Искатели Атрума. В поисках Лабиринта

Глава 5. Первая победа

На сегодняшнюю игру «Смерч» собралось много народа. Помимо болельщиков и просто желающих поглазеть еще и почетные гости. Первая игра сезона, Ледяные – Огненные. Но не это собрало так много людей вместе. Главной интригой игры стало то обстоятельство, что летуны обеих команд носили фамилию Кирин. Сам Защитник восседал на трибуне и поглаживал судорожно сжимающуюся ладошку его жены, Марии Кириной, и вся беспристрастность, написанная на его лице, была показная. 
Семен и Катерина Неверовы были здесь же, их дочь Лина не играла, конечно, но они пришли поболеть за племянников. Неподалеку с удобством расположился Арсений Соколовский вместе с сыном, рука которого до сих пор покоилась в белом гипсовом лубке. Он помахал Кирину-старшему, и его губы растянулись в усмешке. Мария занервничала и заерзала на месте, прошипев нечто похожее на: «Уймись, белобрысый!». Соколовский улыбнулся еще шире — никак, услышал? — и стал пристально всматриваться в фигурки, появляющиеся на площадке под бодрый голос комментатора. 
Площадка представляла собой идеально круглое поле, огороженное прочным колпаком, который отделял зрителей от игроков. Игрокам предстояло разыгрывать небольшой мяч, пытаясь закинуть его в огромные коробы под самым куполом. Для того, чтобы допрыгнуть, у всех игроков были планки, позволяющие их обладателям раскрыть крылья. Однако правилами запрещалось держаться в воздухе больше тридцати секунд. За этим строго следил арбитр, расположившийся с левого края поля. Он находился за колпаком, от зрителей на трибунах его отделяла лишь тонкая деревянная перегородка. 
Поперек поля была прочерчена широкая белая полоса, делящая площадку на две зоны для двух команд. Одна команда должна была закинуть мячи в корзину другой. И с края каждой зоны стояли в ожидании зачинщики. Те, которые должны были метко кидать искринку таким образом, чтобы она не попала в руки соперника. Зачастую именно от зачинщика зависело, как сложится игра. Право запустить искринку получала команда, первая закинувшая мяч в чужой короб. 
— Огненные! – провозгласил комментатор с гордостью, так как сам был именно из этого лордуса. Капитан команды — Никита Неверов!
Сергей Кирин чуть приобнял жену, у которой по щеке скатилась предательская слеза. Никита Неверов – ее родной племянник, сын ее брата – тоже Никиты, который трагически погиб во Второй Магической, в той самой Битве при Атруме, в которой Сергей Кирин прослыл героем. Их старший брат назвал сына именем погибшего. Маша Неверова до сих пор тяжело переживала потерю и потому не смогла сдержать слез, видя, как мальчик появился на площадке под аплодисменты трибун. 
Перечислив игроков, комментатор добрался до зачинщика: 
— Иннокентий Радаев! – и толпа взорвалась аплодисментами, приветствуя младшего сына известного некогда игрока.
— И, наконец, летун отважных огненных чародеев, — выдержав драматичную паузу, во время которой над стадионом повисла гнетущая тишина, комментатор продолжил, – Григорий Кирин!
Сергей почувствовал, что сердце остановилось и только-только начинает биться, отчаянно быстро, будто внезапно ухнув с огромной высоты. Сын, его сын, там, над полем, как и он когда-то… Осознание гордости за него, собственные воспоминания нахлынули с небывалой силой, казалось, вокруг Сергея образовалось пространство, в котором абсолютно нет воздуха. И ведь знал: нервы надо поберечь, самое главное впереди, но не мог удержаться.
Крылья Григория были очень яркими. Переливающиеся языки пламени, они так и светились чистым золотом на солнце. В них еще не доставало  лоска, присущего крыльям взрослых опытных магов – слишком много цвета, но именно так видел их Григорий, и только в юношестве они и могли быть такими, необычно яркими и цветными. 
Летунам было и проще, и сложнее одновременно. Проще, потому что их игра могла так и не случиться, если ни одна из команд не доберется до чужих коробов. Сложнее, если все же доберется, тогда нужно успеть увидеть неуловимую искринку, поймать ее раньше соперника, показав отменные навыки владения крылом. 
— И команда ледяных!
Аплодисменты, но гораздо тише. Все-таки ледяных мало. А тех, кто болеет за них, еще меньше.
Когда начали перечислять состав команды, Кирину-старшему вдруг стало невыносимо душно.  Задорный мальчишеский голос комментатора доносился как сквозь вату.
— И...... летун ледяных – Егор Кирин!
Трибуны заревели в предвкушении: Кирин против Кирина, как тут удержаться от восторженных комментариев и свиста?
А Егор Кирин между тем сделал какой-то невероятный кульбит в воздухе, за его спиной красовалась новенькая планка фисташкового цвета с серебрением в местах крепления к спине. Его крылья, ледяные, светящиеся синевой в скупых лучах осеннего солнца, были словно пронизаны миллионами серебристых нитей. 
Это была другая красота. В отличие от ярких, горящих крыльев Григория, крылья Егора были воплощением сдержанности, той молчаливой холодной красоты, что подвластна лишь зимнему лесу. Сергей Кирин поймал вопросительный взгляд Семена и устало покачал головой. Нет, он не был готов обсуждать планку Егора прямо сейчас. Совсем не готов. 
Он все еще помнил, как его сын уныло разглядывал стандартную фанерку, которую выдали в Атруме, как отворачивался от отца, зашедшего в раздевалку поддержать, и как обиженно сопел, когда тот попытался сказать что-то ободряющее. И тут как из подземелья («преисподней» — услужливо подсказал внутренний голос) появился сам Арсений Соколовский собственной персоной. И совершенно дружелюбно улыбнувшись его сыну (он, что забыл, что это тоже Кирин, черт побери!), протянул тому новую планку. 
— Что это? – тихо спросил народный герой, чувствуя, что что сейчас им управляет гнев, который все тяжелее и тяжелее взять под контроль.
— Планка, – ответил Соколовский, и в его голосе было столько привычного ехидства, что захотелось дать кулаком. Вот так просто. Дать в ледяной аристократичный нос своим тяжелым огненным кулаком безо всяких изысков в виде пассов и заклинаний. 
— Вижу, — парировал Кирин, с неудовольствием замечая, как у его сына глаза загорелись при виде нового средства передвижения. 
— Держи, Егор, — сказал Соколовский, как ни в чем ни бывало. Кирин-младший судорожно сглотнул и взглянул на багровеющего отца. Он все прекрасно понял. Но отказаться не мог. И, чувствуя себя униженным, но не в силах ничего с этим поделать, протянул дрожащую руку к вожделенной планке и чуть слышно прошептал:
— Мне?..
— Ты думаешь, Соколовский, что я не в состоянии купить сыну планку? — медленно и четко проговорил Протектор, и угроза в его голосе смешалась с ничем не прикрытой яростью. Такого отца Егор боялся. Ох, как он его боялся. На того иногда накатывало, и тогда оставалось только сбежать из дома под благовидным предлогом, пока мама вызывала по зеркалу Семена и Катерину, и они втроем успокаивали разбушевавшегося папу. Вот и сейчас захотелось сбежать. Хорошо, что игра уже вот-вот начнется. 
— Я думаю, — ледяным голосом ответил Арсений Соколовский, выдерживая гневный взор отца, — что никак не могу позволить ледяной команде играть на такой рухляди. Если ты позволяешь это собственному сыну, за дело, признаю, это не значит, что меня не волнует честь лордуса МОЕГО сына, Кирин. А Егор… Сергеевич достаточно взрослый, чтобы принимать решения по поводу собственных подарков.
Все. Вот теперь от осознания того, что ему не просто дают попользоваться, а ДАРЯТ эту замечательную планку, нечто внутри Егора снова вырвалось на свободу и, схватив цепкими лапками подарок, не думало отпускать его. Мальчик быстро метнулся к выходу, сжимая планку, трусливо решив не встречаться с отцом глазами, благо он был уже полностью экипирован и готов к своей игре. Ощущение, что он вот так просто поссорился с отцом из-за какой-то (ну, ладно, самой замечательной на свете!) планки перед началом такого важного для него мероприятия, очень досаждало Егору, но он благоразумно рассудил, что отец его простит. На то он и отец. А за него будет Катерина болеть. Вот. Она сама ему по секрету шепнула. 
Тетку Егор любил, она притягивала его какой-то своей прямотой и желанием делить все на белое и черное. Это было здорово — спорить с ней по какому-то ни было поводу и смотреть, как суживаются теплые карие глаза, а губы улыбаются и слышен заливистый смех. Но это не обидно. Егор-то знает, что он всегда прав. 
— Что ты вообще здесь делаешь?! – Протектору захотелось утащить нахала куда-нибудь и устроить допрос. Он же просто купил. Самым нахальным образом купил только что его сына! Как?! Как теперь он посмотрит в глаза Маше? Ведь говорил же, не покупать планку – это не выход… Не послушалась. Настояла. Вот пусть теперь и радуется. Планку ее сыну купил Соколовский. Представив лицо жены, когда она услышит подобное заявление, Сергей вдруг почувствовал, как ярость отступает, лишь ощущается легкое покалывание в подушечках пальцев. И только сейчас он увидел, что стекла задребезжали, все шкафчики открылись, а в самой раздевалке несильно, но ощутимо запахло дымом. «Старею, надо держать себя в руках».
— Я пришел поболеть, – улыбнулся Соколовский, похоже, ни капли не впечатленный киринской яростью. 
— За кого? – почти автоматически спросил Кирин, силясь удержать стихийную магию под контролем.
— А у меня есть выбор? За Кирина, Сережа, за Кирина. 
Опешив, что Соколовский в кои-то веки назвал его по имени, Кирин-старший на негнущихся ногах отправился на стадион, где поведал ошеломленной Маше, что их сын будет сегодня на самой скоростной планке, выпущенной в магическом мире. И её ему подарил Соколовский. Да, да, дорогая Мария. Удивлена? Ну, что ж. Не в моих правилах говорить: «Я предупреждал», но все-таки скажу, что предвидел. Он же ледяной, Маша, пора это уже понять. Путь не открывается просто так. Он ледяной, а они всегда… Всегда находят выход из любой ситуации. 
Летуны застыли, как и положено, по краям поля. Было абсолютно не понятно их настроение с такого расстояния, но Егор точно знал, что у него оно подавленное, а у Гришки – торжествующее. Вот только брата терзает смутная тревога и недовольство по поводу его, Егора, новенькой планки. «А вот тебе и…!» — додумать потрясающую по своему содержанию мысль не получилось, Егор увидел искринку.  Маленький золотой огонек, дразня, пролетел прямо под носом и увернулся от ловких рук летуна ледяных, в то время как летун огненных тоже приметил искринку и теперь на всех парах мчался к победе. 
— Летуны заметили искринку! – завопил комментатор дурным голосом, и вдруг на трибунах стало тихо. Пронзительно, невероятно тихо. Впрочем, всего на секунду. А в следующую зрители разразились овациями, выражая свою поддержку, кто – огненным (по большей части), кто – ледяным (меньшинство, но более крикливое и несдержанное). Но в одном стадион был единогласен. И с той и другой стороны неслось:
— Кирин!
— Кирин, сделай его!
— КИРИН!
И Сергей почувствовал, что находится в каком-то сюрреалистическом сне, где отовсюду слышится его фамилия. Из ступора протектора выбил тягучий, чуть ломающийся голос совсем рядом:
— Кирин, идиот, быстрее!
Дежавю. Нет, не Соколовский. Его сын. С таким же голосом, интонациями и коронной фразой. Ощущение реальности покидало Сергея стремительно, и только две точки, сближающиеся и разбегающиеся в небе, могли держать его на грани рассудка. 
Ледяные снова забили гол, Егор увидел запущенную зачинщиком искринку и тут же уловил движение слева. Помеха. Всплеск адреналина от первой игры пьянил, заставлял мозг работать на пределе возможности, точно и мгновенно рассчитывая траекторию летящих предметов. 
И эта траектория в данный момент пересекалась прямо с траекторией полета Григория. На треть секунды стало страшно за брата, на четверть — подумалось, что это «Смерч», здесь все могут словить помеху, на одну восьмую – захотелось защитить… Но он не защитил, он просто смотрел, как тяжелая волна чужой магии с размаху бьет брата, как тот, завалившись вперед, падает вниз, на мягкий песок. И только одно было значимо – поймал. 
Искринка в руке. Как это произошло? Когда? То есть брата не защитил, а искринку поймал?.. Ощущение предательства заползло куда-то внутрь холодным липким потом, капли которого застыли слезинками на щеках, заползло, чтобы поселиться в сердце одиннадцатилетнего мальчишки, где ничего подобного еще не было. 
Григория уже отправили в больницу, как и еще нескольких игроков, получивших меткие помехи от игроков-борцов, роль которых в игре была весьма скромна, но очень важна: они запускали сгустки магии, убирая с поля сильных игроков и мешая им. 
А Егор поднял кверху ладонь с зажатой в ней трепещущей искринкой. «Будто живая!». Ледяная сторона взорвалась улюлюканьем и аплодисментами, и момент триумфа полностью смыл весь неприятный осадок от истории с Григорием. Егор убедил себя, что не мог успеть. Никак не мог. 
Когда он с торжествующим и ликующим видом повернулся к гостевой трибуне, то не увидел там никого из своих родных. Пусто. Скользнув угасающим взглядом по незнакомым лицам, Егор вдруг увидел Адриана, который улыбался. Искренне улыбался ему, и в глазах его читался невероятный восторг. Но через минуту он сменился привычным равнодушием, и Адриан повернулся к отцу, продолжая какой-то начатый разговор. А Егору захотелось кувыркнуться на крыльях или просто закричать в солнечное небо что-нибудь невероятно глупое. Просто так. Команда ледяных окружила своего героя, утащила за собой в раздевалки, где он сполна насладился новым титулом победителя. 
Но через десять минут, вырвавшись из духоты, переодевшись быстро и кое-как, Егор уже стоял у больничного крыла. Сергей Кирин курил у входа и сразу же обнял подбежавшего Егора за плечи. Уткнувшись носом в отцовскую форму, так привычно пахнущую тяжелым запахом табака, пряностями и еще чем-то неуловимо горьковатым, Егор понял, что больше не может сдерживаться и разревелся, как маленький. 
— Все хорошо, Егорка, все нормально, Гришку уже завтра выпишут. Все хорошо. 
Егор остервенело помотал головой. Да, Гришка. Конечно. Он волновался за него, но все-таки больше его волновали отношения с отцом. 
— Прости меня, пап, — пробормотал он невнятно, чуть закашлявшись от сладковатого дыма отцовской сигареты. 
Кирин-старший вздохнул и прошептал в затылок сына:
— Поздравляю с первой победой. 
Захотелось кричать. Ну, или, может, петь. А может, и то, и другое сразу. Егор улыбнулся и прижался к отцовскому плечу щекой, почувствовав, что форма уже совсем промокла от его слез. 
— А планку ты сегодня вернешь, — буднично сказал Защитник и испепелил недокуренную сигарету на месте, даже не шевельнув пальцами. Что и говорить, Сергей Кирин — сильнейший огненный маг из ныне живущих. Вот только он еще и отец. Просто отец. И очень любит обоих сыновей, и чувствует, как глупая межстихийная война, что столетиями длится в Атруме, коснулась и его детей, и теперь между ними пропасть, которая становится глубже день ото дня. И что делать с этим, герой войны даже не представляет. 
— Нет, – Егор вдруг отстранился и подарил отцу острый взгляд зареванных, пронзительно синих глаз. 
— Что значит – нет? – опешил Протектор.
— Это подарок, отец. Не принуждай меня. Не надо, — плечи Егора поникли, и он, неловко высвободившись из отцовских рук, побрел в сторону замка. 
— Егор! – окликнул отец.
— Что? – обернулся тот с некоторой опаской, все-таки перечить самому Сергею Кирину – это вам не господина Соколовского на слове поймать. 
— А планка хороша! – Сергей подмигнул сыну, улыбнувшись той самой улыбкой, которую Егор мог ждать порой весь вечер, украдкой поглядывая на отца, работающего за своим столом. 
— Я знаю, пап! – крикнул Егор и побежал, просто быстро побежал, потому что не хотел больше никого видеть. Даже маму не хотел. Она слишком будет переживать за Гришку, и на победу Егора у нее сил не хватит. 
Ворвавшись в замок, он понял, что пока посещал больницу, все давно ушли на праздничный ужин, посвященный первой игре сезона и победе ледяных. Егор замедлил шаг. По его мнению, появиться в столовой стоило с достоинством, а никак не второпях, чего на самом деле очень хотелось. 
Вдруг сбивчивый шепот из-за угла заставил его замереть на месте. Он узнал эти голоса. Еще бы. Они ему, наверное, снились уже. Ведь это касалось его тайны. Его самой настоящей Тайны. Лихорадочно прикидывая, за чем бы укрыться, и проклиная себя за нерасторопность – давно уже надо было шапку у Григория забрать – Егор, недолго думая, шагнул в пустой класс, чтобы за неплотно прикрытой дверью слышать разговор идущих мимо. И даже увидеть. Искатели высших витков. Стоят как раз перед ним. Точнее, одного он видит, второго – нет. И стоило ему увидеть того, что стоит к двери лицом, он потерял дар речи. Да это же Никита! Его двоюродный брат. 
— Если бы ты, идиот, не потерял карту, все бы уже было закончено.  
— Я и без карты помню, где это, — вяло отбивался Никита Неверов, — ее там нет, говорю тебе. 
— Она должна там быть. Понимаешь? — собеседник Никиты ударил по стене кулаком. — Я надеюсь, ты просмотрел книги, а не просто пассом попытался подозвать наследие Никодима, — второй парень понизил голос до шепота, но Егор все-таки разобрал слова. Никодим! Основатель Ледяного Лордуса, которого упоминала Василиса! Никита, наверное, и не знал, что книга могла покоиться под обломками разрушенного Лабиринта?
Голоса удалялись, старшекурсники ушли. А Егор, юрко вынырнув из класса, все-таки вбежал в столовую, забыв про обещанную себе самому степенность. 
Голоса на секунду смолкли, все изучили вновь прибывшего, одобрительно погудели и продолжили трапезу. Лучезарно улыбнувшись Лине Неверовой, помахав рукой Мелиссе Шмидт и Марии Ветровой, Егор направился к своему столу. Ледяные, настроенные к нему весьма доброжелательно после сегодняшнего матча, одобрительно похлопывали новоиспеченную звезду лордуса по плечам, и расположены были весьма дружелюбно. Егор сел рядом с Адрианом и пихнул его под бок:
— Я знаю, что они искали, — доверительно прошептал он ему на ухо.
— Кто? – меланхолично спросил Соколовский.
— Не притворяйся! Сам знаешь! Я тебе все расскажу сегодня, после ужина, идет?
Адриан пожал плечами, стараясь всем своим видом продемонстрировать равнодушие к словам надоедливого Кирина. Егор только улыбнулся своим мыслям. Казалось, поведение Адриана его абсолютно не волновало. Он сам решал, с кем общаться. И то, что собеседник не проявлял особого стремления к ответному общению, вовсе не значило, что он, Егор Кирин, должен от этого общения отказываться. 
После ужина, когда объявили свободное время для искателей, Егор со всех ног помчался к уже знакомому сараю. 
Запыхавшийся, он влетел в комнатку, даже не удосужившись постучать. 
- Зачем искателям наследие Никодима? – с порога крикнул он, увидев Василису, которая хлопотала у плиты. Та смерила его коротким задумчивым взглядом и отвернулась.
- Чего пришел? – недовольно спросила она, - и почему не здороваешься, а? 
Осознав, что действительно не поздоровался, Егор смутился и отступил назад, к двери. 
- Куда собрался? – почти зло сказала Василиса, махнув рукой. Дверь тут же захлопнулась. – Раз пришел, говори, для чего.
На минуту растерявшись, Егор все-таки сумел собраться с мыслями.
- Вы говорили я могу ее проведать, когда захочу. Я вот и… захотел. 
- Ой, не к добру, - заявила Василиса, ставя на стол горшок с чем-то вкусно пахнущим. – Спрашивай и не тяни уже. А потом возьмешь ее гулять. Ей одиноко. 
- Хорошо. – Егор уселся за стол, сложив руки замком и подперев подбородок. Его взгляд был устремлен в угол комнаты. Там висели старинные часы с кукушкой. Сделанные из дерева, резные, они  не могли быть простыми, только волшебными.
- Я знаю, что некоторые искатели ищут наследие Никодима. Я хотел спросить, для чего они могут его искать? 
- Причин может быть много, - сказала Василиса, усаживаясь напротив Егора с чашкой чая в руках. Другую она поставила перед ним. – В книге Никодима много самых разных заклятий. Мало ли, что они вычитали про это. 
- А где можно про это вычитать?
- Любопытный, что ли? – усмехнулась Василиса.
Егор энергично кивнул. 
- Только Теневая секция, - грустно покачала головой женщина. – А доступа туда, как известно, давно уже нет. Не знаю, каким обманом проникли туда твои искатели, но лучше этого не делать. Теневую часть библиотеки охраняют ифриты. Знаешь таких?
- Это… что-то из восточной магии, - прошептал Егор, задумавшись на секунду. – Но я не уверен, мы не проходили еще. 
- Их взгляд может заставить тебя обратиться в камень, ледяной. И тогда будешь ждать, пока придумают способ тебя расколдовать. Долго будешь ждать. 
- Мне не страшно! – храбро выкрикнул Егор, хотя внутри все обмерло от перспективы стать неподвижным валуном.
Рядом кто-то чуть слышно тявкнул и осторожно потянул Егора за рукав рубашки. 
- Погуляй с ней, - сказала Василиса, - раз уж пришел. 
 Снаружи уже смеркалось. То самое время суток, которое Егор очень любил. Когда день переходит в ночь. И не светло, и не темно – определенно, в этом есть что-то магическое. Этот осенний вечер был теплым, и Егор уселся на кучу желто-багровых листьев, сметенную воздушным заклятием. По их чуть обуглившимся краям он понял, что тут поработал огненный. В воздухе все еще витали отголоски чужой стихии. 
Волчонок, которого, как выяснилось, звали Алиса, бегал неподалеку, деловито обнюхивая все кустики и травинки, и вел себя, как обычная собака. 
Однако Егор чувствовал, что это все показное. Алиса смущена его присутствием.
- Ты теперь кинолог-любитель? 
Голос Адриана показался Егору как никогда высокомерным. 
Он оглянулся, чтобы увидеть, как тот стоит, засунув руки в карманы брюк и смотрит настороженно и враждебно. Но сам факт того, что Соколовский разыскал его и пришел сюда, говорил Егору о многом. Поэтому он решил перевести беседу в более дружелюбное русло. 
- Она не собака, - сказал он, улыбнувшись. У Алисы на загривке вздыбилась шерсть, и она спряталась за дерево. Ей не нравился этот мальчишка, назвавший ее собакой. 
- Она самый настоящий волк. Но прежде всего – это человек. Поэтому не обижай Алису, хорошо?
Успокоенная его ровным тоном, Алиса выглянула из-за дерева. Треугольные уши стояли торчком, чутко прислушиваясь к их разговору. 
- Не буду, - пробурчал Адриан, усаживаясь рядом. 



Отредактировано: 03.06.2018