Искушение

Искушение

Он вошёл.
По привычке окинул взглядом зал, стараясь не упустить никаких мелочей.
Пол чёрного мрамора. В левой от входа стене три высоких готических окна, с красочными витражами вместо стёкол. В правой стене – огромный камин. Передняя стена – книжные полки от стены до стены, верхние на высоте в два человеческих роста. Сбоку лестница, верхний край который положен на направляющие, по которым она может скользить вдоль книжных полок. Удобные ступеньки и подвесная полочка для книг. Вместо потолка - купол, с нарисованными звёздами и планетами. Слева и справа от каждого из окон в левой стене факелы. Справа факелов – два, по обе стороны камина.
Мебель. Перед книжной стеной солидный дубовый стол. Перед ним резной бретонский стул с ножками в виде лап льва, стоит боком к столу. В стороне стол поменьше, с наклонной поверхностью и двумя письменными приборами, что делает его похожим на бюро. У камина два винтажных кресла, карточный столик с инкрустированной поверхностью, решётчатая дровница и стойка с инструментами.
Обитатели. Сидящий за дубовым столом высок, возраста неопределённого, брюнет, с заострёнными скулами. Одет с чёрную мантию с широкой красной окантовкой. Взгляд пронзительный, властный. Сидящий за бюро невысок, сутул, стар. Лысину на макушке окружают выцветшие волосы. Одет в опрятный, но ношенный, бархатный камзол вишнёвого цвета с отложным воротником и серебряной вышивкой.
Гость некоторое время стоял неподвижно – то ли осматривал зал, то ли ждал приглашения. Не дождавшись реакции хозяев, подошёл к столу, и сел на резной стул, положив ногу на ногу. Если бы не прямая спинка стула, он бы развалился, чтобы придать себе больше уверенности, хотя бы во внешнем виде.
Хозяин и гость смотрели друг на друга оценивающими взглядами, словно соревнуясь – чья пауза будет дольше?
Первым не выдержал Гость.
- Вы хотели видеть меня?
Ни единый мускул не дрогнул на лице Хозяина.
- Нет, ты хотел видеть меня. Ты пришёл сам. Тебе не угрожали, тебя не заманивали, тебя не тащили за руки. Ты пришёл сам.
- Это уже не важно. Главное, что мы встретились.
- Нет, это очень важно. Сюда можно войти, но отсюда нельзя выйти. Только вниз или вверх.
Гость попытался изобразить снисходительную улыбку.
- Меня устраивает только последний вариант.
Хозяин понимающе кивнул. И в то же время в этом кивке был зловещий подтекст: «Вот как? Посмотрим»
- Что тебе нужно: власть, богатство, бессмертие?
- Власть у меня есть, богатством тоже не обделён, что же касается бессмертия, то я не очень уповаю на него. Агасфера можно считать бессмертным, но разве кто-нибудь завидует? Даосский патриарх Люй Дунбинь вошёл в число восьми бессмертных, но добиваться бессмертия ради ерунды, вроде выращивания нарциссов или поиска небесных ритмов, чему он посвятил многие годы, нелепо. Я хочу жить долго, но важнее, чтобы моё имя связывалось не с возрастом, а с делами. Кто помнит, сколько лет выпало Александру Македонскому или Чингиз-Хану?
- Тебе не хватает той власти, что у тебя есть?
- Власти и денег никогда не бывает достаточно.
- Зачем тебе власть? Вдохновляет возможность строить и разрушать? Льстит возможность свободно нарушать любые правила и запреты? Пьянит возможность посылать других на смерть? Зачем тебе власть, большая той, что уже есть?
- Вовсе нет. Я много размышлял о мире и его устройстве. Не меньше даосских философов, об одном из которых я упомянул. Мир устроен неправильно. В нём процветает ложь, зависть, лень, глупость, распутство, жадность, заблуждения, жестокость. Люди пытаются бороться с этими пороками, но делают это слишком медленно и странно. Ради борьбы с жадностью они дают свободу лени, ради борьбы с жестокостью опираются на обман, ради борьбы с глупостью используют заблуждения. Я хочу перестроить мир так, чтобы в нём царила гармония, опирающаяся на мудрость правителей.
- Ты считаешь себя достаточно мудрым для этого?
- Я считаю себя достаточно мудрым, чтобы начать. Тот, кто придёт вслед за мной, превзойдёт меня во всём.
Хозяин неожиданно улыбнулся.
- Я уже слышал такие слова. Много лет назад их говорил рыбак с Генисаретского озера. Хочешь основать новую веру?
- Вера и власть неразрывны.
- Твоя уверенность в себе и в своих целях делает тебе честь. Многое из того, что может произойти на этом пути, меня радует. Я не отвергаю. Мой вопрос: чем платить будешь?
- Назови цену.
Хозяин коротко расхохотался.
- Ты знаешь. За власть платят кровью.
- Чьей?
- Ну, своей ты заплатить не можешь, некому будет властвовать. Кровью тех, кто близок и дорог тебе: детей, жены, братьев и так далее.
- Зачем тебе кровь моих детей?
- Мне? Разве я что-то делаю для себя? Остерегайся - ты можешь упасть в моих глазах. Ты, ты сам окажешься перед выбором: останавливаться ради спасения близких, или продолжать движение. Ты же знаешь историю. Правителям не раз приходилось жертвовать своими детьми ради сохранения и преумножения власти. Вспомни Сулеймана Великолепного, который убил почти сорокалетнего сына Мустафу, по одному только подозрению, что тот хочет забраться на отцовский престол раньше времени. Вспомни правителя королевства Чосон, Ёнджи, который убил своего сына Садо, только ради того, чтобы передать престол внуку Чонджо. Сын Ёнджи был ленив и глуп, а внук - умён, трудолюбив и хитёр. Для двадцать первого вана королевства Чонджо судьба страны была важнее судьбы сына. Садо закрыли в комнате без еды и воды, ибо никто не смел поднять руку на наследника престола, чтобы лезвием или пулей прекратить его мучения. Бедняга умер через лишь восемь дней. Древние времена были ещё более жестокими. Хронос поедал своих детей, но сейчас это просто факт из истории, никаких эмоций.
- Суровая участь ждёт всех моих детей?
- Даже мне не дано знать деталей того, что и как будет. Говорить об их будущем – примерно то же, что разглагольствовать перед толпой. Она неуправляема. Её реакция отлична от реакции любого из тех, кто в ней отказался. Лучше всего конечно, чтобы все сидели по домам. Например, из страха. Но так не получится. Ты должен опираться на толпу, потому что она не умеет думать, сопостовлять, оценивать, но именно из-за этого она опастна и плохо предсказуема. Ну, так как? Париж стоит мессы?
- Ты загоняешь меня в угол.
- Не я.
Наступила пауза.
- Мне нужно что-то подписать? – осведомился Гость.
- Зачем? Каждое слово, сказанное нами, ложится на бумагу, - он показал на старика в вишнёвом камзоле с карандашом в руке. Тот отвлёкся, соображая – нужно ли вносить в протокол встречи упоминание о нём самом? Затем вспомнил наставления - за записанное не взыщут. Вот если пропустит что-то, могут быть неприятности.
Гость кивнул. Он привык, что за ним записывают.
- Чтобы твоя власть была прочной, одной крови мало. Тебе придётся предпринимать, говоря современным языком, непопулярные шаги.
- Это не проблема. Моя тайная полиция работает превосходно.
- Не сбрасывай со счетов человеческий фактор, мой друг. Сейчас любят говорить о нём. И не зря. У кого-то может дрогнуть рука, другой возомнит себя революционером, третьего соблазнят деньгами и женщинами. Мир несовершенен, как ты понимаешь.
- Именно поэтому у меня две тайные полиции. Следят друг за дружкой, а вместе - за теми, кто не удостоился чести быть агентом. Агент больше рядового гражданина боится напороться на подставу. Проверено. А ещё я поощряю цинизм, скептицизм, равнодушие. Во всяком случае, пока. И ещё я стараюсь, чтобы никто не называл вещи и явления своими именами. Опасно, люди могут не выдержать давления устаревших представлений о добре и зле. Увы, новый мир приходится строить со старыми людьми.
Хозяин понимающе кивнул головой.
- Умно. Но чтобы тебя воспринимали как пророка, одного желания мало. Ты должен уметь вовремя расставаться с соратниками и друзьями. Ты ведь знаешь, предают близкие. Так что – или ты, или они тебя при первой же возможности. Вспомни, Брут предал Цезаря, а Курбский – Ивана четвёртого. Бывали случаи и поинтересней. Некто Отто Куусинен, лидер социал-демократической партии Финляндии, захотел стать во главе страны. Но не получилось, его партия ни разу не сумела выиграть выборы. Тогда он поехал в Советскую Россию и уговорил Сталина напасть на Финляндию. Уже на второй день после войны его провозгласили главой нового правительства Финляндии! Но – вот незадача: Сталин войну не выиграл, и правительство в Хельсинки никуда не делось. Предательство Куусинену не простили, и пришлось ему кормиться объедками со стола Сталина. Тот его утешил должностью губернатора одной из областей России. Хоть и мерзавец, да свой.
- Я никого жалеть и утешать не собираюсь.
- Похвально. Хочешь, чтобы я присматривал за твоими?
- Да, - Гость впился в глазами в Хозяина, словно выпытывал: что за это с меня потребуешь? Но тот ответил весьма просто:
- Изволь. Мне это даже будет приятно.
- Ты готов быть моим союзником?
- У тебя закружилась голова. Ты просишь стать союзником того, кто сильнее тебя? Не смеши. Малый может быть союзником большого, и никак иначе. Я могу разрешить тебе делать то или другое, но только до тех пор, пока у мня хорошее настроение. В нашем возможном союзе будет так: права – у меня, обязанности – у тебя. Пока ты будешь делать то, что мне нравиться, или, по крайней мере, то, что не раздражает меня, буду поддерживать. Иначе… Сам знаешь. Каковы границы твоих интересов?
- Мои интересы не имеют границ. Разве что, Антарктида не входит. Пускай пингвины живут, как хотят. Остальные должны жить так, как считаю нужным я.
- Достойно похвалы. Я подумаю, как тебе помочь, - Люцифер встал. Демон немедленно подскочил, собрал в стопку исписанные листы и с поклоном передал их хозяину. Тот раскрыл лежавшую на столе красную папку и вложил в неё поданные бумаги.
Гость встал.
- Мой слуга проводит тебя. Предупреждаю только об одном: не оборачивайся.
В правой стене открылась потайная дверь. Демон жестом пригласил Гостя пройти.
- Осторожно, лестница крутая, - крикнул вдогонку Люцифер.
Гость не среагировал. Его этим не удивишь.
- И нет перил, - добавил Люцифер тихим, задумчивым голосом.
Но Гость его не услышал.