Избранница Чёрного Дракона

Глава 23. Слабое место драконов

 

С края плаща, сорвавшись и полетев вниз, прямо на нос упала холодная капля прошедшего дождя. Зажмурившись и вдохнув по–настоящему зимний воздух, я ощутила под истерзанной щекой горячую кожу, а ещё тихое дыхание над головой. И оно совсем не походило на лошадиное, что щекотало онемевшие от холода пятки.

Сердце тревожной птицей забилось в груди, щекоча мурашками спину и отзываясь предательской дрожью в пальцах. Осторожно, словно боясь увидеть самый жуткий кошмар перед собой, я раскрыла глаза. Несдержанное дыхание сорвалось с потрескавшихся губ, и лицо охватил странный, непонятный жар, возникший где–то глубоко в груди, и мурашками прошедшийся по спине.

Забывшись во сне, я лежала на равномерно вздымающейся груди гаврана, ощущая его тяжёлую руку на своей спине, и ровное дыхание над головой. Но он не спал: под еле заметно подрагивающими веками скользили глаза. Верно, он ведь совсем не может спать из–за своей невесты… вот почему в Ольхнике его кровать была жёсткой и холодной. Да и сейчас он всего лишь делал вид, боясь погрузиться в небытие и увидеть, как его единственная любовь сгорает в огне чёртова дракона.

И до того обидно, до того холодно стало в груди, что до крови закусив губу, я взглянула на объятую толстым браслетом руку гаврана. Высеченные незнакомые руны складывались в узоры, и сколько бы я не пыталась разглядеть холодный металл, так и не могла понять, для чего ему такое украшение. Оно наверняка старинное и дорогое, но почему же он носит его не снимая? Может, в них то и заключена вся ведьмина сила, а не в самом гавране, как он говорил? К чему ему вообще говорить мне правду? Я ведь и знаю то о нём почти ничего, впрочем, как и он обо мне…

Задержав взгляд на лице гаврана, даже в дрёме настороженное и хмурое, я стиснула губы. Руд. Я его знаю… точнее, знала. И знала хорошо, а кто–то взял и поставил метку на мою душу. Но зачем? Какая из этого выгода? И как мне теперь быть? Я уже другая, с другим лицом и другими мыслями, и вряд ли он меня помнит. Да и зачем ему я? У него есть другая. И пусть от этого странная пустота расползается в груди, это правда. Гавран почти о ней ничего не сказал, а ведь я могла её знать… много в Ельнике было девушек, но все они черноволосые и черноокие. Лишь Лиза с зелёными глазами, да я с одним голубым. А так…

Осторожно приподняв голову, я окинула взглядом наше небольшое пристанище: Буря, встретившая приветливым сопением, закрывала наши спины, а крыло «дремлющего» Турана небо и бок, отчего надёжная палатка не пропускала лишний ветер и дождь. От костра остались лишь влажные угли, а на них, завёрнутые в водоросли, расположились небольшие рыбёшки с ладонь. «Подарок» от озёрных девок. И ведь как нельзя вовремя: из всей еды у нас остался лишь хлеб, да вяленное мясо. Вода во фляге гаврана ещё вроде бы была, но поменять её не помешало бы.

Рука гаврана вдруг соскользнула со спины, и насторожившись, я подняла глаза. Но он всё ещё лежал, облокотившись головой об бок Бури и наконец разгладив лицо, вновь показавшееся красивым и отчего–то печальным.

Осторожно поднявшись, я тряхнула головой, спроваживая необычайное тепло, что всё ещё оставалось на лице и спине. Как же это было непривычно, и что самое ужасное – мне почему–то нравилось это чужое тепло. И будь это кто–то другой, я наверняка бы ощетинилась, и руки пообрубала, но это был гавран. Это был Руд. Отчего–то его прикосновения были до дрожи горячими, а взгляд не искрящийся от отвращения и презрения. Он понимал, и он знал всё, но очевидного порой просто не замечал.

Рука сама собой нащупала сумку гаврана, и настороженно взглянув на это дремлющее лицо, я осторожно взяла её за ремень, поднявшись на ноги и бесшумно выскользнув из–под крыла. «Спящий» Асх'Умн проводил долгим взглядом.

Зайдя за камни настолько далеко, что тяжёлые волосы волнами упали на спину, я присела прямо на непрогретую землю у холодной воды под корнями старой ивы. Её кудри укрывали от голубого неба и мелких облаков. И раскрыв пропитанную запахом трав сумку гаврана, я аккуратно вынула жёлтые листы бумаги с различными набросками и рисунками. На них были изображены незнакомые мне места, существа, люди. Всё было подписано мелким витиеватым подчерком.

Внутри сумки оказался загнутый ножичек, пару склянок и небольшой дневник, оббитый чёрной кожей со специальной руной. Открыть его мог лишь гавран, так что лезть я не стала, просматривая на коленях рисунки и пытаясь найти тот, который заметила ещё в Ольхнике.

Вздрагивая и оборачиваясь на каждый шум, я наконец дошла до нужного листка, взяв его дрожащими пальцами и зачарованно рассматривая плавные штрихи угля. Черты лица девушки взаправду были какими–то неуверенными, призрачными, словно сам гавран давным–давно забыл, как она вообще выглядит. И всё же что–то в её облике мне было знакомо: этот разрез глаз, эти складывающиеся то ли в ухмылку, то ли в улыбку губы. Будь лицо чуть поострей, сошла бы за Лизу… а может, это и есть Лиза?! В детстве у той подбородком уколоться можно было, а с возрастом сгладился. Да и сама сестрица часто говорила про то, что настанет день – и уедет она из Ельника. Тогда я лишь усмехалась, а потому про Серого и думала… но может, она гаврана в виду имела?

И ведь девушка с рисунка была похожа на Лизу, даже взгляд какой–то одинаковый. Вот раскрась её гавран, так сразу бы понятней стало. И даже голову ломать бы не пришлось.



Отредактировано: 22.12.2018