Из дневника неизвестного строителя

Из дневника неизвестного строителя

"...день и так не задался, с утра приходила хпырь и побросала вниз вёдра. Два пустых, а одно с раствором. Меткий говнюк попал им прямо в кабину подъемного крана, а так как я выглянул посмотреть, то Пакудин, крановщик, подумал что это я. Поэтому до обеда я от него бегал по всем пролетам, а хпырь то и дело выглядывала из-за стен и смеялась. Наконец Пакудин устал и махнул рукой. К слову сказать очень вовремя, потому что у меня уже плыло красное перед глазами.

Пока бегал, Одиевич забрал все пустые мешки и мне пришлось носить песок в футболке. Я её даже распорол, чтобы больше помещалось, но помещалось всё равно мало. Обидно то, что песок попал в штаны и что Мирзоев видел как Одиевич забирал все мешки, но ничего тому не сказал. Просто стоял и курил в тучи. Я спросил его будет ли он спускаться, он кивнул и я попросил на обратном пути захватить вёдра. Он снова кивнул, но так быстро, что мне кажется что он ничего не принесет. Когда закончил с песком и сел покурить, тут же вспомнил что сигареты держу в нагрудном кармане, чтобы хпырь ночью не вытащила, теперь они где-то в куче песка. Подошел к Мирзоеву попросить сигарету, он кивнул и ничего не дал.

После обеда поднялся Шумилов и сказал что на объект едет какая-то шишка, чтобы у нас сволочей гвозди нигде не торчали и все были в касках. Я вспомнил что моя каска в бытовке и сказал Шумилову, Шумилов разозлился и передал вниз по рации чтобы мою каску положили на землю, а он меня скинет и если я прилечу головой точно в неё, даст всем на водку. Одиевич обрадовался и принялся рисовать пальцем траекторию и рассчитывать силу ветра то и дело плюя на палец. Шумилов на дурака плюнул, но попал в Мирзоева. Мирзоев подумал что это Одиевич и они какое-то время переплёвывались. Шумилов на это посмотрел, снял кепку и опытно выругался вытирая лоб с красной полосой. Спавший Пакуленко на брань проснулся и уважительно закивал, после чего накрыл ноги фуфайкой и продолжил спать.

Остаток дня меня то и дело хотело ударить током, сначала от каркаса, потом от работающего светильника, но я наученный надел две пары тапок (вторую пару забрал у Пакуленко).

Пакуленко ночью ударило от лампы и он почти час матерился в перерывах между судорогами.

Мирзоев откуда-то привел мерзко накрашенную бабу и до утра её мучил, если судить по звукам, а Одиевич ходил взад и вперед сокрушаясь что Мирзоев тварь и что сегодня его очередь.

Пока я спал хпырь всунула мне в руку бабьи трусы и поэтому я проснулся от крепких тумаков Одиевича. Арматурщик этажом выше это увидел, спустился и свёз Одиевичу в переносицу, тот выругался, но бить меня перестал. Молча забрал трусы и ушел за мусорный контейнер. Арматурщик оставил мне прут, чтобы я отбивался от Одиевча, но я его почти сразу потерял.

Когда взошло солнце поднялся запыхавшийся Шумилов с касками подмышкой. Пакуленко даже пошутил что солнце подстраивается под начальство и мы все посмеялись, кроме Мирзоева, который стоял и курил.

Шумилов раздавая каски сказал что шишку зовут Эдвард Таннер и он лично поднимется чтобы оценить ход строительства и если мы, сукины дети, что-нибудь эдакое выкинем, то пойдем на ржавую сторону с мочалками. Заставил нас всех выучить фразу "ви хэв эврисинг". Лучше всего получалось у Пакуленко, но он каждый раз в конце добавлял бранное слово. Каждый раз разное. В итоге Шумилов понял что Пакуленко не издевается, а просто так разговаривает и отстал от него. Потом посмотрел на меня и спросил про фтуболку, я принялся объяснять что Одиевич забрал мешки, но Шумилов сказал заткнуться и если я выкину что-нибудь эдакое он меня лично порубит на куски и продаст воронам. Шумилов что хочешь продаст.

Пакуленко дал мне свой светоотражающий жилет с корявой надписью "Одиевч" на спине и велел не переживать. Одиевич увидел и пригрозил что прибьет, но осекся и заглянул в пролет на этаж выше.

До полудня месили и подавали раствор. К обеду поднялась делегация из Шумилова и трех мужиков в пиджаках. Один, похожий на крысу с бородой сказал что-то вроде "хаваю гетинон" и Пакуленко тут же ответил "ви хэв эврисин, ска". Мужик кивнул, а Шумилов приосанился. Затем Пакуленко зачем-то ещё раз повторил "ви хэв эврисин, нахер". Мужик нахмурил брови, а Шумилов побагровел и показал кулак. Когда взволнованный Пакуленко, видимо желавший показать прилежание в науках, захотел ещё раз повторить, его сзади по черепу легонько стукнул Мирзоев. Пакуленко успел сказать "ви" и звонко клацнул челюстью. Мужик посмотрел на Мирзоева, тот докурил и бросил окурок через край. Мужик проследил взглядом по дуге и сказал "найс", после чего они пошли к ступеням. Багровый Шумилов всю дорогу оборачивался и выразительно матерился одними губами. Все наши ушли за мусорный контейнер, а я увидел как хпырь пнула мой противоодиевичный прут вниз в пролет. Я подбежал посмотреть, но из пролета потирая лоб поднялся крановщик Пакудин и я снова бегал от него по всему этажу. Он снова устал и махнул рукой, а я сел вытряхивать из ботинка камушек. Камушек оказался большим и проходивший мимо Пакуленко сказал что он похож на золотой самородок. Его тут же выхватил у меня из рук Одиевич и попробовал на зуб. Самородок оказался засохщим птичьим пометом и Одиевич в сердцах дал мне затрещину. Хотя почему мне, не понятно.

Дальше день прошел без происшествий.

К вечеру пришел в стельку пьяный Шумилов, которого под руки привел Золоторецкий. Шумилов на удивление полез целоваться к Пакуленко, а меня крепко обнял.

Золоторецкий сказал что мы можем спускаться, потому что стройка остановлена. Когда Одиевич спросил почему, Золоторецкий ответил что жить здесь никто не будет и всё здание скоро снесут, потому что Бог уже смешал языки. Мы все переглянулись, а Мирзоев кивнул и кинул окурок через край."