Искупление

Глава XIV

  После ухода девушки Варвара долго сидела, глядя в окно. Агнешка во многом права: Зотов не проявил даже малого интереса к судьбе жены – она была ему абсолютно безразлична. В сравнении с ним Черниховский выглядел куда более благородно, хотя этот высокий блондин с холодными голубыми глазами пугал ее. Варвара не забывала, как была увезена из России помимо своей воли, но тем не менее граф оберегал и защищал женщину, делился последним куском хлеба, спас от неминуемой гибели.

  Несмотря на то, что пленница была полностью в его власти, Ян ни разу не переступил границ дозволенного, обращаясь с ней со сдержанной вежливостью, как подобает светскому человеку. 
  С первых дней пребывания здесь она была поставлена в положение хозяйки: Черниховский поселил Варвару в комнатах своей матери, велел слугам исполнять любой ее приказ, даже за столом пленница сидела по левую сторону от него – на месте супруги.

  Варвара понимала – не будь опеки графа, ей во враждебном окружении жилось бы куда тяжелее. Может, в самом деле надо послушаться советов Агнешки и решать, как теперь устроить свою жизнь? Понятно, что после замужества путь на Родину ей будет заказан, но кто ее там ждет? Родители, отказавшиеся от дочери в тяжкий час, или муж, которому было нужно только ее приданое? Никому из них неинтересна дальнейшая судьба Варвары Зотовой, а значит, нечего бояться осуждения со стороны некогда близких людей.
 Варвара проводила в раздумьях целые дни, и когда граф в очередной раз заговорил с ней о женитьбе, женщина сказала:
- Я согласна стать Вашей женой, Ян, - впервые назвав своего похитителя по имени. 
Обрадованный Черниховский поспешил украсить руку избранницы фамильным перстнем, и через три дня после помолвки невеста графа приняла католичество. 
Венчание, прошедшее в Мариацком костеле, было скромным, кроме посаженных отца и матери в церкви присутствовали только Агнешка и Лев Новицкий. Церемония длилась недолго, и по ее окончании Варвара Зотова превратилась в графиню Барбару Черниховскую.
  После замужества Варвара с дозволения графа написала родителям, сообщив о браке с Яном, но ответа опять не получила. Дочь вероотступница, вышедшая замуж при живом супруге, да еще за католика, теперь вовсе была не нужна Загряжским.
  Спустя месяц молодая пани Черниховская впервые появилась перед варшавским бомондом на свадьбе своей золовки и Льва Новицкого. Те из присутствующих, кто краем уха слышал о пленнице, привезенной из России, перешептывались: дамы поджимали губы, недовольные тем, что завидный жених польским паннам предпочел русскую схизматичку, а мужчины, глядя на красоту графини, понимающе усмехались – «Пан Черниховский знает толк в женщинах». Но как бы то ни было, эта пани была благородного происхождения, являлась законной женой графа, и причин отказываться принимать чету Черниховских не было, хотя супруги вовсе не стремились стать завсегдатаями светских приемов.    Они появлялись в обществе лишь по необходимости, а вскоре вообще перестали выезжать – графиня ждала ребенка.
  Узнав об этом, счастливый Ян не знал, чем угодить своей Басеньке, стараясь исполнить любое ее желание. Граф чувствовал – Варвара смирилась с уготованной ей участью, и справедливо надеялся, что ребенок свяжет их еще сильнее. Со временем жена полюбит его, они проживут вместе до глубокой старости и умрут в окружении детей и внуков.
  Чутье не подводило Черниховского: понимая – другого ей не дано, Варвара потихоньку привыкала к жизни на чужбине. «Возможно, Ян – моя настоящая судьба, - размышляла она, – ведь Господь благословил этот брак, послав нам дитя».

  В отличие от предыдущего мужа, Ян любил свою графиню, и в сердце женщины стало пробуждаться теплое, похожее на нежность чувство, которое крепло с каждым днем, особенно после того, как она поняла, что станет матерью.
  Жизнь супругов проходила в мире и согласии, а в положенный срок на свет появился мальчик, крещенный именем Вацлав. Окрыленный рождением наследника, Ян строил планы на дальнейшую жизнь, мечтал о большой шумной семье, даже не подозревая об уготованном ему судьбой испытании.
  Роды графини прошли благополучно, но к вечеру у женщины поднялся жар, усиливавшийся с каждым часом. Старания лучших врачей столицы не принесли результатов, и через неделю пани Черниховская скончалась от родильной горячки, оставив мужа вдовцом с крошечным сыном на руках, которого обезумевший от горя граф не желал видеть, считая виновником смерти любимой жены. Все увещевания сестры были напрасны, и похоронив супругу в родовой усыпальнице, граф остался в имении, подле ее могилы, а ребенка взяли Новицкие.
  С этих пор мальчик видел отца раз в несколько лет, граф почти не покидал поместья, превратившись в мрачного затворника.

  Он изредка навещал сестру в Варшаве, и подросшему Вацлаву с трудом верилось, что этот угрюмый неразговорчивый мужчина - его отец. С тетушкой и ее мужем ребенку было гораздо лучше.     Не имевшие собственных детей Новицкие всей душой привязались к хорошенькому племяннику и растили как родного. Тетушка баловала его, пан Лев учил ездить верхом, рассказывал интересные истории, отвечал на вопросы, удовлетворяя детское любопытство. Только о матери с ним никто не говорил. Конечно, он знал, что «мама умерла», но когда пытался спрашивать о дедушке и бабушке, о кузенах и кузинах с материнской стороны – пани Агнесса ограничивалась странными отговорками.
  Так продолжалось долгое время, а когда Вацлаву исполнилось десять лет, он стал невольным свидетелем разговора пана Новицкого и отца, гостившего у них в то время.

  Проходя коридором, мальчик услышал голоса, доносившиеся из курительной комнаты, где мужчины сидели за чаркой гданьской старки. Он хотел было пройти мимо, однако его имя, произнесенное Новицким, заставило Вацлава остановиться у приоткрытой двери.
- Почему ты так относишься к Вацлаву, Ян?! – выговаривал шурину пан Лев. – Ведь он твой сын!
- Мне это прекрасно известно, - отозвался отец, - но я не могу по-другому, Лех. Стоит только взглянуть на него, как вижу мертвую Барбару.
- Графиня скончалась по воле Божией! – не отступал Новицкий. – Где здесь вина ребенка?! Он тоже остался сиротой, лишившись матери.
- Ваша с Агнешкой любовь вполне ее заменяет, - отрезал Черниховский.
- Нравится мне этот мальчишка, - тепло сказал Новицкий, - думаю, у тебя будет немало поводов гордиться им.
- Возможно, - равнодушно бросил отец и, помолчав, сказал: - Вацлав спрашивает о Барбаре?
- Ему известно, что она умерла, - ответил Новицкий, - большего, думаю, знать не следует. Твой сын поляк и должен вырасти патриотом Польши. Зачем мальчику говорить о русской матери?
- Наверное, ты прав, - голос отца звучал неуверенно. – В нашей семье никогда не испытывали симпатии к русским.
- За исключением тебя, - не удержался от сарказма пан Лев. – Не стоило привозить эту женщину сюда, тем более – жениться на ней.
- Ты никогда этого не поймешь, - в голосе отца слышалась нескрываемая боль, - Барбара была моей жизнью, без нее я просто существую.
  Дальше дослушать не удалось – застучали башмаки прислуги, и Вацлав бросился в свою комнату. Многое из услышанного ему было непонятно. Его мать русская? Отец привез ее? Почему он не должен об этом знать? Это было трудно понять, но занозой в сердце осталась мысль – отец его не любит, и считает виновным в смерти матери.
  Черниховский тряхнул головой, отгоняя неприятные воспоминания. Наверное, тогда между ним и отцом возникла эта стена непонимания, которую теперь не разрушить никакими силами. Граф Ян был практически чужим ему, ведь он забрал Вацлава к себе, когда мальчику уже исполнилось двенадцать.
   Неожиданно для всех супруги Новицкие погибли, разбившись в перевернувшейся карете, и после их смерти Черниховский был вынужден сам заботиться о сыне. Правда, вся его забота сводилась к требованию соответствовать правилам их аристократического круга, и ничего больше. Граф видел в нем лишь продолжателя рода и никогда не проявлял по отношению к сыну отцовских чувств. К тому же, унаследовав характер родителя, Вацлав рос гордым и упрямым, что нередко приводило к серьезным ссорам между ним и отцом.
Выведенный из себя непослушанием отпрыска, граф не раз кричал:
- W co тy jesteś takim upartym dupkiem?! (В кого ты такой упрямый осел?! – польск.)
На что сын с притворным смирением говорил:
- Tak jak ty, Ojcze. (Такой же как Вы, отец. – польск.)
Вацлав вздохнул. Даже сейчас, будучи взрослым, он чувствовал себя неуютно в родном доме, а тогда и подавно. Эта бесконечная борьба и противостояние утомляли, лишая покоя, поэтому в семнадцать лет Черниховский решил подать прошение о поступлении на службу в императорскую гвардию.
Узнав об этом, отец обрушил на сына град упреков, обвиняя в предательстве интересов Польши, на что рассердившийся наследник сказал:
- Jak możesz tak mówić, skoro sam ożeniłeś się z rosyjską panią? (Как ты можешь так говорить, если сам женился на русской пани? – польск.)
Ошарашенный этой дерзостью, Ян какое-то время стоял молча, потом тихо произнес:
- Kochałem ją. (Я любил ее. – польск.)
В этот момент граф казался настолько несчастным, что сыну стало жалко его. Он вдруг увидел – отец выглядит стариком, а ведь лет ему не так уж и много, живет одиноким, не создав больше семьи, хотя такая возможность у него наверняка была. И раскаявшись в своих необдуманных словах, Вацлав сказал:
- Przepraszam, tato ( Прости, папа. – польск.), - первый раз за всю жизнь так обратившись к нему.
Ян ничего не ответил, развернулся и ушел в кабинет, но упреков больше Вацлав не слышал. Мало того, для проживания в Петербурге отец выделил ему щедрое содержание, чтобы он мог вести жизнь, достойную представителя знатной фамилии.
  После отъезда в Петербург Черниховский появлялся в Польше редко, стараясь избегать конфликтов с отцом. Тяготы военной службы для него были легче, нежели постоянное выяснение отношений.     Молодому человеку было достаточно писем, в которых родитель выговаривал ему за беспутное поведение и славу соблазнителя.