Инеистый лис

Инеистый лис

− Марит! Ты вскипятила воду? – хриплый голос Гутлеифа вывел девушку из задумчивости. – Что ты там возишься? О-о-х, череп Имира1! Как же больно!

Брат вернулся из похода с нехорошим ранением в бок. Вёльва Янике дала травы и сказала, что жить будет, только нужно менять примочки с травяным настоем каждые два часа. Ещё, этот же настой нужно пить четыре раза в день по полной чашке, предварительно опустив туда раскалённый на огне камешек, с вырезанной руной «Уруз».

Не обманула. Гутлеиф, первые двое суток после возвращения их драккара, метался в горячке, никого не узнавая, выкрикивая ругательства, и так стонал, что Марит думала её сердце разорвется от жалости к брату. Стоило только дать ему настой, как он уснул, всё ещё постанывая во сне. Первые сутки травы вытягивали из раны гной – приходилось менять повязки каждые полчаса, выбрасывая зловонные тряпицы. Сейчас, по рекомендациям вёльвы, примочек хватало и четырех за день, а перевязочные тряпки можно было постирать и прокипятить. Рана уже выглядела гораздо лучше – чистые розовые края потихоньку начали стягиваться: Янике говорила, что хорошо бы их сшить, но девушка тянула, побаиваясь повторного заражения.

Гутлеиф теперь находился в сознании, только страдание делало его крайне раздраженным и сварливым: сестра еле выдерживала его болезненные придирки.

− Смени повязку! Эта уже высохла и скребет рану!

− Сейчас, подожди! Нужно снега набрать для настоя.

− Ты ещё не набрала?! Вот гусыня! Да пошевеливайся ты! Мне что, до Рагнарёка ждать пока ты с места встанешь?

Стиснув зубы, Марит на́скоро одела овечью безрукавку схватила деревянное ведро и выскочила во двор. Снегу намело до колена, мороз возле самого берега сковал прозрачными кружевами льда воду во фьорде. На темном небе змеились «Отблески доспехов валькирий»2, заливая округу призрачными зеленоватыми всполохами. Марит, было, залюбовалась – никогда не могла просто отвернуться от этого потрясающего зрелища! Все небо над скалистыми берегами фьорда, занесенными снежными шапками, переливалось желто-зелеными лентами, непрестанно текущими в пронзительной тишине полярной ночи.

Девушке представлялось, как она сама, грозная и величавая, несется по небу на крылатом коне, собирая души воинов, павших в боях, провожая их в Валгаллу. Вдалеке завыли волки – их голодные голоса разрушили очарование. Девушка оторвалась от фантастического зрелища, направляясь к краю деревни – брать снег прямо со двора, где ходят люди, бегают кошки и собаки – нет уж! Это пусть соседка, лентяйка Гудрун так поступает, а брата сейчас любая грязь может в могилу свести.

На улице - ни души! Который сейчас час? Она, в заботах о раненом, совсем потеряла счет времени, а полярная ночь и вовсе стерла все ориентиры. Подойдя к кромке леса, девушка, беспокойно озираясь, зачерпнула полное ведро снега. Вдруг из-за темных силуэтов деревьев сверкнуло что-то ярко-голубое: глаза! Страх мигом приморозил ее к месту: кто там, во тьме за деревьями? Таких глаз не встречалось ни у одного живого существа – чистого, льдисто-голубого цвета, сковывающие острой стужей с одного взгляда!

Сразу вспомнились легенды о Гери и Фреки - ужасающих волках, служащих Одину, пожирающих любого, на кого укажет грозный одноглазый владыка Асгарда. Умом понимая: бегом по глубокому снегу не уйти и от простых животных, не то, что от волков Вотана, Марит все-таки поддалась панике, бросившись со всех ног к своему дому. Вόвремя! Уныло-алчущий вой раздался совсем рядом – в каких-то ста шагах! Девушка бежала, оскальзываясь на снегу, тем не менее, не бросая ведра, которое, превратилось в громоздкую помеху, больно бьющую по ноге даже через слой теплых юбок.

А вот и дверь! Она из последних сил дернула за веревку, привязанную к толстым доскам вместо ручки, влетела в дом, стараясь поскорее захлопнуть за собой створку. Поставив ведро со снегом на землю, дернула засов и подперла дверь бревнышком, а потом осторожно заглянула в тонкую щель между крепко сколоченными досками. По двору в неверных лучах «Отблесков доспехов валькирий» скользили какие-то тени. Девушка испуганно попятилась, и чуть было не свалилась, запнувшись за забытое ведро с тающим снегом.

Пройдя в единственную комнату их, доставшегося от родителей, маленького дома, Марит с легким удовлетворением заметила, что пока она ходила, Гутлеиф успел уснуть, частично сбросив с себя волчьи шкуры, в которые до этого кутался, дрожа от лихорадки. Очаг давал хорошее ровное тепло, а стены, покрытые снаружи мхом и лишайником, хорошо держали его. Отлаженными движениями девушка зачерпнула котелком подтаявший снег из ведра, и подвесила его над огнем, чтобы приготовить очередную порцию лекарственного отвара. Потом потрогала тыльной стороной руки лоб брата – он оказался прохладным – жар спал. Когда вода вскипела, она бросила в котелок пять щепоток сбора, что дала вёльва, и тут же сняла с огня, плотно закрыв крышкой и закутав тряпкой.

Рядом с домом противно завыло, резко сорвавшись на истошный визг. Гутлеиф резко открыл глаза.

̶ Что это? – взволнованно спросил он, - Волки? Так близко?

̶ Я плотно закрыла дверь, - уверенно заверила Марит, на самом деле этой уверенности не чувствуя.

Визг перешел в быстро удаляющийся болезненный скулеж, а затем раздался захлебывающийся собачий лай.

̶ Наконец-то выпустили овчарок! – удовлетворённо отметил брат, - Лекарство готово? Ты сделаешь мне, наконец, перевязку?

Пропитывая перевязочные тряпки настоем, Марит вспомнила о льдистых глазах, смотревших на нее из чащи, ощутив неожиданный острый озноб.

***

С каждый днем Гутлеифу становилось все лучше. Янике, придя в очередной раз проверить больного, зашила рану: теперь она заживала еще быстрее.Брат уже вставал с постели самостоятельно, и, наконец, достал подарки, привезённые из похода. Объёмный мешок так и лежал до этого в углу – Марит не любила шарить в чужих вещах без спроса, да и не до этого было. Доставая каждый трофей, Гутлеиф рассказывал, как добыл его, хвастливо приукрашивая собственную доблесть.