Искры в темноте

Искры в темноте

Озвучку можно послушать здесь: https://vk.com/wall-146856423_606

Под ребрами жарко-жарко.

Даже в такой холод.

Словно уголья из очага вдохнула.

Когда б знать, что оно вот так…

А пальцы совсем онемели почему-то.

Обрывки нарядного кафтана не собрать никак. Ветер нарочно словно из пальцев рвет.

Как пес голодный.

Тоже голодный. И ему крови лизнуть хочется.

Как тому, другому…

Страшному.

Но хорошо-то как, что явился…

— Благодарю тебя, Дух Йоля.
 

***

Под ребрами жарко-жарко.

Пусть и в такой холод.

Пусть и подол рубахи задрался до живота почти.

А на плече ладонь горячая.

Верно, ухмыляется. Даже глаза открывать не нужно.

— Почему бы тебе сильнее меня не обнять?

— Не будешь бранить меня теперь, что с братом ехать отказался?

— Как бы там ни было, Хёскульд, ты дурно поступил.

— В чем это?

— Иллуги твоя помощь была бы кстати.

— Да и тебе моя помощь не помешает. А он сам пусть возится со своими скирными мехами[1] и китовыми ямами[2]. В помощники ему и треллы[3] сгодятся. Признай, твой муж порой жаден бывает без меры.

Руку с плеча скинула.

— Вот как, значит?

— Так и есть. Перед Зимними Ночами[4] сушеной рыбы накупил, что на пяти конях везти пришлось. А теперь ему в такую метель вдруг…

— Так ты Иллуги за то ругаешь, что он о людях своих печется? И чтоб в зиму еды было вдоволь?

— Сытыми быть одно, а вот добро за так переводить…

— Так вот своим хозяйством и распоряжайся, как пожелаешь. Если будет оно у тебя. А в чужое не лезь.

Подол оправила.

— Куда ты, Торгерд?

Лязгнул на двери засов.

— Не хочу тебя слушать!

— Не злись! Я часто не подумав говорю. Только и мне не больно нравится, что ты меня обнимаешь, а говоришь про мужа своего.

— Ты сам этот разговор завел. А мне все равно идти пора. Еще главный покой украсить надо.

— Постой! Давай помогу обойные ткани из сундуков достать?

— Я со своими делами сама управлюсь. А ты возмущался бы поменьше. А то как бы люди не подумали чего дурного про нас с тобой.
 

***

— Вы одни вернулись? Где мой муж?

— Он Стейна с Пригорка по дороге встретил. Тот о чем-то просил, мы-то их беседы не слышали. Вот Иллуги с ним и остался. Сказал, долго не задержится.

— Что значит остался? Может, встречать Йоль он тоже у Стейна в Пригорке собирается?

— Нет, он сказал…

— Йоль только завтра. А в Материнскую Ночь[5] хозяйка дому важнее, чем хозяин.

— Тебе бы веселиться только. Не нравится мне, Хёскульд, что мой муж такой порой в одиночку по округе разъезжает.

— Все же вокруг говорят, что мой брат человек мудрый. Не станет же он глупости делать.

В руках копье мелькнуло, плащ теплый.

— Ты-то куда собираешься?

— Раз ты так тревожишься, я отправлюсь, гляну, что там за дела.

— Не дело перед Йолем…

— Йоль завтра. А ты, вместе с остальными женщинами, лучше дис попроси, пусть позаботятся о нашей доброй удаче.
 

***

Дис призываю
Ясных и мудрых,
Асиний славных
К дому зову я.
Прялки вращенье
Ныне застыло,
Ткацкому стану —
Отдыха время.
Благостным взором,
Взором негневным
Вы одарите
Труд наш усердный.
Вещие пряхи,
Светлые жены,
Славящим детям
Благо даруйте!

На руках горячее, густое.

Отсвечивает в темноте — кроваво.

Кровавые капли льются с ладоней. Пачкают сукно и пряжу.

Шуршат тростником на полу.

Светлым воском застывают.

Свеча об пол ударилась. Откатилась в сторону.

Пламя с темнотой смешалось, растаяла последняя искра.

Как будто дисы не желают слышать молитв. Не желают идти на зов.

Как будто солнце вновь не возродится.

И женщины глядят напуганно.

— Что тебя напугало, Торгерд? Неужели дисы открыли тебе что-то…

— Мне просто показалось.

— Что? Скажи? Вдруг знак это. В такую ночь…

— Показалось, что руки у меня в крови.

Пальцы отскоблили с ладони застывший воск.

— Почему бы им и не быть в крови. Всяко случиться может, когда двух людей зависть друг против друга ставит.

— О ком ты говоришь?

— Да так это я… Чтоб знаки читать, ума поболе моего нужно.
 

***

Скрипнули воротные петли за спиной.

Снег белеет пятнами. Похрустывает в тишине.

Как косточки птичьи в собачьей пасти.

Пальцы рукоять ножа ухватили.

И спокойней сразу.

Полы кафтана ветер в стороны тянет.

Захватить бы худ[6] или накидку…

К чему они! Только глянуть ведь…

Тропа к роще свернула уже.

Только глянуть.

И назад.

Домой повернуть в любой момент можно.

А вдруг…

Шагами снег хрустит спереди.

Знакомо.

— Ты зачем здесь?

— Я…

— Да ты замерзла вся.

— Нет, я…

На плаще теплом брызги кровавые.

И на руках…

— Что ты тут делал?

— Охотился.

— На кого?

— Встретился кое-кто.

— Здесь не на кого…

— Будет тебе подарок.

— Ты ведь хотел…

Ухмыляется.

— Не упускать же было добычу, раз встретилась.

— Разве можно было ожидать от тебя другого?

— Верно, к чему ждать чего-то от меня. Я ведь не Иллуги. Это мой брат почетный человек и крепкий бонд. А я вон по ночам за ним бегать подрядился, как трелл какой-нибудь.

— И даже этого не сделал.

— Тебе бы, Торгерд, упрекать только. Шла бы ты домой, замерзла ведь.

На плечи теплый плащ лег.

— На вот. Хоть бы оделась потеплей, холодно сегодня.

Руки обхватили бережно.

— Если бы случилось с ним что, стала бы ты моей женой?

В горле запах кровяной заскребся.

— Даже ответить не желаешь?

К пальцам пристыло что-то.

И в ладони горячее, густое.

Снова.

Так ведь нужно было?

Нужно ведь?

А в руку пальцы впились.

Намертво.

— Не думал, Торгерд, что рука у тебя такая твердая.

Рукоять к ладони пристыла. Не отпустить.

Капли с лезвия скользят. Пачкают кафтан нарядный.

В снегу алыми озерцами стынут.

Снова.

Плащ с плеча съехал, прошуршал где-то снизу.

У ног упало тяжело.

Темно-темно перед глазами.

И следы к роще в темноте прячутся…