Имя ночи

Часть первая. Постное утро

***

Она бежала по галереям и коридорам почти вслепую. Перед глазами все начало расплываться еще в тот момент, когда взволнованная компаньонка, не дожидаясь положенного разрешения, прокралась на цыпочках в спальню и громким шепотом оповестила: Уходит!

- Лени! Лени! — окликнул девушку кузен, мимо которого она промчалась, даже не отмахнувшись. Сейчас не было сил обращать внимание на что-то, что могло отвлечь от главного. Уходит… Уходит! Куда? Почему? Почему сейчас? Многие ответы уже покоились на своих местах довольно долгое время. Но смириться с этим мешало то непонятное и пугающее чувство в груди, которое, казалось, вот-вот сожмет сердце в маленький бездвижный комочек плоти с запекшейся внутри кровью.

Задыхаясь от бега и слез, Лени проклинала тот порядок устройства их мира, который не позволял каменщику, пусть даже и столь успешному, селиться в комнатах для семьи или гостей. Расстояние до флигеля с мастерской не представляло трудности в любой предыдущий день, когда она одолевала его с легкостью и неторопливо, упиваясь предвкушением намеченной встречи. Но сейчас эти чертовы закоулки и бесконечные проходные залы казались наполненными странным сыпучим песком, в котором вязли непослушные ноги, и все превращалось в какой-то навязчивый сон, где никак не удается приблизиться к цели. Уходит! Она знала, что это однажды произойдет, но не хотела верить. Вернее, заставила себя верить в удачный поворот, который внезапно и чудесным образом переплетет линии жизни в такой узор, при котором судьба носительницы княжеской диадемы станет навеки связана с судьбой безродного заклинателя камней. Уходит!

Перед самым последним проходом, низким и почти не освещаемым, Лени замедлила шаг. Вытирая глаза и щеки ладонями, она перевела дыхание и неуверенно подошла к полуприкрытой двери. На мгновение где-то во мраке тоскливой бездны затлел огонек надежды — дверь не закрывалась только тогда, когда незаконный избранник княжны ожидал ее милостивого визита. Однако, толкнув эту последнюю преграду и, как обычно, бесшумно войдя в помещение мастерской, девушка убедилась окончательно — уходит. Уходит! Огромная буро-коричневая сума, с которой он появился здесь три года назад, как и тогда набитая инструментами и всеми его непонятными книжками, ждала у выхода на восточный двор. Сам молодой человек стоял возле стола и что-то писал карандашом на синеватом листе бумаги.

- Что происходит, Фин? — голос уже срывался на ноющие тона, и пришлось глубоко вздохнуть, чтобы хоть ненадолго отсрочить подступающую волну рыданий.

Мастер не спеша перевел взгляд от бумаги на гостью. Растрепанная, наспех одетая в простое льняное платье с развязанным шнурком на груди, она испуганно и умоляюще смотрела на него и пыталась понять, насколько происходящее может оказаться правдой. Не дождавшись ответа, девушка бросилась к человеку, который сейчас был важнее, чем гордость, и крепко прижалась к нему, обвив руками. Вскинула свое милое, заплаканное личико и попыталась дотянуться до его губ. Но вдруг застонала и, не разжимая объятий, медленно сползла, опустившись на колени. Все кончено. Сдерживать рыдания не было смысла, и она заревела словно маленькая, обиженная девочка. Тот взгляд, который сами каменщики называли зеркалом исхода, уже на полную глубину основался в серых глазах Финиса и больше не пропадал, как раньше. Да, этот взгляд, впитавший отблески тех корундов и турмалинов, с блеском и жаром которых мастер обращался так ловко, прежде становился таким чужим и холодным совсем ненадолго. Все чаще в последнее время. Но неизменно с возвращением к обычному своему состоянию. И уж конечно, малейшее прикосновение княжны или даже ее слово, обращенное к возлюбленному мужчине, изгоняли оттуда и холод, и безразличие, и страшную тоску обреченности, которыми наказывались мастера за тайну познания камня. Теперь же эти страшные признаки зрелости не исчезали.

Фин смотрел на девушку, дрожащую и всхлипывающую у его ног, и не выказывал ни малейшего сочувствия. Дождавшись, когда иссякнут ее силы, он произнес все еще своим, но уже звучащим по-чужому, голосом:

- Ты знала, что рано или поздно это случится. К чему теперь мести пол собственной одеждой?

- Почему ты так зол? — тихо спросила Лени, даже не пытаясь подняться.

- Зол? Я? — безучастно ответил каменщик. — Я не могу испытывать ни злости, ни ненависти, ни сострадания. Все происходит так, как и должно происходить. Мне пора уходить, и мало смысла в каждой минуте, проведенной здесь из-за того, что развратная дочь владельца моего временного жилища позволила себе поверить в возможность изменения законов человеческой природы, которые…

- Я люблю тебя! — перебила его Лени отчаянным криком, — Люблю! Люблю!

С видом загнанного в угол зверька она снова впилась взором в лицо каменщика. В нем читалось полное отстранение.

- Люблю… — простонала она и добавила: Может быть, не тебя, а того, кем ты был раньше. Если так, то верни мне его. Верни… Ты должен вернуть…

Финис отступил на шаг, вырвав себя из рук девушки, и направился к выходу. Лени его не останавливала. Уткнувшись в ладони, она распростерлась на засаленных и покрытых пятнами досках пола и уже не видела, как полюбившийся ей когда-то странник исчезает из ее жизни, впуская в открытую дверь мастерской непроглядную черноту осенней ночи.