием и прислушался. Мужчина что-то бормотал на местном языке. – Мартин, позови Ромула! Я хочу знать, о чем он говорит. Мартин! – он повернулся к другу, но тот только отвел взгляд и расправил плечи. – Мартин, где Ромул?!

– Да пес его знает. С утра был здесь, потом куда-то делся! А что ты на меня так смотришь? Я ему нянька что ли?!

– Тогда найди мне хоть кого-нибудь, кто понимает язык этих животных! – поменялся в лице и задергал щекой Луций.

– Так точно, – недовольно ответил Мартин и, повернув коня, неспешно поехал куда-то в сторону. Минут через двадцать он вернулся с двумя легионерами, которые вели перед собой избитого пленника, грубо пихая его взашей.

– Ты знаешь латынь? – спросил Луций, глядя на него сверху вниз. Тот кивнул головой. – Что он бормочет? – показывая кивком головы на распятого поинтересовался генерал.

Пленник почесал затылок. Один глаз у него совсем заплыл, лицо было желто-фиолетовым от побоев, на одежде виднелась запекшаяся кровь. Он долго прислушивался, затем произнес:

– Говорит, что скоро придет царство божие, что люди избавятся от ненависти дуг к другу и что он скоро попадет в какой-то рай.

– И что ты ухмыляешься?!

– Он говорит, что прощает вас за то, что вы с ним сделали.

– Действительно, смешно. Интересно, ты тоже простишь нас, когда тебя приколотят к деревянной площадке?!

– Лучше сдохнуть на кресте, чем простить вас за то, что вы творите, мерзкие ублюдки! Ты кусок верблюжьего навоза! Сын шлюхи! Твой отец…

Не успев выругаться, он получил по зубам от легионера и упал на землю. Солдат было уже выхватил кинжал, чтобы прирезать мерзавца на месте, но Луций его остановил.

– Стой, не надо. Поднимите его. У тебя гадкий язык, ты знаешь об этом? – обратился он к пленному, который вытирал рот, размазывая кровь по лицу.

– Ненавижу вас! Будьте вы все прокляты! – сплевывая на песок, прохрипел повстанец.

Луций посмотрел на небо. Солнце припекало так, что, казалось, его заживо жарят на сковородке. Доспехи раскалялись, и находиться в них было уже просто невыносимо. Он прикрыл глаза и задумался. «Ты не такой уж плохой человек, Луций», – снова промелькнуло в его голове. И тут же вспомнилось другое: «Власть, мой мальчик, власть. У власти нет родственников, нет друзей. Для власти хороший враг – мертвый враг! За большое зло отомстить не смогут. Не смогут». Пот неприятно стекал по лицу, проникая за шиворот, и раздражал так, что хотелось содрать с себя влажную кожу. Луций вытер лицо резким движением, открыл глаза и пристально посмотрел на пленного.

– Мартин, проследи, чтобы его распяли последним. Узнайте, кто его родные, и приколотите их рядом с ним. Да, и пускай ему вырвут язык: без него он будет шипеть куда интереснее, – генерал тронул коня пятками и медленно поехал дальше.

– Будь ты проклят! Будьте вы все прокляты! – слышался голос позади него, но это был крик в пустоту.