Инструкция

Инструкция

И в кратком руководстве к смертным душам, и в расширенном (в первом же томе – глава третья) сказано, что душа смертных живёт три раза.

Вообще-то так было не всегда, а только с тех самых пор, как Подземное Царство, забирающее к себе большую часть всех душ, перестало справляться с нагрузкой. Тогда, на редком заседании представителей трёх царств: Подземное, Небесное и Людское – и было выработано решение о перерождении душ. Предоставлялись какие-то расчёты, теоритически возможная тонкость души и прочие абсурдные оправдания, приводившие к одному итогу: душа может жить три раза. Так и записали в руководстве.

Итак, если обращаться к основному документу, что стал инструкцией для прислужников Царств (Людское, впрочем, куда-то посеяло не только руководство, но и самого представителя), то можно узнать, что душа не только живёт три раза, но и живёт каждый раз по-разному. Да, пришлось поработать и поменять устройство души (не всем смертным повезло иметь душу, что по-прежнему имеет старое устроение и меняется в течение его жизни), но дело пошло.

В первом своём явлении душа наивна. И человек, носящий её, как правило, лишён всякого порока и полон искренности.

Во второй раз, душа, вернувшаяся из мрака или из света, имеет уже не только опыт за собой и странную интуицию, но и циничность. Такой человек показывает зубы, умеет за себя постоять и не умеет верить. Если и поддаётся же он какой-то вере, то как бы стесняясь, и порою сам досадует на себя – откуда ему знать, что душа его уже жила и знала какое-то количество ошибок?..

В третий раз душа, возвращаясь, обретает гармонию. В людском мире такое состояние называют «дзеном» или «пофигизмом» – и об этом тоже есть сноска, правда, в расширенной инструкции, а не в краткой её выжимке.

И всё прекрасно, кроме одного маленького обстоятельства, который, однако, как и множество мелких фактов, имеет склонность к переворачиванию всего происходящего. Дело в том, что и краткое руководство, и расширенное написали теоретики. Да, прекрасные, отзывчивые, добрые, милосердные, но теоретики.

Они не стояли у врат Подземного или Небесного Царства, выдирая силой из своих владений душу, что не хотела идти снова к людям, а хотела иметь покой.

Они не спрессовывали мятежные души в наказание за сопротивление в ужасный, шевелящийся брикет, чтобы послать этот ужасный кусок в Подземное Царство, где грубые руки и лапы низших демонов дробили бы эти спрессованные души по своему усмотрению, отрывая куски от одной души, приставляя их к другой, и спаивая и сшивая грубыми нитками мироздания за одну только попытку выпросить покоя.

Эти теоретики, в конце концов, не знали, чего стоит заложить в существующем мире, производство новых душ! И их плановая, опять же теоритическая расчётливость в том, сколько и кого нужно явить, тоже терпела крах…

И пришлось выкручиваться. И пришлось нарушать написанные инструкции и посылать души в людское Царство, перерождать их не только в третий, но и в четвёртый, и даже в пятые разы, чтобы хоть как-то перекрывать неожиданные провалы производства.

И тогда появились люди, которые уставали уже едва проснувшись – так возвращались четвертые души. И ничего не радовало этих людей, и всюду давил на них мир, и казался необычайно сер.

И тогда появились на редкость неудачливые люди – это возвращение души в пятый раз. Люди, на которых не было написано и уготовано счастья. Люди, чьи души были настолько тонки, что не давали ни силы, ни гармонии, ни веры – ничего.

Всё это было недолгий период, но, однако, было. И история трёх Царств знает это, знает, как грубо нарушался самый важный документ – инструкция по эксплуатации души, пока не были выработаны сегодняшние нормы производства и утилизации душ на вечный покой.

История помнит, и не воздаст.

***

Последней душой, заставшей нарушения инструкции главного руководства по эксплуатации смертной души, была душа Ортвина Менно. Его имя внесено в справочный раздел расширенного руководства, но едва ли Ортвин Менно мечтал об этой славе и был бы ею успокоен.

Его душа была возвращена в пятый раз, и если бы смертные видели её, то поразились бы неприглядному её виду: это было необычно тонкое полотно, будто бы повторяющее контуры человека, с той только разницей, что со всех сторон и кое-где в самом контуре были будто бы вырваны безжалостной властью целые куски. Если сравнивать душу с одеждой, то можно было бы сказать честно – вид был как у лохмотьев бродяги.

Но смертным не дано видеть души, и потому душа – измученная, слабая, лишённая всякого внутреннего стержня, с тяжелым шлепком расползлась по сути Ортвина Менно, и понемногу впиталась в него…

Но Ортвину Менно не было назначено ещё судьбы. И души ему тоже толком не было назначено, и чтобы поддержать его существование, и дали ему эту душу, которую надо было по инструкции списать. Но готовой души на замену под рукой не было, и отправили то, что было.

И так определили жизнь Ортвина.

Надо, однако, сказать, что до того как излохматиться и остаться в таком жалком виде, эта душа – уже душа Менно – принадлежала до этого людям решительным и смелым. Душа смутно помнила, что была в сути какого-то военного, затем какого-то политика, потом в каком-то непризнанном гении…четвёртой жизни она не помнила – усталость побеждала, но в этот раз, доведённая до небывалого состояния, душа почему-то помнила и хранила свои лихие жизни.

И, может быть, этим заразила Ортвина Менно, которому не было уготовано ничего, кроме разочарования и неудач.

Ортвин Менно был обречён с самого рождения. Его мать, сама не зная от кого беременна, едва разрешившись, отдала его в первые попавшиеся руки и, отлежавшись, отправилась на поиски выпивки в смутные и мрачные трущобы города.

Руки же, забравшие дитя, принадлежали цыганке и кто знает, чем кончилась бы жизнь Ортвина – стал бы он попрошайкой или вором, или вовсе бы умер где-нибудь в скитаниях с табором, но в ту ночь была облава жандармов и Ортвину, можно сказать, повезло против установки на неудачи: табор погнали из города, а светлокожего слабого и молчаливого ребёнка передали под покровительство приюта «Святого сердца».