История двух мертвых душ. Загробный мир

ПРОЛОГ

«В конце концов, что такое смерть? Смерть, дорогие товарищи, это самое интересное приключение, которое мы испытаем в жизни»

Аркадий Стругацкий¹

Я стояла у настежь открытого окна, лёгкий утренний ветерок еле шевелил каштановые волосы. Какое же сегодня прекрасное утро, так прохладно, и не скажешь, что сейчас середина на редкость знойного лета. Ещё часок и выйти на улицу будет невозможно. Солнце отберёт свои права у ночи и начнёт нещадно палить, да так, что асфальт будет плавиться под его лучами.

— Ната-а-а… — протяжно завыл женский голос за запертой дверью, а потом последовали сильные удары в неё, заставляющие волосы встать дыбом.

Ну что ей опять нужно? А… не говорите, ответ уже ясен. С тех пор, как отец ушёл с семьи, невыдержав постоянную ругань, два года назад, мама начала пить. Нет, конечно, она особо не буйствовала, но даже так умудрялась портить мне настроение и не только это. Полгода назад она лечилась в специальном санатории — и представить сложно, каких трудов мне стоило, чтобы собрать деньги и отправить её туда — но безуспешно. Два месяца трезвости и очередной срыв.

— Что, мам? — спросила, подойдя ближе к двери — открывать её не хотелось.

— Натан, говорила же тебе… это… возьми пивка. А ты? Где? Ну… — она ещё раз стукнула кулаком в дверь, —  открой, сказала! Дело тут…

Нехотя, но всё же открыла. Я стояла перед ней, растрёпанная и в короткой пижаме в горошек. В свои двадцать четыре я выглядела совсем как ребёнок. А мама больше походила на старуху. Её лицо потемнело от сигарет, сама же она набрала двадцать лишних килограммов, а всё из-за пива.

— Я только проснулась, не стучи так громко.

— Натан, сказала же, в магазин, — мама проворно сунула мне в руку потрёпанную бумажку, которая, как и она, пахла дешёвым табаком. — Одевайся прям щас… Ик… и иди. — Мне оставалось только кивнуть.

Мама закрыла дверь, я услышала только звуки её тяжёлых шагов и прерывистого дыхания; одна ноздря у неё тяжело сопела.  Развернула жёлтый кусок салфетки, теперь-то я лучше разглядела его: корявые буквы шли косыми рядами вниз, образовывая слова. И вот что я прочла:

хлеб 2шт. Батон. Можно и не батон,
молоко, сахар пакет, колбаса Домашняя,
пиво Сельское 4-ре банки 
 

Кое-где в словах были пропущены буквы или, наоборот, вставлены лишние. Слово «пиво» подчёркнуто два раза, как и «колбаса».

Ну что же, придется пойти в магазин. Но кто сказал, что я куплю прямо всё из перечисленного? Правильно — никто.

Уже через двадцать минут была готова. Надела лёгкое платье ниже колена и расчесала волосы. Стала возле узкого зеркала со своим отражением: низенькая девушка с округлыми бедрами смотрела на меня, волосы спускаются ниже талии, на красивом лице ни грамма косметики; вид портила только белая полоска шрама над правой бровью, из-за этого мои серые глаза приобретали дикий вид. Хотя по натуре я мягкая и застенчивая, но по внешности этого не скажешь. Да и голос у меня грубый, слегка хриплый. Звякнула пирсингом на ушах и кучей браслетов на тонких запястьях и, подхватив сумочку, отправилась в путь. 

Оказавшись на улице, быстрым шагом направилась подальше от вонючего подъезда. Мне предстояло пройти несколько кварталов до ближайшего супермаркета, так как заходить в маленькие магазины поблизости нет желания. Все продавщицы наслышаны о моей матери… мне просто не хочется слышать их «слова поддержки».

Засунула в уши наушники, включила любимый русский хеви-метал — громкая музыка заглушила все звуки, практически вырубая из реальности. Я люблю эту музыку, она дарит то успокоение, которое так не хватает мне в жизни, а слова заставляют задуматься о многом.

«За дверь я выгнан в ночь, 
Но выйти вон и сам не прочь²…» — играла музыка в наушниках.

Что-то меня насторожило, стало резко холодно, мурашки волной прошлись по спине и рукам, еле затрагивая шею.  Я остановилась у края дороги: горит зелёный, машины замерли, ожидая свою очередь — нечего бояться. Странное ощущение всё не покидает, но я, не обратив на него никакого внимания, всунула обратно наушники, и музыка ударила новой волной.

«…да, я уйду, и мне плевать, 
Ты знаешь, где меня искать…»
 

Шагнула на потёртую зебру: маленький каблук зацокал по асфальту, но я этого не слышала, я ничего не слышала. И пронзительный вой мотора, и скрип шин, и шлепок падающего тела — я тоже не слышала.
 

Боль пришла внезапно: я забилась в предсмертных судорогах, позвоночник горел, словно в него засунули раскалённый стержень, а мозг буквально плавился в черепной коробке. Я пыталась кричать, но выходили только булькающие звуки. Сломанные рёбра пробили лёгкое, и теперь кровь хлещет изо рта, заставляя меня задыхаться. Кто-то крикнул: «Помогите!!!», но уже поздно. Разве меня можно спасти? Сама виновата…

Внезапно боль прошла. Всё прошло.

Я словно видела себя со стороны. Видела белое платье, ставшее красным от пролитой крови, видела полуоткрытые, слезящиеся, поблёкшие глаза. Видела я и искорёженное тело в луже крови: одна нога была неестественно выгнута назад, а спина странно изгибалась. Кучку беспомощных людишек, склонившихся надо мною, я тоже видела. Это было страшно.

Вдруг картинка пошла рябью, и я провалилась во что-то бесцветное, плотно обволакивающее. Было мягко и тепло ровно до того момента, как я шлёпнулась об гладкую и скользкую поверхность. Встала, потирая обнажённый бок. Стоп! Обнажённый?!

Страха не было, только любопытство.

Я встала в полный рост, но ничего не могла разглядеть — зрение возвращалось слишком медленно. Где-то в подсознании я услышала вой сирены, похоже, моё тело ещё не погибло, а душа его покинула. Поздно, подумалось мне. Я не знаю, почему вдруг в голову пришли такие странные мысли, но они показались правильными. Да, это, пожалуй, будет самым подходящим словом. Всё было правильно — вот какое чувство захлестнуло меня.