Интриги императорского двора

Глава 15. Я скучаю

– Тёплых вещей достаточно положили? В Сигурё сейчас должно быть гораздо холоднее, чем у нас. Эта провинция ведь граничит с Нордландией. Совсем север... Адриан, доставай мой плащ из волчьего меха! Нужно все учесть, путешествие долгое...

– Ваше Величество, перестаньте! Я не первый раз уезжаю из столицы и прекрасно могу позаботиться о себе сам!

– Не мешай!

Альберт решительно пресекал все попытки сэра Эймери заявить о своей независимости. Они были знакомы большую часть жизни императора, и, стоило юноше представить, что они не увидятся еще довольно долго, сердце тут же сжималось от недобрый предчувствий. И поэтому бедному телохранителю лишь оставалось наблюдать, как Его Величество, преобразившись в курицу-наседку, на пару с Адрианом превращает тщательно собранный багаж в пёструю свалку лишних вещей.

Все закончилось лишь тогда, когда в комнату вошел камердинер герцога и объявил, что через полчаса у императора урок истории, посвященный Империи Востока, и пропускать его никак нельзя. Альберт оторвался от горы вещей, в живописном беспорядке лежащих на диване, и вдруг произнес:

– Может быть, тебе не стоит ехать?

– Может быть, не стоит сомневаться в собственных решениях, Ваше Величество? – в тон ему ответил сэр Эймери. – Вчера, когда я ходил попрощаться с родителями, услышал, как люди на улице говорят о новой войне, о том, что скоро снова будут призывать в армию, что Восток взят еще не весь и нам стоит сравнять Сигурё с землей. Как и большинство тех, кто дружит с клинком, я сражался на войне. Еще до того, как стал вашим телохранителем. Ваше Величество, война – это самое ужасное, что может быть на свете. На войне есть лишь смерть, кровь, грязь и предательство. Предательство друзей, предательство тех, кто должен вести нас вперед, и предательство собственной души. Я видел, как люди умирали еще до того, как гибло их тело. Они спят, едят, идут в атаку. Но глаза пусты, память о том, что было до войны, стерлась, а руки сами тянутся к выпивке. И даже если они чудесном образом уцелеют в очередной мясорубке, им нет пути назад. Теперь их душу захватила война. Вернувшись домой, они будут продолжать слышать звон стали, видеть мертвые тела, пострадавшие от магии, разрывающей плоть... Никто из нас не вернулся назад такими же, как и прежде. Что-то было уничтожено в моей душе, когда я впервые ступил на поле боя.  Я думал, что безвозвратно. Однако, когда я стал вашим телохранителем, мне стало чуточку теплее.  Все эти дни, проведенные с вами... Я благодарен, что вы позволили...

– Не смей!

К концу речи Альберт понял, что его глаза увлажнились, и отвернулся. Он император, чтобы ни случилось, у него нет права плакать на глазах у своих подданных.

– Не смей говорить так, будто прощаешься навсегда! Месяца через два мы встретимся вновь. И только попробуй не успеть к коронации! Доброго пути, Эймери! Пойдем, Адриан.

Так и не бросив последний взгляд на своего телохранителя, молодой император твердой походкой вышел из комнаты.

Весь день пошел кувырком. На уроке истории он умудрился перепутать события Столетней войны и завоевания Нордландии, на занятиях магией не смог сбросить наведенную иллюзию, а на фехтовании едва не оказался убит собственным телохранителем. Впрочем, в последнем вины Альберта не было: юный Гловер из-за неопытности плохо определял уровень противника и всегда сражался всерьез. Новоявленного императора спасло только то, что мечи в их руках были учебные. Однако страшный на вид лиловый синяк в районе печени он все же получил, из-за чего пришлось отменить очередную аудиенцию с послами Империи Востока.

В свою комнату Альберт вернулся очень уставшим и весьма недовольным собой. Даже вертящийся под ногами Ичиро не смог улучшить настроения юноши. Он считал, что раз уж теперь отвечает за целых две империи, его эмоции не должны влиять на работу. На словах это звучало просто, но на деле все оказалось куда сложнее.

Подумав, молодой монарх решил доверить свои чувства бумаге. До того времени, как в его комнату должен прийти Адальберт и потушить свет, оставалось около часа. Достав тонкую, бархатистую на ощупь бумагу, юноша обмакнул перо в чернила и принялся письмо.

“Дорогой старший брат!

Прошло уже две недели с тех пор, как я написал тебе последнее письмо. Во дворце обстановка, как всегда, тревожная, но к этому я давно привык. Послы из Империи Востока не могут понять, что от них хотят; сэр Эван Бальдур пытается оспорить мои решения, а простые подданные все ждут, когда же продолжатся военные действия. От вести об объединении счастлив только граф Итанийский: он откуда-то прознал, что в Кара, помимо жен, официально разрешено иметь наложниц. И решил, что раз уж мы с восточниками теперь будем жить в одном государстве, то и наши традиции станут общими. По словам моего регента, Его Сиятельство уже мысленно в своем прекрасном будущем, где у него особняк в Сяолине и десять красивейших девушек двух империй, трепетно ждущих его возращения домой. Остается только пожелать ему удачи. Ведь даже я знаю, что женщины вовсе не являются ангелами во плоти, как считает лорд Итанийский. 

Сегодня я...”

Альберт задумался и случайно поставил кляксу. Он хотел написать о своем прощании с Эймери. Его телохранитель был единственным человеком, который оставался рядом с ним на протяжении восьми лет практически ежедневно. Он был больше, чем слугой. Молодой монарх не хотел даже думать, что в Сигурё что-то может пойти не так. Поэтому, выбросив из головы лишние мысли, он зачеркнул последние два слова и написал совсем не о том, что его сейчас волновало.