В начале первого года обучения в средней школе, мои родители купили дом в одном из кварталов западного Мэгуро.
По сравнению с тесной каморкой возле станции Сибуя, новое жилище выглядело настоящим дворцом: большая кухня, просторная гостиная, четыре комнаты для жильцов и одна для гостей, комната в японском стиле и ещё одна, впоследствии переделанная в библиотеку. И, самое главное, обширный чердак, куда, после долгих моих уговоров, родители убрали кости ископаемых, из-за которых прежняя квартира напоминала разворошенный склеп.
По мнению родителей, самой замечательной особенностью дома был не чердак, не большая площадь и даже не низкие расходы на его содержание, а то что дом находился в относительной близости от трёх государственных школ, две из которых, среднюю и старшую, мне предстояло закончить.
Стоит добавить, что эти школы курировал университет, где преподавали мои родители. Папа и мама мечтали, чтобы я тоже стал археологом, продолжил, так сказать, нашу семейную традицию ученых и профессоров. Так, благодаря распланированному за меня будущему, в августе мы переехали в Мэгуро, а уже в сентябре я пошел в новую школу.
Вопреки моим опасениям средняя школа Якумо оказалась местом, куда я ходил учиться с удовольствием. Моим новым классным руководителем стала Миядзава-сан, самая добрая, самая молодая и самая красивая из всех классных руководителей, что были у меня до и после неё. А в классе 1-С учились отличные ребята, которые отнеслись к новичку с дружелюбием и пониманием. Несмотря на свой несколько замкнутый характер, я подружился со всеми одноклассниками и сразу влился в компанию мальчишек, живших со мной в одном квартале.
Однажды, в середине ноября, я и мои новые друзья возвращались домой после школы.
Как известно, мальчишки редко ходят о прямой и в тот день наша компания подтвердила эту старую истину. Наш путь напоминал замысловатую кривую, которая пролегла через парк, бакалейный ларек, магазинчик компьютерных игр и антикварную лавку. Потом эта кривая привела нас в какой-то проулок, который выходил в квартал, где находились наши дома.
Проулок был не слишком узким для здешних мест, где дома и магазины буквально липли друг к другу. При желании, здесь мог бы развернуться автомобиль, не задев стоявшие вдоль стен мусорные баки. Проулок образовался благодаря жилому трехэтажному дому с одной стороны и небольшому супермаркету с другой.
И вот, едва мы вошли в полусумрак двух зданий, наши громкие разговоры и смех тут же смолкли. Чуть впереди, прямо по среди проулка, лежала огромная серая собака.
В Токио редко встретишь домашнего питомца без хозяина, потому что специальные муниципальные службы зорко следят и отлавливают беспризорных животных. Поэтому одиноко лежащая перед нами собака нас одновременно удивила и насторожила. Животное есть животное, даже в городских условиях мирная на вид псина может в любой момент превратиться в бешенного зверя.
Впрочем, подойдя ближе, мы увидели, что зверь оказался не таким огромным, как показалось на первый взгляд. По размерам и форме головы она походила на европейскую овчарку, но из-за толстого слоя грязи, который покрывал тело собаки от ушей до хвоста, невозможно было в точности определить породу.
При нашем приближении псина оставалась неподвижной. И когда мы начали осторожно обходить ее с двух сторон, эта безжизненная неподвижность тут же объяснилось. Собака была мертва.
Изамо Итикава, отличавшийся в нашем классе большой комплекцией и большой чувствительностью, бросив брезгливый взгляд на собачий труп, с возмущением произнес:
- И куда смотрит квартальный комитет? Здесь что – городская свалка или морг для домашних животных? Здесь, в конце концов, люди ходят! За такое безобразие местным домовладельцам полагается штраф в сто тысяч ен. Да и этого будет недостаточно.
Мы с ним согласились. Действительно безобразие. Это даже хуже, чем бросить мусор на виду у всех. Такой проступок является настоящим вызовом закону и общественному порядку.
- Расслабься, чувак, - посоветовал ему Кейтаро Кабояси. – Просто хозяева домов не знают, что у них под боком лежит статья о нарушении санитарных норм. Да и откуда им знать, если через этот проулок ходит мало народу. Я не удивлюсь, когда выясниться, что за эту неделю здесь прошли только мы. А собачка лежит, наверное, и того больше времени.
Наша компания миновала труп и двинулась к выходу. Следом за Изамо и Кейтаро заговорил другой мой одноклассник, Масаки Такаоцу, которого в школе называли «ходячим справочником».
- Сколько времени валяется в подворотне труп, вопрос спорный, - сказал он, хотя об этом его никто не спрашивал. – Раньше криминалисты устанавливали время смерти по размерам трупных личинок и червей, которые паразитируют на трупах. Но я не заметил, чтобы по собаке лазила насекомая фигня.
- Выходит, она умерла недавно, - предположил я.
- Не обязательно, - ответил Масаки. – Я где-то читал…
Наша компания тут же издала протяжный стон.
«Я где-то читал» была любимой присказкой нашего всезнайки Масаки. Обычно после этих слов следовал информационный взрыв, сравнимый с извержением Фудзи в годы Хоэй.
Всё, что он когда-то прочел в журналах или Интернете, он вываливал на окружающих, не поинтересовавшись, нужна кому-то его информация или нет. Масаки был настолько переполнен прочитанным и запомненным, что не делай этого, он бы сгорел в жерле клокочущего вулкана, которая представляла собой его феноменальная память.
Выдержать его информационные извержения могли только мы, его друзья, менее умные, менее начитанные, принимавшиеся за чтение только после родительских угроз отлучения от телевизора и компьютера.
К счастью, в этот раз обошлось без его многословного занудства. Пока мы шли по проулку, Масаки рассказал, что трупы небольших домашних животных теперь почти не разлагаются. И всё из-за консервантов в домашнем корме, которые мумифицируют мертвые ткани животных.