Посвящается леди А.
Надеюсь, я отдала все долги.
Тонкий луч лунного света пробился через не плотно задернутые шторы. Ночь – время тайн, время свободы, время темных эльфов. Как бы далеко я не ушел от соотечественников по пути магии, но Серебряная Сестра всегда будет иметь надо мной особую власть. Вот и сейчас, стоило отблеску ночного светила коснуться век, я вынырнул из омута кошмарных снов и видений. Магия еще не вернулась. Я достаточно окреп, чтобы встать и идти, даже бежать, но в бою с самым слабым противником шансов у меня нет. Единственный приходящий в голову план прост, как заклинание ветра – найти моих девочек, моих сестер, и бежать. Спрятаться в одном из заранее обустроенных убежищ и копить силы.
Сливаясь с тенями, выскользнул из комнаты. Шиллен, помоги! Ничего не чую без магии. Полагаясь на судьбу, открыл дверь в соседнюю комнату. В очередной раз птица удачи вылетела из сомкнутых пальцев, оставив хрупким мерцающим пером лишь отблеск надежды: белых хвост, разметавшийся по подушке, оказался не платиновой шевелюрой Лериэль, а седой бородой гнома. Гнома, услышавшего звук открывающейся двери. Гнома, выхватывающего из-под кровати секиру. Гнома – врага? Не друга – точно. Друзей у исчадий тьмы не бывает. По крайней мере, на моем пути таких не встречалось. Все, кому судьба, да и я сам позволял подкрасться ближе, рано или поздно пытались стать хозяевами, контролирующими ручную темную тварь. А когда не получалось, объявляли священную войну. Те же старейшины, не к утру будут помянуты… Исключение мне встретилось лишь дважды: мои девочки. Но они – семья, а это совсем другое… Не могу их подвести. Значит – не подведу.
Пару дней назад я бы смеялся, глядя на гнома, без брони и амулетов пытающегося противостоять мощи ветра. Но не сейчас, когда моих сил хватит в лучшем случае на удар… хотя возможности обменять немного жизненных сил на силу магии у меня не отнять никому. Никому, кроме времени. Всесильная никогда не поворачивающая вспять бесстрастная богиня что превращает веселых девушек в ворчливых старух, сильных мужчин в жалкие развалины, а истории живых, смеющихся и плачущих существ в легенды и мифы отмерила мне слишком мало своей милости. За миг до того, как с моих губ сорвалась завершающая форма заклинания, мир заслонил тяжелый гномий кулак. А потом пришла тьма.
В следующий раз пришел в себя я днем. Лежа на чем-то мягком чувствовал, как теплый свет солнца ласково лижет веки, однако открывать глаза не спешил. Голос старшей моей сестры раздавался совсем рядом, младшая же всхлипывала в отдалении.
– Дядя Сама, братик просто немного своеобразный. И если вы и дальше будете бить его по голове, то, боюсь, станет еще более своеобразным. Вы…
– Да как же его не бить, дева, – в низком, рокочущем голосе гнома отчетливо слышались нотки вины, – он же, как меня видит, так сразу за ритуальный ножик хватается. Скоро мы на него все запасы лечебных зелий угрохаем. Надо делать что-то.
– Это я виновата, – продолжала всхлипывать сестренка, – Только на минутку за водой вышла, возвращаюсь, а братик у дяди Самы в спальне неживой лежит. Дядя Сама, а что это братик у Вас делал?
– Да откуда ж я знаю. Просыпаюсь, значит, ночью и вижу: стоит. Глаза красным горят, патлы эти спутанные, да за ножичком тянется. Жуть, аж до печенки пробрало. Кабы я при таких оказиях долго сопли жевал, лежали бы мои косточки в полях под Гираном. Хорошо, что в последний момент секиру придержал, с кулака ударил.
– С Дартом просто нужно поговорить. Прямо и конкретно, без намеков, – всхлипывала моя наивная сестренка. – Он обязательно все поймет.
В том-то и беда, малышка, что пойму. Очень редко слова разумного говорят то же, что и его взгляды, жесты… а поступки зачастую противоречат и тому, и другому. Поэтому нельзя верить никому и ничему. Я доверяю только вам, мои маленькие и наивные девочки. Вы пока не умеете врать и лицемерить. Но жизнь длинная – научитесь, как бы я не пытался вас защитить.
– Поговорить? – усмехнулся гном. – Добро. Сейчас устрою.
Только сильнейшим истощением и слабостью могу объяснить то, что подпустил этого сына света и камня так близко. Когда я был готов открыть глаза и попытаться вести диалог с пленителем, голову как-то странно выкрутило, каменно жесткие пальцы разжали зубы, и в горло хлынул жидкий огонь. На какое-то время я превратился в хрипящее, льющее сопли и слезы ничтожество. Бородатый же адепт зла только посмеивался:
– Так-то, девы. Зелья – зельями, а чтоб таких вот спящих в себя приводить, лучше подгорного горлодера ничего не придумали. Говорите теперь.
И девочки заговорили. Одновременно. Безостановочно заверяя меня в своей любви, утирая бриллианты своих слез жесткой тканью покрывала, склоняя белокурые головки к моим плечам, сжимая нежными руками едва поджившие ребра.
Гном смотрел. Недовольно топорщил бороду и укоризненно покачивал головой. Конечно, откуда этому созданию огня и камня, никогда не жившему в благословенном матриархате, знать, как правильно принимать расположение женщин своей семьи. Если бы еще ребра так не болели… и голова…
– Девы, – не выдержал в конце концов бородатый, – шли бы вы на стол собирали, что ли. С вашим контуженным сам побалакаю.