История Феникса. Часть ll

Глава 1. Дороги и перекрестки (часть 1)

Перси Уизли чувствовал себя отвратительно. Да, они победили, но какой ценой? Да, его простили, но в последний момент. Последний для Фреда. Мертвое лицо с застывшей на нем улыбкой все еще стояло перед ним, как в те мгновения, когда он изо всех сил тряс его - своего брата-оболтуса, который снова решил выкинуть одну из своих скверных шуток и притвориться мертвым. Как он может быть мертвым, если улыбается? Как он мог умереть, если секунду назад заливался смехом?

Перси слабо помнил все, что произошло за это время - с того момента, когда его оттащили от тела погибшего брата до вот этих конкретных минут, когда он сидел в «Дырявом котле», напиваясь после похорон Фреда. Он не мог сейчас быть с семьей, несмотря на радость встречи с ними - теми, кого он так бессовестно предал, и кто так радушно распахнул ему объятия. Нет, это не было бегством от них как раньше, просто сегодня он отчетливо увидел боль каждого из них - увидел и не смог больше смотреть на заплаканные глаза матери и сестры, тяжелые, словно каменные, застывшие в горе лица старших братьев, растерянный, от осознания невозможности защитить свою семью, и горестный взгляд отца. И самое страшное. Джорджа. Его ссутулившиеся плечи, безвольно болтающиеся по сторонам туловища и оттого казавшиеся нелепыми руки - словно он не знал, куда их девать, если не вертеть в них очередную взрывоопасную гадость, изобретенную вместе с братом. Не просто братом - половинкой. Часть целого, которое всегда представляли собой они - Фред и Джордж Уизли.

Хуже всего было смотреть Джорджу в глаза. Казалось, это и не глаза даже, а две фальшивые стекляшки, не такие, как хоть и вставной, но невероятно живой и подвижный искусственный глаз Грюма, а магловские протезы, неспособные ни двигаться, ни видеть. Эти стекляшки, непонимающе направленные на мертвое тело в гробу, больше всего запомнились Перси. И горькая насмешка - Фред все еще улыбался, лежа на красных бархатных подушках, и его улыбающееся лицо было более живым, чем лицо его близнеца, навсегда оставшегося одиноким в этом мире. Таким же одиноким, каким, по сути, является от рождения большинство людей, только близнецы об этом не знали. А Фред не узнает никогда.

Перси пил уже третий стакан огневиски уставившись на мелькающие пятна перед собой. Нет он не был пьян, просто снял очки - никого не хотелось видеть. Не хотелось смотреть в глаза людей, такие живые, радостные, полные надежд на новое, лучшее. А на что ему надеяться? К чему стремится, ради чего стараться? Он действительно любил свою работу когда-то, ему доставляло удовольствие правильно и аккуратно заполнять документы, осознавая, как встраиваются они в огромный аппарат работы Министерства, обдумывать, как вращается этот огромный слаженный аппарат, и замирать от восторга, чувствуя себя причастным к этому великолепному блистающему нечто, чьи колесики вертелись, решая судьбоносные вопросы по сто раз на дню. Но теперь все оказалось в прошлом. Разумеется, будет новое Министерство, и он еще успеет сделать карьеру, но для чего, для кого - этого он уже не мог понять.

Перси залпом допил огневиски и надел свои новые очки - красивые, стильные, не чета стареньким окулярам в роговой оправе - сейчас он ненавидел даже их: купленные в период его жизни вне семьи, они казались ему чем-то предательским. Он начал отсчитывать деньги, чтобы расплатиться с Томом, когда в другом конце зала увидел ее. Белесые глупые кудряшки, розовые щечки и маленький вздернутый носик, делавший ее похожей на мопса. И совершенно не сочетавшийся с этой миловидностью взгляд - глухое отчаянье, безразличие. Он покопался в памяти и вспомнил - Пэнси Паркинсон, Слизерин. Кажется, она была одной из тех, кто вместе с Малфоем строчил доносы на гриффиндорцев в период правления в Хогвартсе Долорес Амбридж. Перси внутренне вздрогнул от отвращения к себе, вспоминая эти времена. Да, о ней еще что-то говорили. Вернее писали... да. Совершенно верно, как он мог забыть - именно она при полном собрании учеников Хогвартса в Большом зале в тот роковой день последней битвы предложила выдать Гарри Вольдеморту. Перси пытался хотя бы про себя называть монстра по имени, в конце концов - Фред умер в том числе за это - за то, чтобы страх исчез из мира волшебников. «Н-да, - усмехнулся про себя Перси, - несладко же этой дуре теперь, когда ее дружки сидят в Азкабане, а кумир скончался на полу в Большом зале Хогвартса». На секунду - всего лишь на секунду - он подумал, что согласись тогда МакГонагалл и другие выдать Гарри, возможно, Фред был бы теперь жив. За эту мысль тут же захотелось дать себе по морде, чем больнее, тем лучше.

Перси смотрел на глупую, недалекую по его меркам слизеринку, и ему хотелось сделать нечто, что доказало бы ему - он не такое дерьмо, как она, как они все, он лучше. Добрее, человечнее, мудрее... Хотелось не казаться таким, а именно быть. В конце концов, ведь именно за это - за светлый, полный радости и веселья мир, умер Фред. За то, чтобы он, Перси Уизли, будь он трижды проклят, что не оказался на месте брата, мог жить, радоваться и приносить радость другим. Конечно, ему никогда не сравняться с Фредом по части веселья, принесенного человечеству, но можно ведь стремиться к идеалу?

Вероятно, не будь перед этим трех стаканов огневиски, Перси Уизли сильно задумался бы над тем что делает, но сейчас ему было плевать. Он встал со своего места, прошел через весь небольшой зал паба и сел рядом с Пэнси. Та молча подвинулась, налила себе очередной стакан огневиски - видимо, уже далеко больше, чем третий, выпила его поморщившись, налила еще и протянула Перси. Тот молча взял стакан и выпил. Как знак доверия.

- Зачем? - только и спросил он, когда жжение в горле утихло.
- А зачем все? - мрачно ответила Пэнси, наливая себе еще стакан.
- Тебе хватит, - строго сказал Перси, забирая у нее стакан и жестом подзывая Тома. - Вот, - он достал деньги из кошелька, - за даму и за меня.

Том принялся искать сдачу, но Перси отмахнулся от него и, подхватив Пенси под локоть, потащил ее вверх.