Исповедь Черепахи

Исповедь Черепахи

Вообще-то, я — человек. Точнее, девушка, и зовут меня Кристина. А «Черепаха» это прозвище, которое преследует меня с детства. Где-то в тумане полумладенчества возникает картина: сижу на скамеечке в прихожей, пытаюсь натянуть на ноги носки. Сначала один… потом другой… Ме-еее-едленно, очень-очень ме-еее-едленно… Мама стоит рядом и терпеливо ждет. Она в длинном декрете, поэтому никуда не торопится.
Тянусь за своей вязаной сумочкой. Снова начинаю заниматься носками…
Сколько времени проходит? Да какая разница?
Мама протягивает мне руку, поднимает со скамеечки и ласково говорит:

— Черепаха ты моя дорогая!

Сценка вполне типичная и даже трогательная. Малыши вечно копошатся, путаются в шнурках и пуговицах, и это никого не удивляет. Но скоро наступает детсадовская пора, и я постоянно оказываюсь в последних рядах. Если уж совсем честно, то просто самой последней. Застываю с ложкой над гречневой кашей, замираю возле своего шкафчика, превращаюсь в неподвижную статую, когда остальные шустрые детки дружно водят хоровод…
Это я уже помню совершенно отчетливо, безо всякого тумана.
Можно не сомневаться, что симпатичное домашнее прозвище скоро стало всеобщим достоянием.

Мои крайне культурные и начитанные родители всем деликатно напоминали, что даже Пушкин в детстве был неповоротливым увальнем, а лет в семь вдруг превратился в живого сорванца. Потом, разумеется, в гения. Может, и меня ожидает какая-то выдающаяся судьба?

Ближе к первому классу им, видимо, надоело рассказывать про маленького Пушкина, и я оказалась в кабинете детского психолога или, может, психиатра.
К счастью, диагноз «человек дождя» мне не поставили.
Не знаю уж, что порекомендовал специалист, но меня оставили в покое.

Когда бесследно пропала детская миловидность, выяснилось, что я и внешне напоминаю черепаху. Плоская и широкая. Волосы какого-то неопределенного цвета, лицо сонное, движения… Движения замедленные, само собой. В общем, та еще картинка, прямо хоть снимай сюжет для канала «Дискавери».

Разумеется, ничего приятного вспомнить про свои первые шаги в школе не могу. Сразу всплывают в памяти жизнерадостные вопли «Черепаха, черепаха!», которые то и дело издавали мои милые одноклассники. Повезло еще, что родители вовремя подсуетились и освободили меня от физкультуры. Хорошо бы я смотрелась в разгар какой-нибудь эстафеты или командной игры!

До сих пор удивляюсь, как я умудрилась более-менее прилично учиться в нормальной школе. Выручало, наверное, что я была очень тихой и дисциплинированной. А ведь большинство учителей мечтают об учениках, которых не видно и не слышно. К тому же с письменными работами (если только отводилось достаточно времени) справлялась на «отлично», не говоря уже о рефератах и сочинениях. Тут я отрывалась по полной и удивляла педагогов «глубиной мысли» и «проникновением в тему».

А в двенадцать лет многое изменилось.

Было самое обычное утро, до звонка оставалась пара минут, когда в класс зашел директор, привел за руку новенького и сказал:

— Это Алеша Захаров. Прошу любить и жаловать.

Или что-то в этом духе. Сейчас уже точно не помню, я, как всегда, была занята чем-то своим.

— Садись на свободное место…

Директор орлиным взором окинул класс. Угадайте, кто сидел один? Как только нам стали разрешать рассаживаться по собственному вкусу, я тут же осталась в гордом одиночестве, о чем совершенно не жалела.

Новенький прошел по ряду, остановился возле моего стола, сел рядом со мной и улыбнулся. Улыбнулся персонально мне. А кому же еще?

— Привет, я — Алекс.

И стал вынимать из своей сумки тетрадки.

Никогда такого красивого мальчика не видела. Хотя где, собственно, я могла их видеть? Все прежние мои одноклассники были настоящие уроды. Ладно, не все, и не настоящие. Некоторые даже были довольно смазливыми. Но, конечно, не шли ни в какое сравнение с НИМ.

Я, не поднимая глаз, украдкой наблюдала за новым соседом.

День прошел незаметно.

Когда я потихоньку топала домой, Алекс меня нагнал:

— А нам по пути!

Пришлось согласиться. Действительно по пути.
Сосед не промчался дальше, как любой другой одноклассник, а пошел рядом. Он явно хотел общаться. Для меня это было в новинку.

— Может, зайдешь ко мне? Тебе не трудно помочь мне с алгеброй? В моей старой школе эту тему совсем по-другому объясняли. Я, честно говоря, почти ничего не понял…

Нет, не трудно. Правда, разговаривать с ровесниками без крайней необходимости мне практически никогда не доводилось, но почему бы не попробовать?

Мы зашли в шестиэтажный кирпичный дом, который считался элитным.
Захаровы поселились там совсем недавно.
Глава семейства был каким-то продвинутым топ-менеджером, приглашенным из соседнего города, чтобы спасти от банкротства одну крупную фирму.
А мама Алекса была синеглазой красавицей с золотистыми волосами (я сразу заметила, что он на нее очень похож). Но не простой красавицей, а доброй и приветливой. Она несколько раз заглядывала к нам в комнату, приносила то сок, то пирожки, то апельсины. Видимо, была довольна, что ее сынуля сразу же подружился с такой скромной и воспитанной девочкой (я имею в виду себя), а не с какими-то местными хулиганами.
Мы разобрали алгебру, и я с удивлением обнаружила, что легко нахожу слова и не впадаю в ступор.

Потом Алекс отправился меня провожать, но не подошел к лифту, а спросил:

— Хочешь, кое-что покажу?

Мы поднялись по чердачной лестнице. Он сунул руку за какой-то ящик, достал ключ, отомкнул маленький висячий замок на двери.

— Вылезай, только осторожно.

На крыше было действительно клево. Кровля плоская и совсем не скользкая, так что сорваться вниз практически невозможно. Вокруг стояли кирпичные башенки под узорными железными колпаками. Дом был и правда элитный.
У одной из башенок был порожек, на котором можно было с комфортом расположиться и читать, болтать, смотреть на облака. Я сразу подумала о домике Карлсона.

Алекс сказал, что с земли эта башенка совершенно не просматривалась.

— Только родителям не проболтайся, а то они поднимут шум…

Сколько раз потом мы сидели на этом порожке, когда родители думали, что Алекс меня провожает!
У Алекса, понятно, завелись в классе приятели и поклонницы, и он давно мог пересесть, но оставался рядом со мной. Наверное, привык.

— Да брось… Она нормальная девчонка.

Это я раз случайно подслушала, как он ответил Филимонову. Точно по поводу меня.

Алекс стал моим бесплатным имиджмейкером. Непонятно, зачем ему это было нужно. То ли по доброте душевной, то ли приятно было осознавать, что общается с классной, пусть и странной особой, и убеждать в этом остальных.
Не знаю, что произошло, но я постепенно менялась.
Его старания не прошли даром. Нет, я не стала «популярной» (как говорят в американских сериалах), но отношение ко мне переменилось. Я уже не числилась в изгоях, стала более-менее приемлемой персоной, хотя слегка тормознутой. Считалось, что я наблюдаю за окружающими и подмечаю слабые стороны и промахи.
Иногда мне даже удавалось выдать что-то остроумное и услышать:

— А ты прикольная!

Когда я победила сразу на двух олимпиадах (по математике и физике), одноклассникам открылся неиссякаемый источник знаний (то есть, списывания). Я мало кому отказывала.
Я так ускорилась, потому что Алекс меня все время тормошил и не давал уходить в мой мир. Время от времени даже проявляла интерес к каким-то дурацким совместным делам, вроде похода в кино или экскурсии.

Дальше пропустим несколько лет. Вот так возьмем и пропустим.
Перехожу к событию, из-за которого, собственно, и затеяла эту исповедь.

Как всякий гадкий утенок, я мечтала, что когда-нибудь превращусь в дивного лебедя. Но не срослось. В десятом классе я по-прежнему оставалась плоской и широкой. Правда, как-то незаметно выросла грудь, но она тоже оказалась плоской и широкой. Короче говоря, я была на редкость блеклой и тусклой. Особенно по сравнению с некоторыми нашими девицами, которые усиленно изображали из себя фотомоделей. Как-то на географии, когда препод распинался возле карты и воображал, что его очень внимательно слушают, Алекс долго смотрел на меня, а потом выдал:

— Тебе надо перекрасить волосы в черный цвет. И сделать стрижку вроде каре.

Я призадумалась…
Но в тот же день я случайно увидела, как он на перемене любезничает с Асенькой Морозовой из 11 «Б». Асенька была в нашей школе личностью довольно известной и получала больше всех валентинок на 14 февраля.
Лично мне ее пышная прическа, накрашенные ресницы и тонкая талия не казались такими уж привлекательными. Но дело ведь не во мне…

В течение недели я исподтишка наблюдала за ними. Алекс всегда находил предлог, чтобы незаметно улизнуть на большой перемене. Встречались они обычно на третьем этаже, в закутке рядом с кабинетом завхоза. Из-за угла можно было без помех наблюдать, как сладкая парочка беседует. А в ту пятницу я увидела, как он положил руки Асеньке на плечи, она запрокинула голову и вытянула губы трубочкой. У меня почему-то перед глазами заметались блестящие точки, и я поскорее ушла.
Как я ненавидела эту Асеньку!

Так значит вам, уважаемый Алекс, нравятся девицы постарше? А что вы скажете насчет красотки-второкурсницы? Именно такая у меня имелась на примете. Стройная, высокая (метр семьдесят три) блондинка с зелеными глазищами, модным прикидом и чуть хрипловатым из-за сигарет голосом. Звать Ева.

Это вам не чета какой-то жалкой одиннадцатикласснице!
Спросите, откуда у меня такая знакомая? Все элементарно, Ева — моя двоюродная сестра. Иначе, само собой, она бы меня в упор не замечала. Ей с самого детства приходилось общаться на семейных праздниках, играть со мной в куклы и выгуливать в парке.

Как раз вечером мы с мамой собирались к ним в гости. Очень удачно все сложилось!

Пока мама и тетя Света обсуждали последние покупки и цены за коммуналку, я проскользнула в Евину комнату и сделала небольшое предложение.
Ева отвернулась от зеркала, насмешливо стрельнула в меня своим прозрачно-зеленым взглядом.

— А что мне за это будет?

Так и знала, что она сразу спросит.

— Я тебе заплачу. Хочешь тысячу рублей?
— Лучше две с половиной! — отрезала моя корыстная кузина. — Я себе как раз сумочку присмотрела…

И добавила:

— Зачем тебе это нужно, Кристинка? Или решила после школы работать бандершей, а теперь практикуешься?
— Просто поспорила, — скромно сказала я.

Местом соблазнения была выбрана моя квартира. Соблазняемого нужно было туда заманить. Хотя чего уж заманивать? Я просто попросила Алекса настроить антивирус, у меня самой это якобы не получилось.
И вот представьте, открываю однокласснику дверь, он вешает куртку на вешалку, а из комнаты в коридор выходит такая вот Ева. Однако я ее уже довольно подробно описывала. Уж не знаю, как он сумел разобраться с антивирусом, поскольку все время не отрываясь глазел на мою двоюродную сестрицу. Вы, наверно, уже догадались, что ушли они вместе.
Ева потом по телефону рассказывала, что он по дороге купил ей букет и травил глупые анекдоты. На Алекса это было совсем не похоже (я о глупых анекдотах). Но тем лучше, значит, Ева его всерьез зацепила.

Главное, что на Асеньку он теперь не обращал никакого внимания, и та ходила по школе на полусогнутых и с разобиженным видом. Мне было приятно. Честное слово. Но потом все пошло не по плану.
Не только Алекс влюбился, но и Ева, оказалась не такой уж бесчувственной, как я думала. Они встречались уже месяц, и вот ЭТО произошло. Ну, понимаете, о чем я. В квартире у Евы, когда родители уехали на дачу (уже настал апрель).

Ева сама проговорилась. Мне такая новость абсолютно не понравилась. Одно дело, увести Алекса от мерзкой Морозовой. И совсем другое дело… В общем, я потребовала, чтобы Ева оставила его в покое. Я ведь ее не просила о каких-то серьезных отношениях и прочей ерунде. Но Ева уперлась:

— Забери эти поганые гроши и отвали. Занимайся своими олимпиадами, а в чужие дела не лезь. Надеюсь, ты не донесешь на меня за связь с несовершеннолетним?
— Да уж, именно тебе связываться с несовершеннолетними не стоит. Думаешь, я ничего не знаю о дяде Валере?

Поясню. Мне была известна одна семейная тайна, причем уже давно. Сидела я как-то раз на полу возле большого кресла, рассматривала Евину коллекцию открыток. Меня было совсем не видно. Во всяком случае, Ева и дядя Валера не заметили, они были слишком заняты выяснением отношений. Дядя Валера — второй муж маминой сестры, тети Светы, то есть Евин отчим. Ева, между прочим, тогда училась в десятом классе. Или даже в девятом.
Из их перепалки мне все стало ясно. А теперь случайно подслушанный разговор очень даже пригодился.

— Рассказать тете Свете? — поинтересовалась я.

Ева вспыхнула до корней волос.

— Хорошо, сделаю, как ты хочешь. Шантажистка!

На следующий день Ева объявила Алексу, что между ними все кончено, а у нее есть взрослый парень. Даже прошлась под ручку со своим однокурсником и привела его домой. Не знаю уж, чем они там занимались целый вечер (тетя Света и дядя Валера опять умотали на природу), а Алекс стоял под окном и не замечал, что льет проливной дождь. Ева мне потом доложила.

В общем, у Алекса, кроме меня, никого не осталось. Во всяком случае, мне так казалось. Несколько дней он пытался поговорить с Евой, но бесполезно. Мне даже стало его жалко, он был сам на себя не похож. Когда я пробовала его хоть как-то отвлечь, он, переводил разговор на Еву. А ведь мы с ним уже давно не общались, как раньше! Обидно…

— Я люблю ее, — вот и весь разговор.

В тот вечер меня вдруг словно что-то ударило, и я ему позвонила.
Телефон не отвечал.
Быстро собралась и уже вскоре оказалась в его доме. Мама Алекса (она оставалась такой же милой и приветливой) сказала, что он недавно вышел погулять. Я попрощалась и отправилась восвояси. Уже нажала кнопку лифта, когда заметила, что дверь на чердак приоткрыта. Поднялась по лесенке, вылезла на крышу.

Алекс стоял на самом краю. Он услышал мои шаги и обернулся. Какое у него было лицо!

— Ты с ума сошел! Из-за нее…

И я все ему выложила. Насчет Евы, насчет двух с половиной тысяч. Даже насчет дяди Валеры, хотя без этого вполне можно было обойтись.
Думала, он рассмеется, и мы снова будем сидеть на пороге кирпичной башенки, как в детстве, и болтать о пустяках, и небрежно обсуждать временные неприятности, не стоящие особого внимания. Но он разозлился. На меня.

— Чертова черепаха!

Он никогда не произносил моего прозвища, как будто не знал его. Алекс переступил с ноги на ногу, поскользнулся на мокром железе (дождик недавно закончился), взмахнул руками…

Следователю я почти все рассказала. Но меня, конечно, никто ни в чем не обвинял.

Несчастный случай. Шестой этаж. Замощенный двор. Я снова сидела одна за партой. Чертова черепаха!

Вообще-то, я — человек. Точнее, девушка двадцати шести лет. А «Черепаха» это прозвище, которое преследует меня с детства…