Изнанка жизни

Глава 4

Вот и подвал – старый приятель, гостеприимством которого Угрюмов дорожил с малых лет. Единственное место, кроме, пожалуй, леса, где фальшивость бытия вгрызается в тебя не так глубоко, не так остро, и шанс услышать голос Космоса больше, чем где бы то ни было.

Бледно-желтая керамическая плитка на громоздкой бетонной надстройке местами осыпалась. Дверь дальнего (если идти от подъезда) входа просела. Врезной замок уже давно был сломан. Вместо него на двух проржавелых кольцах красовался замок навесной.

Зайдя в подвал, Угрюмов запер дверь изнутри на потайную щеколду, которую давным-давно приладил у самого низа. Замок он повесил на гвоздь, торчавший в дверной коробке слева. Преодолевая в темноте ступень за ступенью, он испытывал растущее внутри него волнение. Ведь скоро, совсем скоро его заветное желание будет исполнено.

Угрюмов остановился у двери в кладовую и замер, прислушиваясь. В кладовой тихо. Снаружи тоже тишина. Никто не идет за ним, не бежит. Нет слежки.

Торжественный поворот ключа и массивная стальная дверь, ведущая в его маленькое царство боли и наслаждения, открыта. Едва переступив порог, Угрюмов включил люминесцентное освещение и запер дверь на засов.

Он повернулся, чувствуя, что сердце от волнения стало отплясывать джигу. Он ждал этого момента, готовился к нему целый год.

У дальней стены кладовой находилось нечто на подобии метровой статуи, накрытой ветхой скатертью. Угрюмов подошел ближе. С пафосом иллюзиониста сбросив скатерть на пол, он произнес как можно радушнее:

- Здравствуй, Вера.

Перед ним, заточенная в х-образной клетке, висела дочь Таньки. Прелестный ангелочек с зелеными, как у матери, глазами, но при этом совсем не такая, как Танька. Она не была похожа на гниющую изнутри оболочку, по крайней мере, пока что. Вера казалась Угрюмову настоящей, чистой, почти святой. Идеальный подарок ко Дню Рождения. Она более чем подходила для его эксперимента. С Верой у него были все шансы открыть портал.

Три дня назад он коварством заманил ее в подвал. Как бы невзначай подозвал на улице и попросил помощи. Сказал, что приютил в подвале трехцветную кошку, которая родила четверых чудесных котят. Сказал, что кошка очень слаба, и не сможет выкормить всех своих детенышей. Стало быть, ему придется утопить половину котят, если, конечно, кто-то не возьмет их к себе на поруки.

Вера безоговорочно согласилась забрать у соседа по подъезду одного котенка. Угрюмов искренне обрадовался и предложил ей спуститься с ним в подвал, чтобы самой решить, кому из малышей так неслыханно повезет.

Наивная девчонка поняла, что ее обманули, когда уже ничего нельзя было изменить. Удивленно рассматривая странные и чем-то пугающие железные конструкции в кладовой, она спросила: а где же котята? Вместо ответа Угрюмов запер массивную дверь, а затем прижал Вере к лицу платок, смоченный хлороформом.

Угрюмов понимал, что сильно рискует, оставляя ее здесь на три дня. Нужно было провести эксперимент в первую же ночь, но искушение дождаться Дня Рождения оказалось слишком велико, чтобы ему противостоять. К тому же, Космос в этот день мог быть наиболее к нему благосклонен.

Он поместил Веру в х-образную клетку – сварную конструкцию из прутка, состоящую из двух прижатых друг к другу дюжиной струбцин половинок, точно подогнанных по ее фигуре. В собранной клетке руки и ноги Веры разведены в стороны и обездвижены. Ей удается лишь поворачивать голову и шевелить пальцами. Кричать, звать на помощь она не может. Рот заклеен скотчем в несколько слоев. Клетка подвешена на двух торчащих из стены крюках так, что ноги находятся в десяти сантиметрах от пола. Под ногами эмалированный тазик.

Угрюмов не стал снимать с Веры коротенькое ситцевое платьице, но снял с нее трусики, чтобы она могла беспрепятственно справлять нужду в тазик. Он не кормил ее три дня, а лишь поил из трубочки апельсиновым соком. Она тянула сок жадно. Сразу выпивала литр, после чего Угрюмов вынимал трубочку из ее рта и заклевал отверстие скотчем. Затем он переливал содержимое тазика в канистру, нежно вытирал влажной салфеткой все нежные места, прижимал к носу платок, смоченный хлороформом, целовал в лоб, накрывал скатертью и уходил прочь.

Сегодня он не принес Вере сок, но принес ей нечто другое – подарок в красной бархатной коробочке. Наклонившись, Угрюмов коснулся гладковыбритой щекой ее виска. Она заерзала, максимально поворачивая голову в сторону от него.

- Не надо противиться судьбе, чудесный мой ангелочек. Просто прими, как есть, - ласково произнес он. – Сегодня ты должна будешь помочь мне открыть портал. Дело непростое, но, я уверен, что вместе мы справимся. Если все пройдет как надо, обещаю вернуть тебя маме. Ты уж постарайся меня не подвести, иначе гнить тебе в лесу под насыпью сосновых иголок. Лады?

Не дождавшись от Веры утвердительного кивка, Угрюмов достал из пакета красную бархатную коробочку в форме сердца.

- У меня есть для тебя подарок. Несколько дней назад я осознал, что хранил его с детства для того, чтобы подарить тебе сегодня, сейчас, - он лукаво улыбнулся и открыл коробочку, демонстрируя Вере ее содержимое. – Назовем это исходной точкой боли, бездну которой тебе предстоит постичь. Твоя боль – это ключ, открывающий портал между мной и Космосом. Извини, но по-другому мне не добиться его аудиенции.

В коробочке лежал тройной рыболовный крючок с привязанным к нему коротким обрывком лески. Это был тот самый крючок, которым Угрюмов в детстве проколол себе палец.