История на салфетке

Интерлюдия

Как мне спасти её? Я уверен, что всё это начало охоты на наследника. Наследник сейчас в их стае. Я точно знаю, не спрашиваю лишь для того что бы не стать предателем в её глазах. Её надо увезти от сюда. Чушь! Она никогда не бросит стаю и семью. Отец для неё дорог. Может попытаться её уговорить? Или выкрасть? Нет. Такого она мне точно не простит. Что толку от моих попыток её спасти, если она после будет меня ненавидеть? Но она будет жива! Приятель, ты снова придумываешь себе оправдания. Ты больше не новообращённый, который убивает любого прохожего и оправдывает это голодом. Нет! Ты взял эмоции и силу под контроль. Тебе не нужны оправдания!
Как глупы те, кто считают вампиров мертвыми! Мы живы. Наше тело застыло, но не более. У нас остались чувства, эмоции, желания. На больно когда мы ранены, хоть кровь у нас и не идёт. На грустно, когда случается беда. Мы так же как и раньше плачем, смеёмся, скучаем... любим. Как странно было признаться себе, что влюбился в неё. Ещё тогда, в кино зале, когда я уловил дух оборотня, я нашёл её глазами. Она была так беззаботна и счастлива. То что её руку держал парень меня тогда не беспокоило. Но когда я нашёл её в лесу после погони. И то время, что мы провели вместе.
Тогда я и влюбился. Её попытки не напасть забавляли и смущали меня. То как она пыталась контролировать себя и свои эмоции. Её близость тогда едва не свела меня с ума. Лишь после возвращения в город я понял, что это было. Тот факт что у неё уже был молодой человек жутко раздражал. Мне хотелось быть для неё единственным. Хотелось что бы она так смотрела на меня, как смотрит на него. Украдкой целовать её, пока никто не видит.
Потом, когда началось столкновение с Григорием я впервые за неё испугался. Когда мы выяснили, что за нами мчится именно он, мне стало страшно. Не за себя. За неё. После того случая, когда меня зажали оборотни, я научился справляться с такими ситуациям. Один я бы выкрутился. С ней это было сделать сложно. Когда её отношения начали рушиться я ликовал. Я был счастлив и радовался этому как ребёнок. Но лишь внутри. Снаружи я был сопереживающим другом. Только другом. В моменты, когда она плакалась мне на плече, что он достал её своими истериками ревности я ощущал себя королём «френдзоны». Мне хотелось устроить с ним драку на кулаках, но это ничего бы не изменило. Я прекрасно понимал, что ничего не получится. Даже если я расскажу ей о свои чувствах это ничего не изменит. Она юная живая девушка. Её ждёт большое будущее, семья дети. Я этого дать ей не смогу. Единственное что у меня есть — это мои чувства. Но этим счастлив не будешь. У неё будет светлое будущее. Но это при условии что она не пострадает в этой войне.
Ещё одной моей темой для беспокойства был новенький. Как только он появился в их доме, мачеха начала планировать их свадьбу. Она вообще мечтает сбагрить падчерицу поскорее и подальше. Да ещё и мать новенького подлила масла в огонь. Я готов был придушить их обеих, когда случайно подслушал их разговор. Они вместе сидели и думали как подложить Сашу под Диму. И им плевать, что им едва исполнилось 16 лет. Даже когда, Саша объявила, что пойдёт на бал со мной мачеха не оставила этих мыслей. Она думает, что знает как лучше, однако сама живёт с мужем без чувств, из чистого расчёта. Она зовёт это счастьем. Я зову это мерзостью. Я уверен, что она не оставила этих планов, а то, как мать Димы смотрела на Алину, наводит на мысль, что и она не отказалась от идеи свести своего сына и Сашу.
Так ка же всё-таки мне её спасти? Тяжело видеть в её глазах страх и решимость. Она боится не за себя. Она боится за безвинных людей. За тех с кем она видится в школе, за тех с кем здоровается на улице. За простых людей. Что мне сделать?