История Сольвейг

Часть 1 Менестрель

История Сольвейг

Менестрель

Моя история - это история женщины. В ней нет подвигов или квестов, я не научилась биться мечом, и не стала крутым магом, зато в моей истории полно непонимания, ошибок и прощения. Если отринуть стереотипы, то окажется, что в моей истории необычно только то, что мне было позволено не просто помнить, но и сохранить свою личность, Да ещё, говорят, что любой витар у меня в руках издает не совсем те звуки, что вложил мастер, его изготовивший, а те, что я хочу слышать.

Когда я умирала, я надеялась, что душа бессмертна, когда я умерла, я в этом убедилась, как и все кто умер до меня и кто умрет после. Мы снова и снова уходим на перерождение в свой ли мир, в иные ли миры, но цикл перерождения был, есть и будет. Зачем? Господь ведает. Может затем, чтобы научить наши души любить и прощать?

Я двигалась куда-то в потоке/луче света, я там была не одна - это точно, мне было спокойно и радостно и было знание, что там, куда я/мы стремимся, нас ждут, и очень любят, и простят. Так ждут, любят и прощают своих бесконечно любимых детей и даже больше, потому что в той любви нет ни капли эгоизма, а в прощении, ни грана самодовольства. А ещё было знание о многих и многих жизнях, которые мне довелось прожить и далеко не все они были на Земле, и совсем не всегда я была человеком, но всегда возвращалась сюда - где ждут, любят и прощают.

- А вот и ты, - я обернулась, - я жду тебя. "Какая красивая женщина", - подумала я. Она улыбнулась: - Ты правильно поняла и про круг миров, и про души, и про Создателя, ты его Господом называешь.

- Кто Вы? И зачем Вы меня ждёте?

- Я богиня мира Солиэн, жду, чтобы позвать тебя в свой мир. Ты нужна мне, чтобы Ткачиха изменила один из узоров моего мира.

- Почему именно я?

- Ты мне подходишь - ты тёплая, ты сможешь отогреть холодную душу.

- А та, холодная душа, она так важна для Вас?

- Да.

- Что же должна совершить эта холодная душа?

- Жить, любить, в любви растить детей.

- Я бы с удовольствием помогла Вам, но меня ждут.

- Тебя уже отпустили.

Я посмотрела вокруг - действительно, я уже не была в потоке света, передо мной сияла узкая дорожка, на которой стояла богиня мира Солиэн. Мне стало жаль, что я не смогу окунуться в ту любовь и прощение, но видимо меня и на самом деле отпустили.

- Что я должна сделать в Вашем мире?

- Жить, просто жить, любить, рожать детей.

- И конечно, страдать и мучиться.

- Да, но по-другому не получится.

- Скажите, неужели в Вашем мире не нашлось тёплой души, которая смогла бы отогреть ту, холодную.

- Может быть, но тогда Ткачиха не сможет расцветить узор - только нить души другого мира может дать ему тепло и силу. Так ты пойдешь со мной?

- Пойду.

- Что ты хочешь взять с собой?

- Память, всю мою память и музыку, я так хотела уметь петь.

- Ты будешь петь. Идём.

Сольвейг

Я перебирала струны витара, сидя на скамье в зале, который был предназначен для отдыха благородных дам (лесс, как их здесь называют), после королевского ужина "а ля фуршет", перед  балом, посвящённым прощанию с зимой. Двери зала распахнулись и началась моя работа - я запела, и лессы потихоньку стали подтягиваться к моему углу. Я пела о любви (конечно же), о всяких нежных глупостях - в общем, гнала родную попсу, переложенную на реалии этого мира, но здесь изыски нашей эстрады прокатывали за сенсацию. А потом я увидела её, вернее, я увидела эти коралловые бусы на точёной белой шейке и выдала незабвенную АБП:

"Ты уезжал в далекий край, любить и помнить обещал,

Обещал вернуться скорей, ты на прощание спросил,

Что мне в подарок привезти из-за синих далеких морей.

Привези-привези мне коралловые бусы..."

Дамочки в зале зашебуршились, зашептались, и я насторожилась - это что ещё такое?! Обычно, когда я пою публика пребывает в благоговейном молчании или в радостном подпевании (если выступление происходит, к примеру, у студиозов или в орочьей таверне). Положение спас распорядитель, как раз распахнувший двери и торжественно пригласивший лесс, собственно, на бал. Я озадаченно посмотрела вслед этим разноцветным бабочкам и начала собираться - заказ я выполнила, теперь за деньгами к устроителю дворцовых празднеств, а дальше можно было отправляться отдыхать в любимую таверну. И тут раздался голос:

- Откуда ты знаешь?

- Что знаю?

- Откуда ты знаешь про бусы? 

Рука женщины так стиснула коралловые бусы на своей шее, что на белой коже заалели некрасивые следы, грозившие превратиться в кровоподтёки. Я улыбнулась:

- Эта история стара как мир. А кто ты?

- Ты не знаешь? 

- Нет. 

Лицо женщины исказила гримаса, она прерывисто вздохнула и вытянулась в струнку:

- Я королева. 

Я склонила голову:

- Простите, Ваше Величество.

- Ах, оставь! Прошу тебя, без формальностей. 

Потом она как-то диковато улыбнулась и с отчаянным весельем в голосе спросила:

- Что же, менестрель, может, ты знаешь, что мне делать? Как вернуть его любовь? 

- Чью любовь? Короля?  

Подобие улыбки всё ещё кривило её рот, когда она произнесла:

- Прости, менестрель, не нужно мне было тебя спрашивать. 

Я вдруг внимательнее посмотрела на королеву: "Господи! Девчонка же совсем - лет двадцать, не больше. Красивая, как фарфоровая куколка и в глазах море боли". А ещё я увидела в этих глазах смерть, которую она неосознанно призвала. Я помедлила, молча глядя ей в глаза, а она, не отрываясь, смотрела в мои.

- Хорошо, - сказала я, наконец, - я скажу тебе, что делать, но это долго, трудно, больно и совсем не обещает возврат любви короля, если она была, конечно. Зато, если выдержишь - сможешь жить.

Королева жадно сглотнула:

- Скажи мне, скажи! Я заплачу.