Империя (книга 2)

Глава 37 ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ЛУЦИЯ

Марк стоял у бассейна, опершись руками о каменную кромку, и смотрел на ровную, как зеркало, гладь воды. Вдруг у его правой ноги поднялась и рассыпалась в стороны земля. Из образовавшейся норы выползла змея, обвила ногу хозяина, поднялась на каменный парапет бассейна и свернулась в клубок, уставившись в ту же сторону, куда и Марк. Он не спеша погладил ее по голове.

– Только скажите, и я расправлюсь с ним.

– Не стоит, Абигор. Не стоит. Все нормально, все так, как и должно быть. Скажи Маркусу: пускай отправляется к нашему прокуратору. Раз Луций не смог сделать то, что нужно, это сделает его брат. Понтию следует подготовиться к встрече. Да, и пусть он проведет беседу с первосвященниками. Как-никак, у них собираются отобрать самое ценное – власть, а они никому не позволят этого сделать.

– Как прикажете, милорд.

– Постой, – Марк дотронулся до змеи, которая тут же вытянулась и превратилась в меч. – Передай его Маркусу, пусть владеет.

Абигор слегка склонил голову, принимая оружие из рук хозяина.

Народ все прибывал и прибывал. Луций и представить себе не мог, что столько людей нуждаются в помощи. Оборванные, нищие, больные, они все лезли в дом, глядя на своего спасителя глазами, полными надежды. Такими глазами смотрела на него Мария, такие глаза он видел у своего брата, которого бросил на поле боя, такие глаза были у его отца. Остальные же смотрели на него глазами, полными страха и ненависти. Он старался не привлекать внимания, чтобы его случайно не узнали. Впрочем, сейчас до него никому не было дела. У них был Иисус, и он давал им надежду, веру и любовь. А Луций мог дать только боль и ужас. Да, у него была власть, но и у Иисуса была власть. Генерал добился своей, внушая людям страх, мессию же искренне любили: он давал надежду, а не отнимал ее. Люди тянулись к нему, падали в ноги, целовали обувь по собственной воле, а не из-за того, что им к горлу приставили холодную и острую сталь гладия. Но что сделано, то сделано, и вернуть ничего уже было нельзя. Мир оказался не таким, как он думал.

Иисус исцелял страждущих и рассказывал им о своем отце. Они падали ниц, славя его учения. Луций невольно ухмылялся, зная, как мерзок человек, зная это по себе. Сейчас он для них мессия, но приведи генерал сюда свой Черный легион, и все просящие тут же потребовали бы распять чудотворца, испугавшись за свои шкуры и мгновенно позабыв о том, что он их излечил. Луций прочитал в глазах Иисуса понимание. Тот знал, что отрекутся, знал, что человек несовершенен, но также знал, что многие останутся верны, и этого было для него достаточно. Кто-то в благодарность поцеловал ему руку, но он пристально смотрел на генерала, ожидая ответа на вопрос: «А ты, Луций? Ты не отречешься? Или ты все еще хочешь править миром? Только каким миром ты хочешь править? Тем, что дает мой отец, или тем, что обещает его брат?». Луций все еще находился у развилки, не зная, какой путь выбрать. Ему было, по большому счету, все равно: идти придется по любой дороге. Только приведут они к разным целям. Во взгляде полубога читалось: «Приведут все равно к отцу моему». А вдруг к Его брату? Иисус опустил веки: «Горе тому, кто к нему попадет, ибо не прощает он, а выносит приговор и карает».

Почти сутки шел народ к ним со своими бедами, со своим горем. «И давал им сын Божий то, что нужно было им, – веру, ибо не было до этого в них ее», – так записал Луций на исходе второго дня, когда спаситель исцелил всех нуждающихся. Слабый огонек зажегся в сердце генерала. Ему захотелось описать творения этого удивительного человека, свидетелем которых он стал, и передать его послание людям. Рядом с ним его не мучили кошмары, не преследовали призраки и не беспокоил карлик Авера. Рядом с ним он не ощущал боль шрамов на своем израненном теле и боль души – черной, прогнившей, никчемной, но все-таки человеческой души. И раз в ней поселились демоны, значит, когда-то жили и ангелы.

Луций на минуту задумался, глядя на то, как подрагивал в темноте огонек масляной лампы, но вскоре стал опять кропотливо документировать речи Иисуса, обращенные к прихожанам.

1. «Я Господь, Бог твой. Да не будет у тебя других богов пред лицом Моим».

Как только Луций поставил точку, заговорил Марк:

– Писарем устроился, генерал? Волка в овечьей шкуре не спрячешь. Ты умеешь только убивать, зачем тебе он? Тебя еще ждут в Риме. Я жду. Тем более, он лжет тебе. Его отец, он сам, да и я тоже – все мы боги. Так кому должны служить люди? Какому одному Богу?

Луций собрался с силами, стараясь не отвлекаться.

2. «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, что на земле внизу и что в воде ниже земли. Не поклоняйся им и не служи им».

– Ты думаешь, привыкшие кланяться статуям внемлют этому? Они не смогут почитать то, что не будут видеть. Ты же знаешь: они верны только тому, у кого есть власть, сила и меч. Они верны лишь тому, кто может уничтожить их. Они будут верны тебе! Возвращайся. А если хочешь, чтобы поняли они, допиши сюда, что у Бога есть брат Его. Брат ревнивый и ненавидящий людей, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого колена.

– Хорошо, – Луций записал слова Марка. – А творящим милость, любящим Его и соблюдающим заповеди Его, Господь дает благо до тысячи родов.

– Ты изворотлив. Неплохо. Только увидишь, переврут они то, что ты написал, – раздался холодный, пронзающий разум смех Марка.

3. «Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно, ибо Господь не оставит без наказания того, кто произносит напрасно имя Его».

– Глупости, Луций, глупости. Ты сам знаешь: они будут вспоминать и поносить имя Его каждый раз, когда Он не даст им то, чего они хотят.

4. «Помни день последний недели, чтобы святить его. Шесть дней работай и делай всякие дела твои, а день седьмой посвяти Господу, Богу твоему. Не делай в оный никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя, ни скот твой, ни пришелец, который в жилищах твоих. Ибо в шесть дней создал Господь небо и землю, море и все, что в них, а в день седьмой почил. Посему благословил Господь день этот и освятил его для отдыха».