Jaqueline

1

Снова в замочной скважине послышался привычный уже звук защелкивания замка, ясно возвещавший обитателю комнаты о том, что выйти удастся теперь только на следующий день и никак не раньше.  Кроткий выдох всколыхнул пугливое пламя одной единственной свечи, грозя потушить его и погрузить комнату во тьму, из-за чего нежная хрупкая ручка инстинктивно потянулась к огоньку дабы защитить его. Рядом с горевшей свечей лежал еще запас свеч, но какой от них толк, если зажечь их все-равно нечем. 
Комнатка достаточно тесная и донельзя скромная для того обитателя, которого в себе заключала, казалось не смущала его этими неуместными обстоятельствами. Напротив, они складывались так, что вызывали только кроткую благодарность и порождали некое чувство защищенности и уюта, когда в душе уже давно живет понимание того, что кроме этой комнаты в жизни более ничего не имеешь. Девочка, совсем юное еще создание, чуть было не испустив еще один непроизвольный вздох, встрепянулась и решила вообще отойти от свечи, дабы избежать риска остаться без света. С легкостью мотылька, незамечаемой ею самой изяществом и грацией, только начинавшими зарождаться в ней, она перепархнула от кресла в котором сидела, на постель. И сложив бархатные ручки на коленях, как мотылек складывает свои хрупкие крылышки, она таки позволила себе вздохнуть так, как того требовала душа. 
 Она  сидела в своей комнате запертая на ключ, как и всегда до следующего утра, а может и дольше. Привыкшая к такому обращению и не смевшая и пикнуть, дабы выразить свое негодование, она привыкла жить одна и мириться со своей судьбой. Или даже не мириться, но покорно следовать ей, воспринимая ее как должное. Юный ум ее не содержал в своих недрах ни капли возмущения или злости или других негативных чувств, которые могли бы возникнуть при таком образе жизни, но лишь только немое, самоотверженное послушание и легкую грусть, настолько постоянную и неизменную, что юное создание уже и не знало откуда она взялась и какова ее природа. Проводя большую часть своей жизни таким образом, то есть под замком, она выходила лишь только для того, чтобы освежиться или выполнить иные необходимые надобности. А единственной отрадой ее стал небольшой садик во внутреннем дворе особняка, куда она время от времени спускалась. Густо заросший кустами шиповника, гортензии, огороженный со всех сторон живой изгородью и садовыми деревьями  сад не пропускал не то что любопытных взглядом, но и за толщей зелени скрывал любую речь. Гуляла она одна, не имея в своем сопровождении даже служанки. Весь круг  общения юной аристократки, в общем-то и ограничивался одною служанкой, приставленной к услугам девочки с ее детства.   Мать свою она видела очень редко, а звук ее голоса и вовсе успевала забывать. Родительница не баловала чадо вниманием, в общем-то, просто избегала каких бы то ни было контактов.  Девушку приучили с раннего детства жить в строгости, послушании и кротости и словно кроткий агнец взирать на своего пастыря с робким благоговением. Она жила предоставленная сама  себе, своим моралям и ценностям, однако ее действиями неизменно управляла чья-то железная воля, обрекшая ее на одиночество. Иногда, правда, к ней допускался аббат из соседнего монастыря, очень хороший и просвещенный человек, который взялся обучать ее всему, что знал сам. А так как никаких интересов более в жизни его воспитанницы не имелось, и занять себя, кроме уроков даваемых аббатом было  нечем,  ученица проявляла завидное усердие и смышленость. 
 Вечерами, когда уже не возможно было ни читать, ни вышивать, так как не хватало света, девочка предавалась либо зыбким полупрозрачным мечтам, таким невинным и легким, что их нет смысла описывать, так как они едва ли  заинтересуют искушенные умы (вобравших в себя все плоды воображения и взрастивших новые гибриды оных), либо грустила, сама не ведая о чем.  Она не догадывалась, почему ее всегда так строго закрывают на ночь и никуда не выпускают до утра, но раз так делали, значит этому следовало покориться. 
Фамильный особняк, где жила наша затворница,  носивший имя Ла-Кост, находился в окрестностях Парижа, располагаясь достаточно изолированно и уютно: окруженный богатыми садами, небольшим лесом под названием  Сэн-Симон де буа и отделенный от города небольшой долинной Волэтт. Особняков знати в окрестностях  не наблюдалось, да и леса не пестрели дичью и дикими животными, поэтому охотничьи забавы происходили в других, более удачных, местностях.  Таким образом жизнь затворницы протекала уединенно не только в замке, но и за его приделами.  Яркие краски светской жизни рисовались ей лишь в отдаленных представлениях из тех крупиц, которые она получала от редких выездов (за всю ее жизнь это случалось лишь дважды или трижды) или из обрывочных сплетен слуг.
Свеча горела тусклым светом, лениво освещая комнатку, готовую вот-вот погрузиться во мрак. Все вокруг выглядело сонным и тяжелым. Жаклина подумывала о том, чтобы лечь спать, но чем дольше она об этом думала, тем долее оттягивала этот момент. Она бесцельно осмотрела комнату и надула губки, в знак того, что ей как всегда нечем заняться. Было уже около полуночи, вокруг стелилась непроницаемая тишина. За окном мерцали звезды, а одинокий месяц серебрил верхушки старых вязов и горбы холмов долины Волэтт, разливая зыбкий магический свет, который рождал множество подобных эфиру теней. вот поистине картина заслуживающая называться идиллией природы, где все соразмерно, гармонично, искренне-наивно, и девственно-прекрасно! Жаклина засмотрелась  на эту спокойную картину природы и не заметила, как задремала. 
Вдруг ей послышалось, что в замочной скважине что-то шелестит. Звук прорезался сквозь ее сознание как нечно инородное, чуждое уснувшему пейзажу за окном и одиночеству комнаты.  Она встрепенулась и настороженно взглянула в сторону двери. Шорох повторился и вдруг….щелчок. Девочка испуганно уставилась на дверь, не веря своим ушам. Кто мог в такое время навестить ее? Учитывая, что про нее забывали днем, а ночью и подавно запирали на замок, не выпуская ни под каким предлогом до утра. Ключ, создавая неприятный шум, провернулся в замке и остановился. Вновь все стихло. Жаклина все смотрела на дверь, боясь пошевельнуться и задержав воздух, прислушивалась к тому, что могло бы сейчас делаться за ней. Но, увы, более ничего не произошло. Она рискнула подойти к двери и осторожно толкнула ее. Дверь, к ее большому удивлению и страху, оказалась открытой, а с обратной стороны торчал ключ. Она поспешно осмотрелась по сторонам темного коридора. Никого. Ни души. 
Ее комната располагалась в самом отдаленном уголке замка, так чтобы через нее не пролегали ничьи маршруты, и никто не смел наведываться сюда. Коридор не освещался, да в этом и не было необходимости. Утопая во тьме он, двумя своими рукавами, уходившими во мрак ночи, тянулся нескончаемо долго. Темные скелеты старых канделябров на стенах выныривали из темноты словно призраки. Сердце юной девушки, не привыкшей к такому повороту событий, учащенно забилось. Из головы вдруг убежали все мысли. Взволнованность и интерес, возникший вдруг непонятно откуда стали целым ее воображения. Жаклине  показалось, что она слышит странные звуки, но из-за того что они происходили очень далекие и были размыты, она не могла сказать послышалось ли ей или они действительно имели место. Ну что же, раз дверь открылась так неожиданно, о чем она, кстати, тут же забыла, значит, можно выйти. Жаклина побрела по коридору, борясь с росшим в ней чувством детской боязни темноты и замирая на каждом шагу, прислушивалась, нет ли кого-нибудь поблизости. Часы на башне начали бить двенадцать и она, вздрогнув всем телом, понеслась было от страха назад в комнату, но опомнившись, сдержалась и, дождавшись когда эти возмутители людского спокойствия угомоняться, вновь рискнула пойти. Пройдя пару коридоров, не представлявших никакого интереса девочка  решила отправиться ближе к главной зале или даже кухне, где можно стянуть что-нибудь вкусное, учитывая, что ее не особо баловали не то что сладостями, но даже обилием пищи как таковой. Вся в напряжении от страха и ожидания опасности она то и дело замирала, все чаще ловя себя на мысли, что действительно слышит шум. Решив узнать, откуда он исходит, да еще и в такое время Жаклина, прислушиваясь постепенно добрела до балкона, выходившего на гостиную. Балкон, небольшой по размерам, сверху  закрывал тяжелый портик, а по бокам и в середине в портик упирались колонны в ансамбле образуя нечто вроде арки и тем самым создавали прекрасный аванпост для наблюдения, что собственно и требовалось в данный момент. Жаклина с удивлением обнаружила, что в гостиной происходит какое-то веселье и к тому же в большой компании. Она слышала постоянный, непрекращающийся смех, вскрики и визги. Как будто кто-то играл в веселую задорную игру. Но настороженность еще более возросла в ней, когда она уловила, но очень смутно, природу этого веселья, как будто одурманенного чем-то, как будто бесы устроили пир и осмелились производить этот дикий шум, зная, что хозяева замка спят. Девочка раскрыла глаза шире, боясь подойти к краю балкона и выглянуть из-за колонны, стоя в нерешительности, которая росла все более и более. В зале приглушенно горели лампады, бросая на балкон тусклый столп света, на который заворожено и уставилось пугливое дите по началу. Она знала, что вмешивается в то, что ей совсем не надо знать и если ее закрывают по ночам, то может быть, это делается с целью ее собственной безопасности. Стыд загорелся в ней, но уйти так просто она уже не могла, любопытство влекло ее подойти  ближе к колоне. Итак, Жаклина решилась сделать шаг и, задержав дыхание, миллиметр за миллиметром потянулась к свету. Наконец можно было выглянуть так, чтобы взор смог охватить всю картину, и к  счастью Жаклины , остаться скрытой для тех, кто находился внизу. Но, как только она узрела истинную картину происходящего сердце ее пронзил жуткий ужас, ей хотелось закричать, но она встала как вкопанная. Не хотелось бы вдаваться в подробности происходящего и размалевывать детали, стоит лишь сказать, что внизу, в гостиной, окутанной запахом крепкого вина и других запахов более резких и неприятных, происходила самая настоящая оргия, где воплощались в жизнь все грехи двух погибших городов. Тела, мужские и женские производили всякие ужасающие юное воображение движения, они кривлялись извивались, смеялись, хрюкали и визжали, произносили всякие страшные слова, которые, как знала Жаклина, осуждались церковью.  Но юной девочке никто не объяснял что может происходить между мужчиной и женщиной, какие могут быть еще отношения помимо дружбы. Ни намека и ни повода не было ей дано никогда и никем, хотя она уже и достигла того возраста, когда девочки, выходя из монастырей, почти сразу же выдаются замуж. Она уже достигла того возраста когда тело, совсем юное и молочно- нежное тем не менее имеет пленительные, почти сформировавшиеся формы и будоражит умы искушенных повес своею чистотой. Однако, так как никто, как уже упоминалось, и не думал посвящать Жаклину в тонкости отношений мужчины и женщины, естественно, картина происходящего вызвала в ней жуткий ужас. Ей казалось, что происходит массовое убийство, что все жертвы помешанные и всеми овладел дьявол. Она видела ужасные, ни на что не похожие улыбки этих людей их страшные взгляды, полные какого-то адского бредового восторга , слышала звуки, вырывающиеся из их гортаней, которые не были похожи на человеческие голоса. Она чувствовала что и в нее вселился дьявол и не дает ей ни вздохнуть, ни позвать на помощь, ни сдвинуться с места. Запах терпкого вина, смешанный с ароматом парфюма стоял в воздухе тяжелой пеленой, раздражая нежные ноздри. Чад от многих свечей и ламп делал воздух почти зримым, искажая и без того дрожащие тени. Ехидный, противный сальный смех раздавался то тут то там, от него Жаклине делалось тошно. Она видела как глаза многих дам и кавалеров горели почти адским пламенем, воспламененные неизвестно какими эмоциями или чувствами. 
Вдруг, неожиданно, словно удар грома, она почувствовала резкое движение за спиной и не прошло и полсекунды как она оказалась в тисках сплетенных рук, рот ей зажала крепкая мужская ладонь, слегка влажная и очень горячая. Она не успела вскрикнуть,  в итоге получился всхлип, который не мог нарушить  самозабвенного жара веселья внизу. 
-«Тшшш,- просипел чей-то голос почти на самое ухо,- тшшшш, ну тихо…тихо. Успокойся, я не трону тебя и не обижу. Только ты не кричи.» 
Голос звучал так, как обычно разговаривают с маленьким ребенком, которого взамен на конфету уговаривают не шалить больше. 
-«хорошо? Я сейчас уберу руку с твоих чудесных губок и ты не будешь кричать. Ладно? Договорились?» 
Незнакомец немного ослабил хватку, но все еще держал свою жертву, которая настолько перепугалась, что была ни жива ни мертва и податливо обмякла в стальных объятиях страшного человека. 
-«Вооот, -певуче протянул он,- я не враг тебе, клянусь. Я твой друг и не причиню тебе вреда, не трону тебя пока ты сама этого не захочешь. Ну же, давай будем послушным ребенком.» 
Он, проверяя эффект своих слов тихо отстранил руку, но не убрал ее совсем. Бедняжка чувствовала, что и он тоже напряжен, горячее его дыхание неприятно обжигало ей ухо и часть шеи. Она, почувствовав некоторую свободу, как могла, отстранилась от него и спешно повернулась к нему лицом, прижавшись к колоне, словно то было ее единственное спасение. Она смотрела на него во все глаза, пот выступил на ее висках и на лбу, холодом заструился в ложбинках груди, поднимавшейся прерывистым дыханием, а ладони похолодели и сделались неприятными и липкими.  
Однако внимательное созерцание незнакомца не помогло ей. Девочка была настолько напугана, что как ни старалась кроме пустых черных глазниц и красиво очерченного подбородка увидеть ничего не могла. Человек носил  маску, скрывающую часть его лица до носа, плюс ко всему тень полностью окутывала его, придавая  и без того жуткому образу  еще более зловещий вид. Маска слегка поблескивала от мягкого света, лившегося снизу из зала, украшенная, видимо, блестками и драгоценными камнями. Жаклина же стояла вся трепеща, приоткрыв небольшой ротик и походила таким образом на рыбу, выброшенную из воды и ожидавшую свою смерть. 
-«ну вот и прекрасно,- вкрадчиво заговорил он,- какие мы оказывается послушные. Я не трону тебя, как и обещал…пока ты сама этого не захочешь. Последние пару слов он нарочно смакующее выделил, при этом искривив рот в коварной усмешке. 
-«Кто вы? Что вам надо от меня? Как вас зовут?»- наконец нашлась бедняжка. 
Он удивленно ухнул и произнес:
«Позволь мне, я не буду отвечать. Тебе должно быть достаточно того, что я твой друг. А друзьям не задают такие наглые вопросы, им обычно доверяют так, как есть. Но мы отвлеклись…Зачем же ты пришла сюда?Не любопытство ли явилось твоим провожающим?»
С этими словами он схватил ее за плечи и с силой развернул в сторону гостиной, где происходило разнузданное торжество. 
-«Вот смотри,- торжествующе выпалил он,- Смотри! Смотри внимательно и впитывай каждую мелочь, происходящего здесь и пусть наконец снизойдет прозрение, пусть спадет пелена с твоих глаз! Вот как бывает в жизни, нашей жизни….это ее закон, ее правила, ее игры. Всеми порицаемые, но и всеми практикуемые, всеми замалчиваемые, но всеми обсуждаемые….Вот они, празднества Диониса во всей их плотской красе и его жрицы- Вакханки, и его слуги Вакхи. Тебе выпала большая честь, хочу заметить, здесь, - последнее слова он произнес так громко, что девочка вздрогнула….Здесь, ты видишь  самые разнузданные страсти, самую низкую природу человека, самый апофеоз его невежества и грязи! И это место, этот замок является сосредоточением всего названного мною. Это клоака всей мирской грязи, это киста вобравшая в себя весь гной похоти. Чувствуешь ли ты этот смрад?» -он демонстративно упиваясь потянул носом воздух, - эту вонь их грязных тел?  чувствуешь ли ты этот терпкий запах сладострастия, животной похоти, которая сочится из всех их пор? Им наполнено все вокруг тебя! он оседает на твоей коже, проходит в нежные ноздри, вдыхающие лишь аромат свежего воздуха и роз, добирается вглубь твоей милой головки...... Как ни странно подобные запахи незнакомы тебе, ты впервые чувствуешь их.  Ну да, конечно, куда тебе до них! Ты никогда не будешь такая как они. Если человеку не показать, как выглядит преступление, он никогда не узнает его и не признает его. Но что тебе за дело до тех, кто уже труп. Ты же не станешь возиться с трупами, так?» 
Он шептал Жаклине на ухо горячо и неистово, словно пытался достучаться до самого ее мозга. Запах терпкого вина, видимо выпитого им, бил ей в ноздри, а напор его речи, лившейся девочке в ухо, увлажнил кожу и неприятно ее щекотал. При последних его словах она содрогнулась всем телом и высвободившись из его хватки повернулась к нему. -«Боже праведный, что вам нужно от меня? Кто вы такой, скажите ради бога? Не дьявол ли вы?» 
Она с трудом понимала о предмете его речи, но точно знала, что все, что происходило было ужасно. Он смотрел на нее пустыми глазницами маски и молчал. Она же, вглядываясь в его лицо, готова была закричать. Эта минутная тишина действовала на нее, словно испанский сапожок на ногу жертвы, медленно дробя ее, тишина медленно дробила  душу бедняжки, подкашивала тело. Она уже было собралась умолять его не молчать как он сам заговорил: 
-«Невинности нечего бояться, ведь так? На то она и невинность…..Ни преступлений тела, ни преступлений мысли. Это им, тем кто внизу надо бояться, им надо опасаться того, что они уже горят в аду при жизни, а ты посмотри как они беспечно развлекаются, как они упиваются друг другом. Так чего бояться тебе? За что тебя наказывать? Ты сотканная из чистейших нитей, из небесно материи.  Твоя скромность, настолько чарующая и притягательная, как аромат прозрачного нектара для пчел….в ней тебе нет равных. У тебя другой запах, аромат твоей души и твоего тела прекрасен. 
С этими словами он протянул к ней руку и двумя пальцами собрал пару капель прозрачного пота,  дрожавшего в ложбинках груди и поднеся их к губам неспешна, словно смакуя, слизал их.  Девушка, все это время смотревшая на него широко раскрытыми глазами, боясь вздохнуть вдруг ахнула и пролепетала скорее машинально, нежели чем отдавая отчет сказанному: 
-«Это вы открыли мою дверь? Так это были вы? Отвечайте!»
 Вместо ответа губы его искривились в злорадной усмешке, настолько страшной, что бедняжка не выдержав, отпихнула его и со всех ног бросилась наутек. Она не знала гонится ли он за ней или нет, но ужас, охвативший ее наконец прорвался наружу и теперь она совсем не соображала что происходит. Лишь только оказавшись у своей комнаты, она выдернула ключ из замка и закрывшись у себя, обессилив потеряла сознание.