Искусство ходить по лезвию ножа

Пролог

Обожание.

Он питался им, как растение вбирает в себя солнечный свет.

Он не мог позволить себе прожить свою жизнь никчемно, прячась в тени кого-то. Такое существование было хуже смерти, хуже мук, пыток, страданий и презрения, через которые ему нужно было пройти, чтобы достичь желаемого.

«Я готов. Всегда был», — убеждал он себя, ловя своё отражение в зеркале. Болезненно бледная кожа, маниакальный взгляд фиолетовых глаз, заострившиеся черты лица — всё то было следствием бессонницы на протяжении многих ночей, который он коротал, держа в руках книгу, или же просто рассеянно смотря в окно на блёклое свечение луны.

Тогда, если он был готов, но отчего же так тряслись его руки? Отчего сердце билось, как безумное, словно пребывая в предсмертных муках?

— И меня никто не убедит в обратном. Никто. Даже ты! — он погрозил своему отражению пальцем. — Ты не можешь снова всё испортить!

В вопящей тишине раздался вежливый стук.

— Сэр? — молодой администратор приоткрыл дверь номера, заглядывая внутрь. — С Вами всё хорошо?

— Всё хорошо, — мужчина неловко принялся поправлять несуществующие складки на пиджаке. — У вас что-то случилось?

— На самом деле, да, — немного смущенно признался администратор. — Но Вам нужно увидеть это самостоятельно.

— Иду, — тут же согласился мужчина.

Ему нужно было срочно проветриться, пока собственные демоны не сожрали его живьём.

***

«Мариус фон Хаген».

Едва услышав это имя, ваш мозг сам автоматически выгрузит с жесткого диска компьютера миллион статей из светской хроники, ни одну из которых нельзя назвать лестной. Миллиардер, плейбой, ловелас, бессовестная бестолочь влиятельного папочки — в свои 21 Мариус, посвятивший всю сознательную жизнь учебе и искусству, не воспринимает критику. Он нарастил себе такой прочный панцирь, что словоблудие папарацци едва трогает его самолюбие, и лишь иногда он заглядывает в какое-нибудь очередное желтое издание, чтобы в очередной раз восхититься воображению работающих там людей. Он бы потратил все свои деньги, чтобы те нашли более полезное применение своему таланту, но, к сожалению, пока ещё никто не согласился. А жаль.

Совершенно другое дело — его старший брат Джианн, отличающийся безупречной деловой репутацией, такой редкой в их обществе. В отличие от Мариуса, он не тратил время на учебу зарубежом на факультете искусств, а честно, потом и кровью добился своей позиции, восхищая всех окружающих своими способностями и трудолюбием.

Мариусу никогда не стать таким, как Джианн. Он и не стремится. Это как игра добрый и злой полицейский, только тут — брат-отличник и брат-разгильдяй. Мариус с присущими ему старанием и точностью следует написанному кем-то сценарию, и даже отец порой глухо вздыхает, когда младший сын не пытается отрицать даже самые смехотворные обвинения.

Мариус воспринимает их, как само собой разумеющееся. Мариус сам в них поверил, и готов кидать в свои окна тухлые яйца и помидоры, но потом вспоминает, что — ах, да! — он слишком ленив для этого.

Феми никогда не была заложником чужих предубеждений, и, когда столкнулась лицом к лицу с наследником транснациональной корпорации, была всего лишь слегка удивлена его юным возрастом. В своей повседневной одежде Мариус мог легко сойти за обычного студента университета Стеллиса. И каково было её удивление, когда заносчивый мальчишка оказался смышлёным не по годам мужчиной, который с грацией лихача справлялся с трудностями, о которые вдребезги разбивались состоявшиеся взрослые люди. Феми порой забывала, что Мариус был младше её на три года: она была всего лишь неопытным юристом, он же возглавлял Pax Group.

Потом маска серьезного взрослого отправлялась на вешалку, и перед ней снова являлся вчерашний выпускник факультета искусств. Обычный парень, ну разве что немного сорящий деньгами направо и налево. С кем не бывает?

Но и это, Феми поняла чей факт немного погодя, тоже было очередной искусной иллюзией.

А вот что на самом деле творилась в голове у этого безумного художника, она могла только гадать.

Играл ли он с ней, как кошка с мышкой? Испытывал ли её с любопытством юного исследователя? Или видел в ней нечто большее, чем обычного случайного прохожего — друга?

Феми начиналось казаться, что она никогда этого не узнаёт.

Девушка спешила по скользким после дикого летнего ливня тротуарам, перепрыгивая через глубокие лужи и ловя на себе странные взгляды окружающих (словно они впервые видели опаздывающего на работу человека). Уже второй день подряд она опаздывала на эту чёртову (прости, прости, любимая!) работу, хотя обычно пунктуальность можно было отнести к её сильным сторонам.

Как назло, в сумочке звонил телефон, трелью отбивая из динамика наушника ретро-рингтон. Его давно нужно было уже заменить на что-то более спокойное, может быть, классическое (например, Полонез Михаила Огинского), но мелодия из 8-Bit игр прочно заняла свою позицию и была слишком узнаваемой для хозяйки.

— Мариус? — удивленно переспросила она, когда ответила на звонок. — В такую рань?

— Если Onee-San думает, что мой день, подобно расписанию аристократов, начинает в полдень, то ты очень, очень ошибаешься, — в голосе фон Хагена проснулся тот самый недовольный тон начальника, вставшего не с той ноги. Феми невольно вспомнила, как Артём днём ранее отчитывал Кики за опечатку в доверенности.

Если говорить абсолютно честно, Феми именно так и думала. Вслух она в этом, разумеется, не призналась.