Митрич всегда помнил себя «молодым старичком». Таким он и родился. Его мать выносила его положенные полгода, отца он не помнил, с «суседнего села», говаривала мать. Роды принимала кошка Муська, рыжая с черными пятнами и белыми проплешинами. Она была трехцветная, приносящая в дом счастье, с длиннющими усами и такая мяяяягкая.
Вообще домовики рождаются в виде комка из пыли, сена, обрывков нитей, что прядет хозяйка, и прочего мусора с хламом. А когда мамка-домовичка разберет этот комочек, то в нем сидит маленький старичок. В течение недели она следит за ним, в течение месяца наблюдает и учит. К тому времени «ребенок» вырастает до нужных размеров, отпускает бороду и становится новым Суседушкой для людей, готовым стеречь хату. А значит, вот тебе «аттестат с дипломом» и в добрый путь в самостоятельную жизнь. Как и у кошек.
Вот в давние времена… Не было домовых, банников, волотоманов, асилков, водяных, леших и прочих. Были велесичи, небесные воины Велеса. Только у Велеса и Ярилы были воинства. У бога весеннего солнца свои «дети» - яриличи - предки древних царских родов гмуров, альвов и друдов (их также зовут гномами, эльфами и дриадами) – дети Алины Святогоровны и Ильматыря.
Когда Велес направился в Навь, не все велесичи пошли за ним. Уж очень темно и мрачно в Царстве мертвых, далеко не так, как в Ирии. Вышли-то из Прави все, да некоторые не дошли. Попросили своего Господина Велеса отпустить их. Повздыхал Коровий Бог - сын Рода и богини-коровы Земун – но супротив воли, как бы сейчас сказали - личности, не пошел. Дал вольную части войска и поселились они между людьми. Древние богатыри: волотоманы, асилки, духи пращуров, а также духи лесов, полей, вод и гор. Те из них, кто ушел жить в лес — стали лешими, кто в воду — водяными, кто в поле — полевыми, а кто в дом — домовыми. А последних было ровно 12-ть.
«И были первые домовые бессмертными, но и однополыми. Мало их было, не могли они защитить всех людей, не могли они иметь детей. Поэтому разделились на мужей и жен, потеряли силу, но смогли заселить мир Яви», - гласит легенда.
Произошло сие кудо в один день – 10 февраля. С тех пор зовется он в народе – Кудесами, а еще Днем рождения домовых. На праздник принято дарить подарки, поэтому люди угощали своих помощников, приговаривая: «Дедушка-суседушка! Кушай кашу, да избу храни нашу!»
И Митрич едал, а чем он хуже был? Верно служил Колывану, почитал его сына Ярему. Все было в доме хорошо и ладно. Скота немерено, кур не считано, закрома полные под крышу. А все почему? Не сидел без дела Митрич, работящий уродился. А чем зажиточней хозяин, тем ладней и Суседушка.
- Говорят, вам счастья привалило?
- Бессо-овестно врут! (цитата из мультфильма «Приключения домовенка Кузи», Союзмультфильм, 1986 год)
Эх, времена были, вспомнишь, словно медом по устам. Носил Митрич зимой тулуп, да не простой, а подбитый мехом, а летом красным наряжался в зипун до колен, благородного синего цвета с алыми вставками. Ходил по Селу гоголем, все домовички взгляд во след бросали да глазами дыры в зипуне сверлили.
А еще Митрич лаптями гордился, что сам и плел. Да как не гордится, когда кочедык у него имелся самим лешим заговоренный. От деда в наследство достался, так мать сказывала, когда опыт свой сынку передавала. Эх и лапотки выходили, лыковые с веревочками из волос конячих, да обрезочков кожи. Их на стол с кашей подавать, а не на ногах таскать.
Из всех Хозяюшек только одна не заглядывалась на Митрича – соседская зараза – Аглая. Гордая, ишь- прыщь. Над домовичками, что Митричу понравится желали, потешалась. А его Петухом крашеным обзывала. Но, как заливисто смеялась, язва гастритная.
Дулся на Аглаю Митрич, не разговаривал из принципа, не здоровался даже. А чего? Пусть дура знает, чего в жизни себя лишает. И так Митрич злился, что и не заметил, как сам за Аглаей ухаживать стал. То кошку их причешет, да пожалуется на Аглаю. А та мурлыкала - сочувствовала и, наверное, все домовичке пересказывала. То цветы полевые с безумно свежим запахом в скотиннике у Аглаи окажутся. Идет она убирать, а букет на видном месте лежит. А последний раз лапотки подарил, три ночи над ними трудился. Днем никак - днем по дому работы много.
- МИТРИЧ!!!- разорвалось утро противно-милым голосом Аглаи, - Ах ты ж охайник, окаянный. Лаптями меня взять собрался? Где ты, негодник, вылезай, покажи свою рожу косматую, бороду нечесаную. Уж я тебя вдоль спины приголублю.
Злая Аглая бегала по двору, грозно размахивая веником. Ее глазища метали молнии.
- Аглаюшка, я ж по-суседски, от души подарок сделал. Может, и ты мне чем поможешь апосля. Земля же она плоская, но круглая. Я же без намека, по простоте своей, - отвечал Митрич из овина, куда предварительно спрятался, уйдя в инвиз.
- Знаю я твою «без намека», что между ног кривых болтается, - не унималась Аглая. – На, забери свои лаптища, чтобы я их не видела, как и тебя больше.
Домовичка швырнула обутки в сторону дома Митрича, но те не долетели. А к вечеру они исчезли, чтобы затем оказаться на ножках Аглаи.
От любви до ненависти один шаг. Обратно тоже. Да и не было между Митричем и Аглаей ненависти. Так для, порядка. Как потом призналась домовичка, сильно не нравилось ей, что на Митрича другие «козы драные» пялились, вот и злилась. А сейчас милее его нет никого на свете. Особенно нравились Аглае «ноги кривые, да голова лохматая с бородой нечесаной». Вот и пойми их баб после этого?
- Но ты не зазнавайся, петух одноперый, а то смотрю, хвост-то свой ощипанный распустил, - смеялась Аглая после поцелуя и ласково отвешивала подзатыльник. – Узнаю чего, кастрирую.
- Дык, зачем? Одна ты мне люба. Нет никого краше красоты неземной твоей. Даже Лада завидует тебе, глядя на твою лучезарность.
- Ой хитрюга, вот так и говори почаще… да не забывай об этом никогда.