Изменённая конструкция

Эффект Придыбайло

Из подъезда сталинской пятиэтажной хрущевки вышел, придерживая лямки рюкзака, один молодой человек. Его зовут Евгением Рождественским, и вот уже как два года он не может вспомнить, на каком факультете он учится.

Рождественский толком не знал, когда именно позабыл название своей специальности, потому что жизнь его превратилась в туманное маковое поле, бесконечное и неясное. Он даже не пытался шевелиться или барахтаться в ней – его как будто бы итак все устраивало, и вспоминать, где он учится у него не было ни желания, ни необходимости.

Рождественскому было девятнадцать лет, и он обладал весьма приятной наружностью. У него было длинные, до плеч, мягкие каштановые и вьющиеся волосы, достаточно острые черты лица и на вид пугливые, но внимательные темно-карие глаза. Его не слишком заботил его внешний вид – носил он что попало, но не забывал расчесываться, потому что знал, что кудри – это его главное достояние, пленяющие, как он надеялся, не только малолетних девочек, но и ровесниц. Рождественский был слеповат, и потому носил очки. В целом, если не вглядываться, он производил благоприятное впечатление. Но если вглядеться – в любом человеке можно найти изъян.

Жесток был ноябрьский ветер, пронзающий кости и суставы, гоняющий вихрями сухие листья. Рождественский потер ладошки, спрятал руки в карманы и поджал пальцы ног – ему давно стоило достать свою зимнюю обувь и наконец переобуться, но лезть на шкаф, где стояла коробка с его ботинками, каждый раз было очень лениво. Во Владивостоке осень была короткая – сначала было лето, а потом практически сразу, без всякого предупреждения, наступала зима.

Рождественский внимательно осмотрел опустелый двор, кабы кого не встретить. Ему хотелось поскорее добраться до дома – до соседнего, стоявшего отдельно от остальных. В рюкзаке у Рождественского были жаренные пирожки, только что приготовленные его бабушкой для любимого внука.

Словно скрываясь, он зашагал в сторону дома. Как вдруг позади раздался голос:

- Рождественский!

Женя вздрогнул и едва не отскочил на другую сторону двора, как котенок, которого неожиданно ткнули в бок. Он обернулся – позади него стояла высоченная и широченная фигура – это был никто иной, как Паша Придыбайло, его знакомый, человек, обладавший легендарной славой во всем дворе – как-то в седьмом классе ему удалось сделать солнышко на железных качелях, которые оторвались в процессе и вместе с Пашей Придыбайло приземлились на асфальте. Если честно, это единственное, чем Придыбайло был известен, но с тех пор, как дети на детской площадке вымерли, эта история перестала добавлять ему авторитет.

Теперь же, когда он вырос и перестал быть похожим на безобидного придурка, а приобрел черты более грубоватые, Придыбайло казался трижды отсидевшим в колонии строгого режима уголовником, хотя в эмоциональном и интеллектуальном плане он с седьмого класса совершенно не изменился. Теперь же безработный Придыбайло бродит фантомом по пустому двору и занимается непонятно чем.

Рождественский уже пару месяцев как не видел его. Окна квартиры, где жил Женя, и подъездная дверь его дома теперь выходили на обратную от двора улицу.

Рождественский и Придыбайло крепко пожали друг другу руки.

- Рождественский! – Придыбайло улыбался во все свои желтые, как солнце, зубы. – Тысячу лет тебя не видел! Как поживаешь, какие новости?

- Потихоньку. – ответил Рождественский, отводя глаза и стараясь казаться как можно менее интересным. – Учеба, что еще сказать…

- Чего-то я тебе возле дома в последнее время совсем не вижу.

- Так я же переехал.

На лице Придыбайло промелькнуло искреннее удивление.

- Как переехал? – спросил он, как бы не веря. – Куда?

Рождественский вздохнул.

- В соседний дом. – он ответил таким тоном, будто бы отвечал на издевку. – Снимаю гостинку. – он запнулся. - У маминой знакомой.

- И давно? – Придыбайло похлопал глазами.

- С два месяца.

- Ух ты, ах ты, так ты теперь у нас самостоятельный, ну, это похвально, Рождественский, похвально! А еще новости какие?

Рождественский не заметил, как начал медленно идти, а Придыбайло увязался за ним.

- Какие новости? – ответил Рождественский. - Ночью с друзьями общаюсь, играем. Ничего не происходит, все чем-то заняты. Я на остров каждый день езжу, а Зимовец, зараза, пешочком в университет ходит. Ты сейчас где-нибудь работаешь?

- Неа, меня со склада выгнали месяц назад. Даже рассказывать не буду почему.

- Почему?

- Да я с Каштановым поспорил, что смогу десять огромных ящиков поднять, и я поднял! Только споткнулся, ящики упали, стеллажи повалили, ну и весь склад нахер этим самым, как его… Эффектом бабочки снесло… Ой, нет, эффектом домино! Или не им… Короче, господи, одна полка упала, а за ней и другие упали, Рождественский. Ну и все, уволили меня, зато Каштанов мне пятьсот рублей теперь должен. – Придыбайло самодовольно улыбнулся.

Паше Придыбайло было двадцать четыре года. Он закончил одиннадцать классов, но не поступил в ВУЗ, и теперь бегает от армии, фактически никуда не перемещаясь.

- Понятно. – сонно ответил Рождественский, зевнув. – Ну ладно, я домой пойду, раз дошли уже…

Они уже действительно стояли у подъездной двери дома Рождественского. Вокруг не было никого – пустота и лишь один воющий ветер, однако с пригорка открывался вид на более оживленную улицу – по ней ездили и сигналили машины, бегали люди, постоянно зажигался светофор. Рождественский вгляделся в беспокойный пешеходный переход, по которому ему приходилось ходить каждое утро, и зевнул, развернулся и уже было собрался уходить.

- Эй-эй, ты куда!? – закричал Придыбайло. – Нет, Рождественский, так не пойдет! Значит ты теперь один живешь, а свою холостякскую конуру мне до сих пор не показал! Дай я зайду буквально на пять минут, посмотрю, как ты там устроился!

Рождественский стиснул зубы – ему просто хотелось спрятаться у себя дома, но от Придыбайло уже было не отвязаться. Женя осознавал риски. Придыбайло – человек совершенно бесцеремонный и нетактичный, поэтому главное - не показывать ему пирожки, о которых Рождественский мечтал всю дорогу, а не то сожрет все до последнего.