Изморозь

Изморозь

Изморозь.

Мой прадед был шаманом. Несмотря на все исторические перипетии, он всё равно смог найти себе место в социуме великого и могучего Советского Союза. К нему обращались за помощью, когда официальная медицина оказывалась бессильна. Или просто те, кто верил в силу мира духов.

Отец рассказывал, что прадед имел обострённое чувство справедливости. Чем старше я становился, тем больше понимал, как тяжело бы ему пришлось в лихие девяностые. Возможно, это было к лучшему, что он их не застал. Во всяком случае, ушёл из жизни счастливым человеком, не увидевшим всей этой чернухи и падения нравственных, моральных норм.

В семье почти не осталось никаких напоминаний о прадеде, кроме пожелтевшей фотокарточки и шерстяного лоскутного одеяла. Конечно, одеяло он делал не сам, а прабабушка, но вот различные шаманские символы на нём, были вышиты явно под его чутким руководством. Отец всегда улыбался, рассказывая о том, как уютно ему спалось под ним, и какие чудесные сны он видел.

Шли годы, а одеяло, казалось, и правда обладало мистическим действием. Если мы ругались с Ольгой, стоило только, как бы невзначай, накинуть на неё половинку, как через пятнадцать минут происходил бурный акт примирения. Если в голове крутились тревожные мысли или мучали неразрешенные вопросы – одеяло успокаивало голову и приводило разум в порядок. А спалось под ним действительно сладко. Словно вновь оказывался в далёком безмятежном детстве. Даже будучи в долгих командировках я всегда мечтал оказаться дома под лоскутным прадедушкиным одеялом. Под ним мне всегда снились приятные, умиротворяющие, красочные сны. Так было и в этот раз, но под утро что-то пошло не так.

Чудесная, словно вырванная из сказки, солнечная берёзовая роща, в которой я находился, вдруг начала замерзать. Яркий свет потускнел. Зелёные, слишком чёткие для реального мира листья стали сереть, будто кто-то убавлял ручку цветовой насыщенности. Сон был настолько реальным, что я почувствовал  холод. Казалось, что замерзают даже белки глаз. Я упал на траву и стал усиленно тереть лицо руками, но ничего не помогало. Прекрасная ткань сна расползалась на бессвязные лоскуты, утрачивая свою красоту. Было такое чувство, словно мою голову засунули в морозилку.

"Надо проснуться!" – подумал я и уставился в одну точку, как и говорил дед.

Ещё несколько секунд назад неимоверно чёткая, зеленая травинка  стала полностью серой, словно вырезанной из блёклого картона. Я смотрел на неё пару секунд, пока окружающий меня мир не задрожал и не превратился в мазню грязных оттенков. Я вздрогнул и проснулся.

Первое, что я увидел, было облачко пара, рассеявшиеся прямо перед моими глазами. Это мой выдох. Когда во сне задаёшься вопросом, а не сон ли это, то буквально сразу понимаешь, что это сон. Точно так же и сейчас, я отчетливо понимал, что не сплю. Что это реальность. Что я больше не в берёзовой роще, а дома, в своей кровати.

Но перед глазами были только тускло поблескивающие, диковинные кристаллики изморози, покрывающие всю постель. Я коснулся рукой своего лица, которое до сих пор находилось в той самой морозилке.

 - Что за ерунда? – вырвалось у меня, когда тёплые пальцы разморённого сном тела соприкоснулись с мелкими кусочками льда. – Что за дерьмо!?

Словно услышав сигнал тревоги, я резко поднялся, уперевшись спиной в высокое изголовье кровати. Вся голова была покрыта изморозью. Я это не видел, но чувствовал её повсюду. Горячую голую спину тоже начал покусывать холод сотен тысяч мелких льдинок.

Сердце бешено заколотилось, готовое к действию в чрезвычайной ситуации. Руки рефлекторно принялись смахивать с лица иней и растирать онемевшую кожу, а мозг поспешно обратился к должностным инструкциям, но не мог найти ничего, что начиналось бы со слов "вы проснулись покрытые льдом, хотя засыпали в полной безопасности в своей постели". Впрочем, я и так знал алгоритмы действий при обморожениях. "Вот только откуда им, чёрт возьми, взяться? Я засыпал с Ольгой под боком в тёплой кровати?! Что произошло?!"

Чувствительность не была утрачена, значит, я не обморозился. Спустя пару секунд появилось отчетливое жжение, а ладони покрылись капельками воды. Этого пока было достаточно. Я смахнул иней с головы и уставился выпученными глазами на нашу спальню.

Комната была заполнена тускловатым серым светом. Внутренний таймер, приученный к распорядку без всяких будильников, говорил, что сейчас раннее утро. Всё вокруг было покрыто ровным слоем густой, причудливой изморози. Словно её распыляли из краскопульта, не пропуская ни один миллиметр, ни один выступ или изгиб мебели. Даже форменный китель с нашивками МЧС оброс белыми кристалликами, сливаясь  с линиями стула, на который был наброшен.

"Хулиганы разбили стекло", - предположил мозг.

Окно было целым, задёрнутым замороженным тюлем. Никаких признаков урона. Да и стеклопакет подручным средством быстро не разбить. Я бы проснулся. Дверь в спальню тоже была плотно закрыта, и, казалось, сейчас просто срослась с шершавой от наледи стеной и полом.

 - Так не может всё замёрзнуть, - возразил я сам себе, и почувствовал, как сильный озноб начинает пробирать всё тело.

Дома я всегда спал голышом и поэтому сейчас ощущал холод всей кожей. Единственной поверхностью, которая осталась не тронута холодом, была простыня, в том месте, где её "защитило" прадедово одеяло.