Изнанка жизни

Глава 2

Волоча задние лапы, Мурка сумела проползти еще совсем немного, прежде чем Саня поднял ее с пола и броском уложил спиной на перевернутый вверх дном ящик, как на разделочный стол. Прижал за шею, слушая, как затихает хрип, внимательно вглядываясь в мутнеющие зеленые глаза, в которых медленно угасала жизнь. Мурка, все еще пытаясь защищаться, обхватила лапами запястье своего убийцы, но так отстраненно, обессилено, совсем не выпуская когтей, словно хотела его нежно обнять.

Истекая кровью, она умирала и… вот-вот должна была непроизвольно перезагрузить жизни. Так полагал Саня. По его разумению где-то внутри у кошки таились девять жизней. Если извлечь их и вшить в иссохшее тело умирающей матери, то они непременно проявят себя как панацея, всецело исцеляя, побеждая неизлечимую болезнь.

Отчего-то кошачьи жизни представлялись ему чем-то вроде спичек в спичечной коробке, поочередно вспыхивающих в мгновения смерти удивительным пламенем, играющим всеми цветами радуги.

Не отрывая взгляда от тускнеющих глаз жертвы, Саня ждал команды, когда можно начинать делать вскрытие. Нужно было выждать момент, когда кошка окончательно сгенерирует жизни, но еще не начнет их панически и, применимо к сложившейся ситуации, понапрасну тратить.

Ему пришлось бездействовать еще несколько секунд, прежде чем голос в голове отчетливо заскрежетал: «Режь!» И тогда он проткнул ножом живот кошки, предусмотрительно погружая лезвие лишь на четверть длины. Мурка вздрогнула и тотчас замерла, уставившись на своего убийцу неподвижным и каким-то растерянным взглядом.

Старательно, но при этом нетерпеливо, как должно быть именинник разрезает праздничный торт, Саня вскрыл Мурке живот от грудины до паха. Обрамленная окровавленной шерстью кожа непринужденно разошлась по обе стороны от линии разреза, словно приоткрывая завесу к таинству приумножения жизни, являя взору обнаженное нутро.

Отложив в сторону нож, Саня погрузил коротенькие пухлые пальчики во влажную теплую мякоть. Он усердно ощупал, исследовал каждый сантиметр брюшной полости, но не нашел ничего более-менее похожего на спичечную коробку. Выскользнув из развороченного нутра, Саня процедил сквозь зубы одно из самых грубых матерных слов, которые он знал, сопоставимое по смыслу с унизительной неудачей. Задача оказалась гораздо сложнее, чем он предполагал. Сложнее, чем нашептывал ему голос Космоса. Теперь придется просунуться глубже – в узкую нору грудной клетки. Но не это обстоятельство заботило Саню. Если придется, он готов был вывернуть Мурку наизнанку, размозжить ей череп и расковырять мозги. При этом время, драгоценное время могло быть упущено, а, стало быть, жизни растрачены.

Неожиданно Саню перестали волновать ускользающие секунды. Его внимание привлекла собственная окровавленная рука. Он поднял ее, держа перед лицом, наблюдая за тем, как багряная клякса с растопыренных пухленьких пальчиков и с ладони юркими змейками сползает вниз по предплечью. Вид крови жертвы на бледной блестящей от проступившего пота коже пробудил в нем странное, прежде незнакомое переживание, проявляющееся в непреодолимом желании попробовать ее на вкус.

Какая по вкусу кошачья кровь? Точно такая же, как и кровь человека? Или в ней есть примесь горечи? Или, быть может, она сладкая, как, к примеру, малиновое варенье, которое когда-то с избытком варила мама. Саня не знал наверняка. Он поднес ладонь к лицу так близко, что мог бы дотронуться до нее языком. Закрыл глаза, глубоко вдыхая тяжелый, но притягательный запах.

У него не было времени на сомнения. Советчик в его голове притих, предоставив право все решать самому. Стоило ли противостоять влечению? Риск возможного отравления (как в случае с несвежими чебуреками, когда впоследствии он всю ночь просидел на унитазе) казался ничтожной крупицей, затерявшейся в бездне соблазна. Приоткрыв рот, Саня коснулся языком ладони…

И незаметно для себя самого стал проваливаться в бездну.

Четыре года назад, таким же жарким как сейчас летом, когда отец согласился взять Саню с собой на рыбалку с ночевкой, тот чуть было не сорвал намеченное мероприятие. За час до выезда вздумалось ему залезть в синий отцовский рюкзак со снастями и выудить оттуда коробку с крючками, а заодно и катушку лески. Надежно привязав тройной крючок к концу лески, он начал покачивать им перед собой, представляя, что находится под водой. При этом другой рукой Саня стал изображать голодную глупую рыбу, плывущую навстречу своей смерти. В итоге он даже не понял, как «рыба» попалась на крючок.

Боль атаковала мгновенно. Саня взвизгнул, словно маленький крысенок, которому башмаком наступили на хвост. Он сразу же попытался вытащить крючок из подушечки большого пальца и закричал, не выдержав нового натиска боли.

На крик из кухни пришла встревоженная мать. Спросила, что происходит. Саня натянуто улыбнулся, промямлил что-то невразумительное, мол, померещился ему в плательном шкафу жуткого вида домовой, при этом пряча за спиной зажатый в кулак крючок. Мать лишь отмахнулась и быстро удалилась прочь.

Мальчуган озадаченно взглянул на руку. Кровь из пальца текла ручьем. Опасаясь, что с открытой раной отец не возьмет его на рыбалку, он незаметно прошмыгнул в ванную комнату, где смыл кровь холодной водой. Но рана по-прежнему кровоточила. Вернувшись в комнату, Саня приложил палец ко рту, высасывая одну за другой проступающие солоноватые капли.

Лизнув ладонь, Саня застыл, не открывая глаз, все также держа руку близко перед лицом, словно спятивший виночерпий, вздумавший определить точный возраст убитой им кошки. У крови был обычный хорошо знакомый вкус. Разочарованно разбавив его слюной, Саня сглотнул. И каково же было его удивление, когда спустя несколько мгновений он ощутил буквально взорвавшееся во рту послевкусие, в котором узнал малиновое варенье, в точности такое, какое варила мама. Оно было изумительным, чарующим, манящим попробовать его еще хотя бы раз. Саня лизнул ладонь, отмечая превосходство дурманящего сластью послевкусия над первоначальным вкусом. Затем лизнул снова и снова…