Искупление

Глава XIX

  Эта неделя, проведенная в Кисловодске, стала для супругов чем-то вроде откровения. Несмотря на то, что большую часть жизни они прожили под одной крышей, непонимание и обиды отдалили их друг от друга, не позволяя сблизиться. Жизнь в крепости, конечно, соединила их окончательно, но там у каждого были свои дела и заботы. К тому же, окруженные большим количеством людей, они были лишены возможности вести задушевные разговоры. 

  А теперь, практически впервые оставшись наедине, Анна и Владимир могли поведать друг другу самое сокровенное, покаяться в содеянном, вспоминать былое, но уже без боли и взаимных упреков. Иногда, обнимая жену, барон шутил, что это их свадебное путешествие, только уже втроем, чему он несказанно рад. И супруга, смущаясь, прятала лицо на его груди, довольная этим не меньше Владимира. 

   Покой и забота мужа сказались на ее здоровье наилучшим образом: прекратились головокружения, отступила слабость, даже тошнота мучила меньше, поэтому через неделю она могла отправиться в путь безо всяких опасений. Тем более ехали не торопясь, времени было более чем достаточно, да и дорожные колдобины не способствовали быстрой езде. И глядя на проплывающие за окном поля, деревни, города Анна вдруг поняла, что ничего этого абсолютно не помнит. Ведь когда она ехала на Кавказ, все ее мысли были заняты волнением за Владимира да собственными бедами, к тому же суровость Марии Афанасьевны не позволяла отвлекаться ни на что, кроме насущных проблем. 

   Только сейчас она в полной мере почувствовала разницу между этими двумя путешествиями. Владимир старался сделать дорогу максимально комфортной для жены: снимал удобные комнаты на постоялых дворах, заказывал лучшую еду, а ночами кутал в одеяло, спрашивая «не замерзла, Анечка?», и крепче прижимал к себе. Благодарная мужу за внимание и заботу женщина терпеливо сносила мелкие по ее мнению неудобства: плохо прибранные комнаты, шумные придорожные трактиры и затекшие после долгого сидения ноги. Главное – Владимир был рядом, и впервые за долгое время она чувствовала себя счастливой.

  А дорога шла-катилась, как сказочный клубок; мелькнули за окном кареты Ставрополь, Ростов, Нижний, по-купечески хлебосольная Москва, и  уже пахнуло в лицо знакомым холодом севера, заставляя сердце чаще биться в предвкушении встречи с родным домом. В последние часы пути Анна нетерпеливо ерзала на подушках сиденья, то и дело выглядывала из кареты, торопясь увидеть особняк, который покинула больше года назад. Еще поворот – вот он, ярким пятном выделяется на фоне серого осеннего неба, и у баронессы навернулись слезы радости при мысли, что она возвращается сюда, чтобы больше никогда не покинуть ни дом, ни самых близких для нее людей.

   Увидев подъезжающий экипаж, во двор высыпала прислуга, оживленно переговариваясь, а на крыльце  стоял Савелий Никодимович, за которым виднелись массивная фигура кухарки Корфов и высокая статная дама, в которой с большим трудом можно было узнать Сычиху. Строгая прическа, сооруженная из отросших волос, и элегантное платье полностью преобразили лесную ведьму. Даже в толстом рыжем коте, бросившемся наутек от стука колес, Анна сначала не признала заморыша, подобранного Владимиром на петербургской улице.

  Оказавшись у дома первым, барон спешился, открыв дверцу кареты, помог выйти жене, взял ее под руку, и супруги чинно поднялись по ступеням под удивленные взгляды присутствующих, ничего не знавших об их венчании. Подойдя к встречающим, барон поцеловал руку тетушке, поздоровался с Савелием Никодимовичем, обнял всхлипывающую Варвару. Потом, указав на Анну, сказал:

- Смотри, Варя, баронессу тебе привез.

- Боже милостивый! – всплеснула руками кухарка, только сейчас заметив на пальцах Владимира и Анны обручальные кольца. – Барин! Аннушка! Услышал Господь мои молитвы!

- Услышал, услышал, Варя, - рассмеялся Корф.

  Лица присутствующих озарились улыбками, дворовые зашептались, обсуждая новость, даже управляющий улыбнулся широко и по-доброму. Лишь у Надежды Александровны новость не вызвала удивления, Сычиха смотрела на супругов чуть улыбаясь, всем своим видом показывая: она всегда знала, что это случится.   

  Войдя в дом, Анна остановилась посредине гостиной и несколько мгновений стояла словно прислушиваясь к чему-то, а потом, повернувшись к мужу с блаженным выражением на лице, сказала:

  - Как же хорошо вернуться домой, Володя.

  - Соскучилась? – в глазах барона плясали лукавые смешинки.

  - Очень, - отозвалась Анна. - Я только теперь это поняла.

  - Надеюсь, нам больше не придется отсюда уезжать, - Владимир постарался придать голосу уверенности.

  Ответить Анна не успела, в гостиную вошли Надежда Александровна с Савелием Никодимовичем, начались расспросы, разговоры о хозяйстве, а Анна поднялась наверх – посмотреть, как раскладывают вещи из сундуков, которые слуги уже отнесли в господские комнаты. Остаток дня прошел в бесконечной суете, и только вечером, достав из дорожного саквояжа заветную шкатулку, женщина с грустью стала рассматривать ее содержимое: свидетельство о венчании, письма Михаила с Кавказа, кольцо, надетое князем ей на руку. Какое-то время Анна перебирала эти вещи, потом, словно решившись, закрыла шкатулку и спрятала ее в потайной ящик стола. Она никогда не забудет своего первого мужа, будет хранить память о нем, но теперь у нее другая жизнь. Теперь рядом с ней Владимир. А ночью, засыпая на плече супруга, Анна отчетливо поняла, что наконец-то нашла свою судьбу, того, кто был предназначен ей свыше, и с этого момента в ее жизни будет всё хорошо. Именно здесь, в этом доме, рядом с этим мужчиной ей суждено прожить остаток дней, отпущенных Богом.

  Возвращение хозяев оживило всё и вся, даже особняк, словно спящая красавица, пробудившаяся от поцелуя принца, стряхнул с себя дремотную тишину, наполнившись голосами и звуками шагов, поскольку не терпящий бездействия Владимир взялся за хозяйственные дела вместе с Савелием Никодимовичем. За время его отсутствия скопилась немалая сумма, на которую Корф собирался восстановить усадьбу в приобретенном поместье Забалуева. Денег на это хватало с лихвой, но управляющий отговорил барона от этой идеи. Он посоветовал полностью снести почти развалившийся дом, а средства вложить в покупку нескольких сотен чернозема в одной из южных губерний.