Иван Царевич и Серый Волк.

0.

"Было у отца три сына. Старший - умный был детина. Средний был и так и сяк. Младший - вовсе был дурак."

- Да,.. точно был дурак, - подумал Иван.
Почему-то, начало старой сказки всплыло в его сознании в тот момент, когда он уже лежал на операционном столе, лицом вниз и смотрел в пол через отверстие для лица.

Анестезиолог сказал, что: «Всё, процесс пошёл». Сознание начало медленно затуманиваться. Он уплывал и, самое интересное, осознавал, что желания вернуться не было. Ему было почти безразлично, чем закончится операция.
Иван медленно кружился в темноте, удаляясь от своего тела, в ушах нарастал гул, появилась сильная вибрация, потом стало светло. Всё его существо залил яркий свет, гул стал высоким, потом свет стал сужаться и уменьшился до маленькой яркой мерцающей точки. Потом и она погасла, звук исчез.
Он почувствовал себя в своём теле, язык прилип к нëбу, веки ощущались неподъемными, сложно было их разлепить.
Наконец, глаза открылись, и он увидел...
Нет, не небо, и не балдахин царской кровати.
Тёмный сводчатый потолок из красного кирпича, освещённый огнём, пляшущие тени на стенах от факелов.
Спина лежала на чём-то холодном и ровном. Шея была скована ремнём, руки и ноги тоже. Ремень под грудью и на животе.
В нос ударило множество сложных запахов: дым, дерево, смола, травы, шерсть, камень, сырая земля, мыши где-то там, женщина молодая и чистая, на коже масло розовое и жасмин. Где же она?
Иван покрутил головой в поиске своей...тюремщицы? Мучительницы? Почему он связан?
Он попытался спросить:
- Где я?
Вышло:
- Оу-у!
Что такое с его горлом? Язык есть? Он облизал лицо. Есть язык. Лицо облизал? Языком? Какого же он размера? И почему он не может говорить, если язык есть?
Иван собрался и ещё раз спросил:
- О-у-у?!
- Потерпи, серый, скоро закончим! - раздался справа нежный, мелодичный голос.
В поле зрения появилась молодая женщина, прекрасная, свежая, яркая. Темно-русые роскошные волосы убраны в сложную причёску, сияющая идеальная кожа, лёгкий румянец, тонкий носик, полные губы, брови вразлет, идеальный разрез синих глаз. Тёмно-синее платье с серебряным шитьём, в тонких длинных пальчиках скальпель.
Что?!
- Воу! Женщина! Что вы делаете! Пустите меня! - то есть, он собирался сказать это, а получилось :

- Во-оу! У-у! А-у-у! У-у-у!
Да, наркоз даёт побочку, он слышал, теперь он понял, что у него глюки, и он видит хирурга. Наверное, во время операции проснулся. Поэтому говорить не может.
- Лежи, малыш! Сейчас мы из тебя человека делать будем! - усмехнулась циничная красавица, - Хотя, судя по выражению глаз, ты уже там, внутри? Слышишь меня? Кивни, если понял.
Иван медленно кивнул.
- О, великолепно! Ритуал получился! Капа, неси пучок, надо обездвижить его!
Он услышал шлепки чего-то влажного о каменный пол, у красавицы в руках появился дымящийся пучок трав. Шалфей, полынь, бессмертник, дурман и ещё что-то, что не успел идентифицировать, потому что пучок ткунли в нос, он хотел чихнуть, и не смог. Всё тело застыло, как замороженное.
- Вот, побудь немного чучелком. А то мне надо тебе в трёх местах шкурку подпороть, да зелья туда капнуть, - причитала себе под нос сумашедшая девица, - А потом зелье вид меняющее тебе волью в пасть. А уж от него как плющит! Нельзя тебе в ремешках, серенький! Задушат... А уж потом и отпустит, - успокоила она.
Иван слышал все её движения и понял, что девица не шутит, она скальпелем разрезает его кожу на груди, потом на животе. Хорошо, хоть боли не чувствует!
Что же это за приход такой посреди операции?
Он же должен был лежать на животе и наблюдать пол операционной, если уж очнулся. И работать должны были с грудным отделом позвоночника. Как же так вышло, что он на спине и в подвале?
Девица, между тем, времени даром не теряла, налила ему вонючей жидкости под кожу. Всё тело загорелось. А она, даже не думая зашить раны, взяла склянку какую-то старинную и налила ему в рот шипящую жидкость, похожую на перекись. О-о-о, какая гадость! В горле заклокотало, зашипело.
- Говорить будешь человеческим голосом! - властно приказала садистка.
Жидкость полилась в желудок, всё запылало, потом его стало трясти и распирать изнутри, ломая кости и разрывая мышцы. Непереносимо, отвратительно, но, что самое странное - не больно.
- Бегать будешь на четырёх ногах, а ходить на двух! - продолжала приказывать сумасшедшая красотка, - Будешь менять свой вид по образу и подобию любому увиденному тобою! Служить будешь мне верою и правдою! - голос её поднялся под своды подвала, где-то тренькнуло и все его мышцы расслабились, стали вялыми, как тряпочки, потеряли тонус моментально. Он обмяк на столе с потерял сознание.