Из ранних моих рассказов 2. (ч.2)

Из ранних моих рассказов 2. (ч.2)

... В первые смены работы как таковой не было, во всяком случае отгружали по минимуму, так как завод и склад только недавно открылся, ассортимент был небольшой, заявок немного. Новые грузчики, грузчики-комплектовщики, водители погрузчиков и кладовщики только точно так же вырабатывали свои первые смены. Коллектив еще не устоялся, кто-то уходил сразу же после первой смены, понимая что атмосфера на складе и такие лошадиные нагрузки явно не для него.

В течении примерно двух недель, после переброски из смены в смену, его оставили на графике сутки через трое, причем только после настоятельных его просьб, разговоров и многих подходов к начальству с этим вопросом. Изначально начальник склада был понимающий и поддерживающий вполне нормальные отношения с работягами Василий Степанович, сорока пяти лет от роду, высокий, здоровый как бык и добрый по натуре своей обычный русский мужик, в прямом смысле этого слова. Не сюсюкался, но и не перегибал палку с сотрудниками склада, по зарплате не обманывал, сколько выработал честно, столько и получишь, лишнего не нагнетал и не накручивал, не унижал и по хамски не относился к людям, вобщем за исключением некоторых мелочей он всех устраивал и можно было более менее спокойно работать.

Постепенно все разбились на три группы - таджики численностью около пятидесяти человек, живущие тут же на территории завода в разбитой столовой с трехэтажными нарами, забитые в помещение как муравьи, были грузчиками и подсобными рабочими на складе, держались всегда вместе., местные рабочие парни с городских окраин (грузчики-комплектовщики и водители погрузчиков)., бывшие заключенные, со сроками от пяти до двадцати лет за плечами, державшиеся в общем то особняком и больше своим кругом. Все были разбавлены помаленьку в каждой смене.

Взаимоотношения старались поддерживать все ровные, так как понимали что обстановка и коллектив сложные, провоцировать друг друга не нужно из разных слоев, во избежание затяжных конфликтов держали себя в рамках. Если и была неизбежная ругань и стычки, то кратковременные и несерьезные, больше на эмоциях и усталости от тяжелой работы, чем на злости.

Все вопросы с таджиками решал их какой то старший, по имени Абдулла, небольшого роста, с громадной черной бородой, лет за 60, с узким, длинным и жестким лицом как у хорька, тяжелым взглядом черных как уголь глаз, в длинном черном стеганом теплом халате с поясным платком и тюбетейкой на голове обритой наголо, с резной палкой темного цвета в руке.

У него всегда при виде этого Абдуллы возникали ассоциации с басмачами, с которыми так яростно билась Советская власть на Востоке в двадцатых годах прошлого столетия, так и казалось всегда, что вслед за Абдуллой сейчас на склад немного погодя ворвется отряд басмачей человек в сто, с винтовками, ятаганами, в халатах и чалмах.

Сам он не работал, в случае каких то недопониманий появлялся на складе, сначала долго разговаривал с кладовщицами и начальником склада на очень плохом русском. Потом громко, перекрикивая промышленную вентиляцию на потолке склада, нагоняющую температуру минус десять градусов, кричал на таджиков собравшихся вокруг него где нибудь на отдельной площадке отгрузки, отчаянно жестикулируя, ну и мог вытянуть по хребту палкой своей тому кто по его мнению плохо работал и заслужил это. Все это происходило на глазах остальных, кто выходил покурить в свободное время.

Через четыре месяца Василий Степанович уволился и на его место пришел молодой, на несколько лет его младше начальник склада по неприятно звучащей фамилии Затиркин. Вначале он вел себя тихо и вполне демократично, но постепенно начал показывать свою сущность. Начал закручивать гайки по зарплате, по норме, вел себя нагло, цинично и откровенно презирал и ненавидел тех кто по его мнению находится на дне жизни, как он выражался периодически при всех.

Он пропускал все это мимо ушей, молча работал, не втягивался в выяснения отношений с Затиркиным до последнего случая, который стал последней каплей.

В ту смену он полностью сделал норму, все свои сборки закончил в 4 утра, сдал последнюю накладную кладовщице, узнал что это последняя, больше работы нет, до конца смены можно поспать, как ему сказала кладовщица.

Он сообщил кладовщице где будет спать на складе, чтобы не потеряли, ушел на улицу покурить, уже еле передвигая ноги.

Потом кинул недалеко от въездных ворот склада два деревянных поддона на ровном бетонном покрытии, сверху несколько относительно чистых толстых картонных и пенопластовых листов из упаковки товара пришедшего на склад, закрыл капюшоном голову, лег и почти сразу вырубился. Склад жил своей жизнью - ввозили, вывозили погрузчики поддоны с грузами, шла работа по собиранию заказов, шум и гам, маты и крики, но он ничего не слышал уже.

Очнулся он от сильного пинка по подошве кроссовок. Он сначала не понял спросонья в чем дело, тут же последовал еще один довольно ощутимый пинок. Он откинул капюшон и повернув голову решил уже взглянуть на того, кто сейчас явно получит по кумполу за такие вольности, его сразу начала душить волна злости, которая как он чувствовал, заполняла очень быстро все внутри.

Когда он поднял голову с поддонов, сверху вниз на него смотрел с искаженным лицом ... Затиркин, начальник склада.

И тут у него в голове четко сформировалась очень ясная картина - когда то он в подростковом возрасте смотрел кино про фашисткий концлагерь. Там была сильная сцена, хорошо поставленная и отлично снятая.

Русский солдат, Иван, в изорванном и грязном тряпье, лежит на земле, не в силах двинуться от тяжкой работы и побоев, над ним стоит немецкий офицер в черной форме СС, в кожаных черных перчатках и переводчиком из пленных в форме немецкого рядового, который переводит на русский.