Иннокентий едет в деревню

0.0. Дауншифтинг

0.0.0. Всем собакам собаки

Одна из собак подняла морду и уставилась на меня.

Я замер.

Собака встала. Донеслось злобное рычание.

Я попятился, она гавкнула.

– Поехал бы на автобусе, – будто сказала она, – и проблем бы не было.

– Битый час шел, надеясь на попутку. Но пейзаж не менялся: ни автобусов, ни машин. Людей тоже не было. Заиндевевшие деревья стояли неподвижно.

Несколько раз я сворачивал с шоссе, но ни одна из дорог не вела к бабушкиному дому, ни одна не показалась знакомой. Пока на стволе высокого клена не увидел доску объявлений: «Куплю дом», «Продам уголь».

«Кажется, здесь», – обрадовался я и свернул. Но вскоре глаза споткнулись о черное пятно на снегу: посередине дороги лежали собаки.

Одна из них, оскалив зубы, направилась ко мне. Ее товарка лениво потянулась и встала.

Я заметил грязные космы, красные глаза размером с блюдце. Повернулся и пошел обратно.

Умные люди сказали бы, что поворачиваться спиной – ошибка. Я же твердил себе: «Главное, не смотри!» Чем быстрее уходил, тем медленнее и спокойнее чеканил слова: «Я сам создаю действительность. Без наблюдателя нет объекта наблюдения».

Достигнув шоссе, я перевел дух и заставил себя обернуться. Никого.

Прошел метров десять. Оглянулся. Собаки стояли у поворота. Но дальше не шли, будто сдерживаемые невидимым забором.

Они внимательно смотрели мне вслед. Потом заскулили и, понурив головы, поплелись обратно.

«Вот черт», – услышав песий скулеж, я устыдился. Собаки были голодны и одиноки.

Я полез в чемодан и достал бутерброды, что взял с собой. Вернулся к повороту и бросил колбасу в снег на обочине. Привлекая внимание, тихо окликнул:

– Эй!

Собаки не оглянулись. Они разочарованно брели обратно на належанное место посередине дороги.

– Какие же вы дурные, – с грустью посмотрел на колбасу.

Я был раздавлен. Оставшись без бутербродов, но с памятью о том, как позорно улепетывал от собак, я отправился искать обходной путь к бабушкиному дому.

Только потом я понял, что дворняги, лежавшие на дороге, служили предостережением. По словам Лизетт, они были добрыми друзьями, посланными защитить от беды. Я думал, они охраняли дорогу от меня, чужака, но они охраняли меня, чужака, от дороги.

Не переступи я порог бабушкиного дома, не случилось бы ни одной из семи ночей, что лишили меня покоя. Не оказался бы я врагом деревни Шахматная, не запятнал бы имя любимой бабушки, не встретил бы ту, которую должен был встретить.

0.0.1. Бесполезный ключ

Я слегка расчистил ногой снег у двери. Вставил ключ в навесной замок. Попытался повернуть, но ключ застрял. Я дернул раз, другой, вытащил.

Недолго думая, засунул ключ обратно. Он снова застрял.

Я боялся сломать, деликатничал, но замок не поддавался. Не выдержав, я стукнул им по двери. Потом потер руки, подышал на них и опять приступил к работе.

Ключ с трудом повернулся, и я услышал долгожданный щелчок. Мысленно я уже наливал в чашку из бабушкиного сервиза ароматный горячий чай, слушал треск поленьев в печи.

Потянул за ручку, но дверь не открылась. Я тянул и тянул. Сделал упор на ноги и резко дернул – ничего. Будто приколочена. Что за черт?

Я оглядел дверь сверху донизу: обледенела. Что делать, я понятия не имел. Был бы у меня нож, расколол бы лед на двери. Был бы фен, растопил горячим воздухом. Был бы кипяток, облил дверь из ведра. Отец размораживал автомобильные дверцы спиртом, но у меня и водки с собой не было.

Сняв варежку, я полез в карман за мобильником. На экране безжалостно высветилось: «Нет сигнала».

– Блин, – покрасневшими от холода пальцами я набрал отца, но гудок не пошел.

«И какого хрена никто не сказал, что тут связи нет?!» – возмущался я, стуча носком ботинка по обледенелому краю двери.

«Можно поехать домой. Будто меня и не было, – подумал я. – Посидеть до поезда на вокзале, и ту-тууу».

В кармане лежала бумажка с расписанием. Я не верил глазам, слезящимся от холода, недосыпа и усталости: обратный поезд придет через неделю. Слишком долго, чтобы сидеть на вокзале.

Ручные часы показывали начало девятого утра. Время пить чай и заедать его приготовленными бабушкой пирогами, но никак не время стоять на пороге ее равнодушного дома и морозить нос.

Я устал. Казалось, нужно только войти, и остальные проблемы решатся сами. Но войти не удавалось.

Я обошел дом. Стены выцвели на солнце и из изумрудных стали светло-зелеными. Шифер на крыше потрескался, потемнел. Окна были закрыты ставнями и заколочены. Дом старился вместе с бабушкой, а, когда ее не стало, замер в летаргическом сне.

Дом, хлев и сарай были закрыты на огромные ржавые замки. Только дровяник открыт, но в нем ни дров, ни даже щепочки. Выглядела усадьба неприветливо.

«Влезть в окно? Но без инструментов… Можно молотком, гвоздодером, но потом-то что? Не разбивать же стекла!»

Я подошел к сараю, в котором бабушка могла хранить инструменты. Даже не пробуя открыть замок, первым делом оглядел дверь. На ней наросла толстая корка льда. Сарай мне тоже не открыть.

0.0.2. Руки вверх

– Кто тут по дворам ходит?

Я обернулся. У калитки стоял старик в телогрейке, на голове меховая шапка, руки в боки. Лицо красное, обветренное.

«Домой хочу», – подумал я, опуская голову.

– Нечего оттудова выносить, и не думай! – сказал старик, пропихиваясь в узкую щель калитки. – Я сам все вынес.

Он подошел поближе и остановился возле меня. Глаза у деда были грустные.