Истинная из прошлого

1

Небольшой городок магов на границе с Дарией, был взволнован. Недавние события не давали людям успокоиться. Что-то немыслимое творилось в рядах драконов. Глава Гнезда проснулся и звери, повинуясь зову сильнейшего, резко заинтересовались землями Пархана.

В людских умах появились мысли о новой войне. Верующие оккупировали храмы. Ведь когда не знаешь, что твориться в головах у сильных мира сего, ожидаешь наиболее ужасного исхода.

Вспоминали даже про старые развалины соборов и церквей, которые давно обросли сказками. Но больше всех удостоились внимания развалины дома Матери.

Была легенда, что когда в Храм приходит человек с темным сердцем, с постамента богини спускается неясная тень. Ночью или при плохом освящении виден белесый силуэт, а днем можно заметить лишь ее деяния.

Она появилась после войны с ар'ханами, поэтому тень стали называть Матерью, оплакивающей своих детей.

Людей пугала загадочная фигура с грустными глазами. Поэтому храм разрушили. Долго место не пустовало. На этой земле построили дом Воздержания, где жили куртизанки и мелкие деятели теневой профессии. Но вскоре, здание сгорело. Поговаривали, что видели там сердитое приведение Матери. После еще двух пожаров, в этом квартале перестали строить какие-либо дома.

Маги плохо разбирались в мире тонкой материи. Призраков, духов и тому подобную атрибутику они называли пустой тратой времени. Обучаясь в академии законам энергии, они не брали в расчет что-то выходящее за эти рамки. Но даже после случайных пожаров, где была замечена тень, трогать мистическое место перестали и даже установили памятный столб для будущих поколений. Табличка гласила: “ Ты - ворвавшийся в мой чертог, лишь пепел от тебя оставлю!"

— Брр, ну и холодрыга, — закутавшись в тонкую шаль, сидит девица.

Алтарь сияет, дарит свет и тепло, зовет незваную гостью в дом, но я сижу и старательно отвожу свой взор. Артефакт настойчиво излучает свое сияние, намекая на то, что не прочь показаться заблудшей душе, но я "глуха". Живой огонь дернулся в мою сторону, повинуясь духам места и обжигая руки.

— Люди умеют лишь предавать и ненавидеть, — пытаюсь обосновать свое решение, оставить деву за Гранью. — Завтра же эта невинная, льющая крокодиловые слезы, побежит к градоправителю и к нам вновь священника пришлю. Что делать будем? Опять опаивать и в лес пускать, к лешему?

Алтарь сиял, огонь танцевал, а свод моего дома переливался мерцанием дальних звезд. Тишина была мне ответом.

— Пчи, пчи, пчи, — послышался девичий чих за гранью.

— Она мне под порог заразу принесла, — недовольно пробурчала, как старуха и подошла к самому краю полога.

Покрытие дрожало, будто волновалось, как занавесь под дуновением ветерка. Чувствовало заклятие, что скоро трону его плетение и хоть на мгновение, но разрушу. Дева в тени ночи, укладывалась на сырую землю - спать. Тоненькое тело прикрыто лишь мешковатой робой. Тощие кисти выглядывают из-под пледа. Сваленные в колтун темные волосы, больше похожи на гнездо ворона.

Жалко ли мне ее? Наверное, да. Мои эмоции - это свет алтаря и живой огонь, тело носит лишь холодный разум и недоверие.

— Непутевая, чего разлеглась? — показалась из тени своего очага, чем спугнула путешественницу.

Понимаю ее ужас. Она нашла чистое, спокойное местечко, а тут я из ниоткуда явилась.

— Ноч-чь, а я... Ноч-члег, — застучали зубы гостьи, то ли от страха передо мной, толи от холода.

— Пойдешь ко мне? — я знала, что девица согласится.

Ей будет все равно, что странная женщина вышла из тени и зовет за собой. Она не обратит внимания на гробовую тишину вокруг, не заметит блеска моего тела, не захочет заострять внимание на моем наряде.

"Что опасного в обычной блондинке с голубыми глазами? У нее за спиной крылья? Нет, это плед, украшенный множеством голубых перьев. В ее ушах блестят серьги в виде спящего вниз головой дракона? Честь и хвала мастеру драгоценностей, раз создал такую красоту", — ее мысли раскрылись передо мной, как карта неба.

— Спас-сибо, — пролепетала беспризорница и протянула мне руку.

Трогать немытую конечность не стала. Кивнула девице, чтобы в дом заходила и вновь накинула полог невидимости на свою обитель. Девица опасливо шагнула и тут же оказалась посередине огромной комнаты, где весело танцевал огонь, в дальнем углу стояла кровать, а на столе встречали яства всевозможные.

Расстарались духи. Нечасто живых привечаем. Забыли прислужники, какого это горячую душу человека ощущать. Все сделают лукавые, чтобы искрами эмоций девицы насытиться. Попотчуют, порадуют, развеселят, во сне выпьют ее тепло, подарив кошмар и холод. Придется оберег в кровать молодке подсунуть, чтобы бесы треклятые, красу не тронули.

— Показушник, — тихо бросила невидимому алтарю. — Заходи дорогая, гостьей будешь, — вслух произнесла и усмехнулась. — Коли имя свое назовешь, подругой мне станешь.

— Нора, — произнесла немытая.

— Нора, — повторила ее имя и скривилась.

Лживой горечью слово отдает, холодом пустым по щеке мажет. Будто не ее имя, не родителями данное, на языке держу.

— Нора говоришь? А почему по улице ходишь? Молодая, сильная и красивая. В деревне любому бы приглянулась.

От девицы брезгливостью пахнуло. Не по нраву ей деревенские мужики. Городского, высокородного дракона на уме держит. Месть в ее головушке зреет. Дерзкий план сердце вынашивает.

— Оклеветала меня одна змеюка. В руки законников отдала, — девушка сметает со стола все яства и водичкой родниковой запивает.

Живой огонь от ее лицемерия в очаге скрылся, сумрак на комнату упал, духов-приспешников моих явил. Тени под моими ногами скрылись, поджидают часа своего. Хотят знать решение разума, прежде чем за эмоциями следовать.

— А ты сама, кем себя считаешь?

Сидя в любимом кресле, наблюдаю за человеком и перебираю перья на своем плаще. Синенькие сияют в отблеске огня, черные, наоборот, мрак напускают. Я готовлюсь выносить приговор.