Из леди в служанки

1. Славное семейство Лоуренсов

- Миледи, прошу.

Закончив осмотр своего отражения, я повернулась к камеристке, протягивающей белые, слегка отливающие голубым, атласные перчатки. Натянув их до самых локтей, я вновь обернулась к зеркалу во весь рост, чтобы оценить конечный результат.

- Прекрасно выглядите, миледи, - камеристка склонила голову, разглядывая собственный подол платья. Она почти все время избегала прямого взгляда.

- Как и всегда, - ответила я без какого-либо намека на тщеславие.

В конце концов всему Лэндонбургу об этом известно. Разговоры о моей красоте – нечто само собой разумеющееся. Ведь никто не подвергнет сомнению, что Грегор III – король Великой Галнии. Так и никому не придет в голову какое-либо иное высказывание, нежели «прекрасная Виктория».

Синее платье, довольно смело открывающее плечи, идеально оттеняло темно-рыжие пряди волос, завитых и собранных наверх в прическу, которая отдаленно напоминала корону. «Негласная королева», так называли меня в светских кругах.

Старшая дочь герцога, древний аристократический род, приближенный ко двору Его Высочества – такой «титул» более чем подходил моей особе.

Раздался негромкий стук, и камеристка вышла из спальни в прилегающую комнату, чтобы открыть дверь.

- Экипаж подан, миледи. Вас ожидают, - сообщила она, вернувшись обратно.

- Превосходно. И приведите в порядок накидку из горностая. Из-за вашего невнимания я вынуждена буду надеть песцовую.

- Слушаюсь, миледи.

Белая горностаевая накидка как нельзя кстати подошла бы к этому наряду. Я так и видела, как медленно вплываю в бальную залу Клиффордов, словно царица, и каждый не может оторвать от меня глаз… Все эти фантазии разбились тысячью кусочков о нерасторопность прислуги. Неужели это так сложно следить за гардеробом хозяйки?

Я взглянула на камеристку еще раз. Лицо серое, лишенное каких-либо красок, не выражало абсолютно ничего. Девушка часто вызывала у меня ассоциации с призраком во плоти. Но я уверена, что даже у призраков есть хоть какие-то эмоции. Порой ее присутствие меня пугало. Ведь если невозможно понять, о чем думает человек, от него можно ожидать чего угодно? Я постаралась выбросить эти нелепые мысли из головы. Вероятно, скучная жизнь прислуги сказывается на настроении моей камеристки, и во мне проснулась жалость.

Я спустилась вниз, где уже собрались все члены нашего славного семейства Лоуренсов. Мой отец, Говард Лоуренс, герцог Нифийский. Мать, леди Маргарет Лоуренс, герцогиня Нифийская. И две младшие занозы. То есть сестры. Леди Луиза и леди Анабель, семнадцать и пятнадцать лет. Сладкий возраст.

- Вечно, вы сестра, опаздываете, - произнесла Луиза, слегка растягивая слова.

- Для моих густых волос нужно вдвое больше времени, - парировала я.

- Даже если вы начнете собираться на бал с самого раннего утра, боюсь

все равно опоздаете. Удивляюсь, как ваше зеркало еще не треснуло.

- Луиза! – одернула девушку наша матушка, - Где ваше воспитание?

- Матушка, - произнесла я самым благовоспитанным образом, - Будьте снисходительнее к чужим недостаткам. Воспитание Луизы затерялось там же, где и ее заурядная внешность.

- Виктория! Да что же с вами такое?

Матушка распахнула веер и начала рьяно им обмахиваться. Видимо, чтобы скрыть красноту стыда за манеры своих дочерей. Для матушки этикет был возведен на самый высокий пьедестал, после походов в церковь, разумеется.

- Дамы, нам пора, - сказал отец, поглядывая на часы и направляясь в сторону выхода. Он никогда не обращал внимание на наши перепалки.

Мать проследовала за отцом и, воспользовавшись моментом, Луиза незаметно для всех показала мне язык. Я и бровью не повела. Меня совершенно не трогали выпады сестрицы. Ей уже семнадцать, а ведет себя, словно еще ребенок. Создавалось впечатление, что у Луизы не было иной цели в жизни, кроме как насолить мне при каждом удобном случае. Глупая. Мне это совершенно было безразлично.

На них двоих досталась только половина моей красоты. А то и меньше. Луизе к тому же перепал скверный характер нашей тетушки, леди Терезы Лоуренс, старшей сестры отца. Надо сказать, она изрядно потрепала нервы матушке, пока та пребывала в статусе невесты.

А вот Анабель повезло немногим больше. Она была тихой и милой девушкой. Если бы конечно не дурное влияние, которое в силу близости возраста, оказывала на ту Луиза. Временами я жалела, что не сблизилась с младшей сестрой. Но когда Анабель появилась на свет, я уже вовсю бегала и играла с куклами, и мне было не интересно нянчиться с младенцами. Луизе было всего два года, так их и воспитывали вместе.

Забравшись в карету, разложив юбки и устремив свой взор на Дювильскую аллею, на миг я ощутила невыносимую тоску. Театр сменяла опера, оперу сменял музыкальный вечер, затем балы, балы, балы… И так по кругу. Я блистала на всех мероприятиях. Принимала как дань поклонение моей красоте, моему богатству, статусу в обществе. Уже давно я не ощущала трепета новизны. Все было одно и то же.

И вот сейчас, глядя на самые дорогие особняки Дювильской аллеи, где располагался и наш городской дом, я чувствовала себя как-то пусто. Состояние трудно поддавалось описанию. Будто бы все вокруг в один момент потеряло смысл.