Исповедь

Исповедь

Чикаго. 
8 октября 1871 год.

Стоя напротив статуи Девы Марии, Патрик перекрестился. Запах ладана, витавший под высокими сводами церкви святого семейства, дарил ему ощущения покоя, но в глубине души копошился червяк угрызения совести, незаметно разъедавший мнимое чувство благодати от искупления грехов. Прикрыв глаза, Патрик начал молиться, попутно лишний раз убеждая себя в том, что он верно все делал и поступает праведно и по сей день. Будучи молодым священником, ярым поклонником Бога, он ненавидел всё то, что имело отношения к Дьяволу. Его охватывали вспышки гнева, когда он обнаруживал тех, кто пренебрегал милостью Создателя и питал уважение к его извечному врагу. Не понимал, как можно не бояться Высшего Суда. В то время его друзья, проверенные совместными шалостями детства и приключениями юности, решили воссоздать эпоху инквизиции в Европе, стать первыми, кто вернёт истинную силу святому Папскому престолу. Друзья поведали ему о своих планах и попросили о поддержке, как от служителя Бога. Разве он мог отказать найти всех, кто имеет отношение к Нечистому и освободить их души от скверны праведным огнём? Нет. Ведь небеса, очевидно, послали шанс, а душа его этого жаждала. Они начали охоту на ведьм и колдунов. Будучи проездом через Бристоль задержались на несколько недель на его окраинах. Интуиция или ниспосланное Господом озарение подсказывали Патрику – тут обитает зло. В таверне он познакомился с женщиной. Её лицо было подобно лику Ангела – чистое, невинное, доброе, а в глазах полыхало пламя Ада. Свет и Тьма прекрасно в ней сочетались. Патрик влюбился и забрал её с собой в странствия. Но, оказалось, зря… 

– Дорогой, – вкрадчиво позвала Патрика жена, отрывая его от молитвы. – Может, пока не слишком стемнело, сходим после церкви к друзьям, Марии и Роберту? Они как раз тут недалеко купили дом и сегодня заносили приглашение в обед, но я заработалась и позабыла сказать. Извини. 

– Нет, милая, – Патрик улыбнулся жене, что была для него светом. Скользнул взглядом по её пухлым губам на овальном лице. – Тебе не за что взывать к моему прощению, – провёл ладонью по её щеке и заправил под чепец выбившуюся прядь светлых волос. – Ты замечательная жена и мать. Сходите в гости сегодня без меня. Передай мои им поздравления и извинения с заверениями, что завтра я уже с вами непременно навещу их. Сегодня в лавку много товара завозил и помогал разгружать, голова разболелась со спиной, – он вздохнул со светлой грустью. – Пойду домой, прилягу. 

– Тогда мы тоже… – жена положила руку на плечо мальчика шести лет. У него были её глаза, большие и голубые, с длинными густыми ресницами, но нос отца – небольшой и с горбинкой. 

– Нет-нет, идите в гости, – Патрик взъерошил волосы сыну, смотрящему на распятие Христа. – Роберт давненько не виделся с крестником… 
 

~*~

Сквозь сладкий сон, дарящий ощущения полёта над бездной, Патрик скинул с себя одеяло. Его тело взмокло, на лбу выступили капли пота. Перевернувшись на спину, он поморщился. Странный треск, словно в костре горели старые ветки, мистическим образом убаюкивал, но плотный запах дыма забивался в ноздри, не давая возможности дышать полной грудью. Патрик, нахмурившись, неохотно приоткрыл глаза. Его взор моментально встретился с кудрявым огнём, алчно лижущим деревянные стены дома. Вскочив на ноги, по инерции вдохнул и зашёлся кашлем. 

– Есть две эфемерные субстанции в мире, от которых нельзя убежать, спрятаться и откупиться, – в игре теней, что тонули в сизом дыму, качнулся грациозный женский силуэт. – Любовь и Ненависть. Они догонят. Найдут. Предъявят счёт за слабости. Спросят за каждую из капель вины, хранимой совестью в душе. 

Полотно дыма раздвинулось, словно шторы, отдёрнутые сильной рукой. Молодая женщина с тёмными глазами, которые, казалось, таили в себе мистерию всей сущности мрака и бесконечности, приподняла уголки бледных губ. Её волнистые волосы струились по гордо расправленным плечам и кончиками заигрывали с высокой грудью. 

Патрик судорожно сглотнул, не веря в происходящее. Его охватила дрожь, несмотря на то, что вокруг жадно дышало пекло, а не правил мороз. Происходящее напоминало один из кошмаров, что преследовали его последние девять лет. Ужас догнал его и воскрес из пепла наяву. 

Патрик оглянулся в поисках жены и сына, но их не было. Паника, схватившая за горло, ослабила свои тиски – родные ещё в гостях и, значит, им ничего не грозит. 

Женщина чуть склонила голову набок. Она была похожа на воплотившееся в реальность древнее предание о Лилит – ночном чудовище, соблазняющем мужчин. Её стройное тело было облачено в блузку с глубоким декольте, а бёдра обтягивали кожаные брюки, расшитые золотым узором летящих искр. 

Она подступила к Патрику, не сводящему с неё взгляда. Лютый страх сковал его мышцы. Попытался двинуться, но не вышло. По щекам потекли слёзы. 

– А что такое совесть? – женщина с лукавой полуулыбкой провела кончиками пальцев по холодному, будто камень на морозе лицу Патрика. Его сердце, пропустив удар, бешено заколотилось, а ноги стали ватными. – Дар Бога! Путеводная нить от мрака к свету. Она как пуповина, соединяющая мать и дитя, – она села на постель. Патрик, рухнул к её ногам, но не мог отвести охваченных ужасом глаз от миловидного лица, обрамлённого иссиня-чёрными волосами. 

– Чудесная ниточка… дающая жизнь! Ночь и день. Солнце и темнота. А что, если в ледяном мраке светлей, чем когда тебя окружает пламя? Такое возможно, Патрик? – она нежно улыбнулась. Погладила его по седым волосам. 

Пожар подбирался всё ближе к кровати, однако дым, клубясь, ложился ковром на пол и не мешал дышать. Патрик не знал, что ему делать. Тело не слушалось его, оно словно подчинялось чужой воле. Именно неведомая сила склонила его к ногам женщины, а не он сам припал к ним. Ручейки пота потекли по его спине. 

– Молчишь. Да, у тебя нет права говорить. Я исповедуюсь за тебя, – она даровала ему мягкий поцелуй в покрытый испариной лоб. – Как же далеко ты убежал и прекрасно спрятался. Стал совершенно иным человеком. Теперь ты добропорядочный семьянин. Добрый отец. Заботливый и верный муж. А тот, другой Патрик, участник безумного процесса самопровозглашённых новых инквизиторов, что примерял рясу священника… Именно примерял, – её глаза остекленели, в них не было ничего, кроме пустоты, – хотя он окончил духовную семинарию, имел подлинный сан, однако не спасал заблудшие души. О нет, ты губил невинные, – ноготь на её указательном пальце удлинился, сделавшись острым чёрным шипом. Она провела кровавую вертикальную черту на лбу Патрика, который, переполняемый ужасом, чувствовал, как Смерть дышит ему в затылок. – Скольких ты отправил в Ад, не заслужено мня себя Творцом? Ты ответишь лишь за одну душу и будешь судим за ту слабость Создателем! – она звонко рассмеялась и чиркнула ногтем-шипом, творя крест на его лбу. – Ниточку жизни ты оборвал, не сказав подельникам, о чём тебе исповедалась Ведьма. Да, она была истинная злая Ведьма, но в чреве её сияло невинное солнышко. И ты, – кривая усмешка, – вырезал раскалённым ножом язык матери и плотно завязал ей рот, чтобы она никак более не посмела попытаться спасти своё любимейшее дитя. Так в чём больше света, Патрик? Знаешь, как темно было Ведьме на костре, обнимаемой ярким нестерпимо жарким огнём? Да, ты это постиг потом, во снах. И побежал прятаться от себя, от ненависти за любовью! – тёплая улыбка. – Знаешь, как быстро растут дети на небе? Да-да, то дитё не попало в Ад, Бог мудр, – глубокая грусть застыла в оживших глазах женщины. Она погладила дрожащего Патрика по голове. Языки пламени лизали ему пятки. – Только ребёнок без матери и в окружении ангелов, – гостья запнулась. Её лицо исказилось болью, и она наотмашь ударила Патрика по щеке. Вскочила на ноги, схватила его за грудки и швырнула в стену за кроватью. Её глаза наполнились искрящими углями, черты лица заострились от ярости. Волосы зашевелились змеями. Патрик едва поднялся и попятился, спиной обрывая детские рисунки со стены. 

– Знаешь ли, как невинному ребёнку светло в бездне адовой, когда его обнимает мать? Никакие муки не страшны! Да, ты ведаешь это, когда прижимаешь к себе сына! Ты веришь, что любовью искупил грехи! Ты веришь, что убежал и скрылся. Но нет, Патрик, быть может, Бог тебя простил, только ненависть женщины, у которой ты отобрал шанс на свет материнства, оборвал её чудесную ниточку жизни, не забыла тебя! – она, как пушинку, отшвырнула массивную дубовую кровать одним движением руки, подошла, сопровождаемая гудящим огнём, к забившемуся в угол Патрику. Он безуспешно пытался что-то сказать, но что именно, он и сам не понимал. Выходило у него лишь глухое мычание. 

Женщина широко улыбнулась. Её глаза засияли радостью. 

– Ну что же ты, Патрик? Произнеси «раскаиваюсь» и милость господня снизойдёт на тебя, убережёт твоё тело! Но ты можешь признать вину и принять кару от дьявола! Прошепчи: «виновен, но не каюсь» и спасёшься душой! Выбирай, где мрак, а где свет, Патрик… Один путь, две двери, а ключи в твоём сердце, сознании, – она легко взмахнула ладонью, и его губы отпустил каменный лёд. 

Пламя надвинулось стеной. Кожа Патрика стала покрываться волдырями, одежда дымиться, волосы тлеть. Боль, страх, желание убежать, жить – все смешалось в единый коктейль. 

– Раскаиваюсь! – истошно закричал он. 

Женщина громко засмеялась. Вихрь густого серо-чёрного дыма лавиной устремился к ней.