Измена. Она того стоила?

Глава 1

Я всегда верила, что если мой муж станет предателем, то почувствую это сразу.

Воздух станет другим, сердце выдаст тревожный сигнал, всё внутри кричит — "беги!".

Но жизнь оказывается безжалостнее любых моих фантазий.

Когда я беру в руки его рубашку, мир не переворачивается. Не вспыхивает небо, не разверзается земля. Ничто не предупреждает меня. Просто бледно-голубой хлопок с едва заметным пятном — следом алой помады на воротнике.

Я замираю, боясь поверить собственным глазам. Пальцы сжимают ткань так сильно, что костяшки белеют. Первая мысль нелепая до смешного: "Мне нужно застирать это перед стиркой".

А потом приходит понимание, и оно обрушивается на меня как лавина.

Я ведь не пользуюсь алой помадой. Никогда.

— Селена, ты где? — голос Аслана доносится из гостиной, и мое тело отзывается дрожью, словно струна, на которую капают ледяной водой.

Сердце стучит так отчаянно, что я прижимаю рубашку к груди, будто пытаясь скрыть этот громкий звук. Каждый удар пульса отдаётся в висках болезненным эхом: "Он-пре-дал. Он-пре-дал. Он-пре-дал".

— Я на кухне, — отзываюсь я, поражаясь тому, как обыденно звучит мой голос. Как у той прежней Селены, которая еще не знает, что её мир рушится.

Вспоминается вчерашний вечер. Аслан вернулся поздно, сославшись на встречу с инвесторами. Я ждала его с ужином, разогревала дважды. В третий раз решила не греть — пусть ест холодное, раз не может позвонить и предупредить.

Глупая, наивная девочка.

Я злилась на то, что еда остыла, что время потрачено впустую... Если бы я только знала.

Он вошёл тогда выпивший, но не пьяный. С блестящими глазами, слишком оживленный для делового ужина. Поцеловал меня в щеку, не в губы. Теперь я понимаю почему.

Торопливо сунув рубашку в стиральную машинку в гарнитуре кухне, я возвращаюсь к раковине и продолжаю мыть посуду, словно ничего не происходит.

Руки дрожат так сильно, что тарелка выскальзывает, ударяется о край раковины и раскалывается на две части….

— Осторожнее, — Аслан возникает в дверях кухни, высокий, широкоплечий, с тем самоуверенным выражением лица, которое когда-то заставляло меня таять. Сейчас оно вызывает только отторжение.

Я смотрю на осколки фарфора — свадебный подарок его матери, часть сервиза, который предназначался "для наших будущих семейных ужинов с детьми". Детей, которых у нас до сих пор нет, несмотря на все попытки, все слезы, все молитвы.

Это стало нашей маленькой трагедией, нашей общей болью. Но, похоже, не для Аслана. Для него это стало удобным поводом искать утешения в чужих объятиях.

— Прости, — бормочу я, протягивая руки и собирая осколки. Один впивается в палец, и я вздрагиваю от резкой боли. Тонкая струйка крови бежит по коже, такая же алая, как та помада.

— Оставь, я уберу, — Аслан шагает ко мне, но я отшатываюсь, словно от удара.

— Не надо! — слишком резко, слишком громко. Я выдаю себя. — Я сама справлюсь.

Он хмурится, в тёмных глазах мелькает что-то похожее на беспокойство. Или мне просто хочется так думать?

— Что с тобой сегодня? — спрашивает он, скрестив руки на груди в том самом жесте, который использовал, когда готовился к спору.

Я вспомнила нашу первую встречу.

Вечеринка у общих друзей, где Камиль настойчиво пытался нас познакомить. Я отказывалась — Аслан казался слишком идеальным, слишком недоступным со своим безупречным костюмом и профессиональной улыбкой успешного человека.

"Я ему совсем не подхожу, мы из разных миров," — сказала я тогда Камилю.

Как же я ошибалась. Аслан заметил меня сразу. Подошёл сам, угостил соком, смотрел так, будто я была единственной женщиной в комнате.

А потом сказал фразу, которая перевернула мою жизнь: "Ты слишком настоящая для этого места. Давай сбежим отсюда".

И мы сбежали — в ночь, полную звёзд, душевных разговор ни о чем и обещаний.

Эта выходка была из ряда вон выходящей. Я тогда получила хорошую взбучку от мамы, она не сказала отцу о моем проступке, а я умоляла ее не выдавать меня, клялась, что ничего преступного не совершала.

Я только пообещал Аслану, что буду его одного ждать – самая моя большая оплошность.

Пять лет. Пять лет я верила каждому его слову, каждому обещанию. Пять лет пыталась стать идеальной женой, всегда готовой поддержать, выслушать, понять.

Пять лет мечтала о ребенке, которому смогла бы дать всю ту любовь, что переполняла меня.

— Селена, ты меня слышишь? — нетерпеливый голос Аслана возвращает меня в реальность.

— Да, — я выпрямляюсь, сжимая окровавленный палец. — Просто устала. Много работы в последнее время.

— Ты всегда можешь уволиться, — говорит он тем тоном, который использует для "решения проблем". — Я зарабатываю достаточно для нас обоих.

Именно этот тон, эта уверенность в своей правоте, в своем праве решать за меня — вот что окончательно подталкивает меня к краю.

— А я не хочу увольняться, — мой голос звучит тихо, но твёрдо. — Мне нравится моя работа. Она дает мне... пространство.

— Пространство? — он приподнимает бровь, недоумевая. — Для чего тебе пространство в браке?

Вопрос повисает в воздухе. Для чего мне пространство? Чтобы дышать. Чтобы помнить, кто я, помимо роли "жены Аслана". Чтобы иметь что-то своё, когда всё остальное оказывается иллюзией.

Но я не говорю этого вслух. Вместо этого я прохожу мимо него, задержав дыхание, чтобы не уловить аромат его одеколона, смешанный с едва заметной, чужой парфюмерной нотой.

— Мне нужно собраться. У меня встреча с клиентом, — лгу я, удивляясь тому, как легко это получается.

В спальне, закрыв дверь, я прислоняюсь к ней спиной и наконец позволяю себе задрожать по-настоящему. Волна тошноты подкатывает к горлу, и я зажимаю рот рукой, сдерживая рвотные позывы.

В голове пульсирует одна мысль: "Уйти. Нужно уйти".

Я двигаюсь как в трансе, доставая чемодан, выбирая вещи. Что брать с собой, когда рушится целая жизнь?