-И как долго он там пробудет? - спрашивал уже в десятый раз Тормундский, обращаясь одновременно и ко всем, и ни к кому конкретному. - Как долго нам ждать, пока он спустится и мы уедем наконец?
-Ну же, Саша, ну потерпите, - приговаривал в десятый раз академик, поглаживая седую бороду. - вам же не одному, право сказать, нужно!
-Но остальные молчат! - бушевал Тормундский, однако с места не сдвигался, а лишь сильнее сжимал зубы и кулаки. - Все терпят...
Настасья, раздраженная встала, и процедила мужу:
-Как же меня это утомляет, Коль.
Муж кивнул, приобнял и прошептал ей:
-Это ненадолго. - Обращаясь ко всем, он повысил голос. - Господа, будем терпеливее! Все это слишком важно, чтобы мы собаками грызлись на самой вершине Истины — и если нужно подождать, то я несомненно...
-Терпеливее! - передразнил Тормундский. - Терпеливее — послушайте, какие глупости он говорит! Знаете, Николай, ваши увещания не делают меня спокойнее, как и рожа его, - взглядом показал он на академика. - как и женушка ваша туда-сюда ходящая, как и сами вы, ничего не объясняющий, как и он, который закрылся там и все никак не выходит, понимаете? Мы боролись за право ответа слишком долго, чтобы ждать еще — а вы теперь просите меня сидеть и делать вид, что все уже кончилось? Как бы не так!
-Саша! - прикрикнул академик. - замолчите сейчас же! Кедлер знал, как это важно, как важно все то, чего мы добились, чтобы увидеть наконец своими глазами это — и вы будете куда как большим дураком, чем теперь, если своими словами о времени разрушите наши надежды о чуде, которое...
Тормундский истерично захохотал. Быстрым движением пересекая комнату, он отодвинул штору и начал бить пальцем по стеклу, чуть не крича.
-О чуде? Чуде, говорите? Смотрите, академик, на ваше чудо! Видите, что там? Нет, скажите вслух всем, потому что Настасья Михайловна далеко и не видит, угол у нее не тот и ракурс тоже, ну же, академик, назовите вслух!
Академик устало подчинился:
-Вы о снеге?
Тормундский хлопнул в ладоши:
-А о чем же еще! Посмотрите, он все еще лежит, и разве это похоже на чудо? Разве это хоть отдаленно напоминает нам чудо, обещанное Кедлером? Снег, а не космос...Вспомните, каждый из вас, давайте вспоминайте, как он говорил: он обещал нам, что мы станем первыми, что наша вера в него поможет ему, вспоминайте же, ну! Что же вы не вспоминаете?
Настасья Михайловна в объятиях мужа взмолилась:
-Пожалуйста, Саша...
-Где же наш Кедлер, где же он, тот, кто так громко обещал нам звезды? - вопрошал Тормундский, качая головой и сокрушаясь, иронией и горечью окрашивающий свое лицо. - Где он, спаситель наш, который собрал нас однажды и убедил, что звезды куда как ближе, что мы соберемся в этот день и уберемся куда подальше от всего этого, от всего страшного, противного и глупого, чего так много стало в нашей жизни...
-Саша, прекратите, - громко и неуверенно начал Николай. - А не то мне придется ударить вас, если не получится найти иного способа утихомирить вас...
-Да бейте! - кричал Тормундский. - Бейте, пожалуйста, по моему лицу и рту, выплевывающему в вас правду — потому что куда уж мне, глупому, до великолепия ваших ученых степеней и грантов! Потому что Кедлер, такая собака, собрал и меня здесь однажды рядом с вами троими — с тобой, Петрович, и с вами двумя, с биологом и двумя химиками и сказал нам, помните: отправимся к звездам, потому что здесь, увы, уже не жизнь, а так — и мы поверили, и мы захотели, вы разве совсем забыли?
-Саша, выпейте, и присядьте, - шаг за шагом приближаясь к нему, говорил академик. - вы городите чушь, вы напряжены, но вас можно понять — и я понимаю, но не нужно кричать так громко, нас могут услышать соседи, а это чревато сами знаете чем, Саша. Пожалуйста, успокойтесь, Кедлер скоро спустится и мы отправимся...
Тормундский истерично замотал головой и прижался телом к стене.
-К звездам? К звездам, верно?! На чем же, господа профессора, мы отправимся?
Пауза заполнила гостиную, давая всем немного времени отдышаться. Тормундский тяжело дышал, лицо его было красным, а на лысине блестел пот — стареющий журналист внезапно захотел выбежать через заднюю дверь, так и не дождавшись, пока Кедлер, человек странный и загадочный, спустится к ним из своего кабинета, расположенного у самой крыши. Тормундский тяжело дышал, а капля блестела на лысине — но не только потому, что ожидание убивало его и он не верил в то, что Кедлер выполнит свое обещание — скорее потому, что он мог это сделать. Как доставить троих академиков и самого Сашу Тормундского к звездам — возможно ли это, реально ли это? Ответ реалиста: разумеется, нет. Ответ того, кто хоть раз видел Кедлера: черт возьми, стоит подумать.
Пауза заполнил гостиную: Настасья Михайловна смотрела на Тормундского и вспоминала их первый ужин в этой гостиной, как Кедлер часто созванивался с ее мужем и наконец-то уговорил их придти. Она вспоминала, как впервые увидела академика Стоянцева и журналиста Тормундского, как удивилась воспитанности и такту Кедлера и безумии его идей, граничащих с безумием, но несущие в себе и рациональность. Кедлер все говорил о положении вещей, о мире, современном ему и непонятным, о том, что все собравшиеся давно уже не нужны этому миру, и что звездам они куда как нужнее — этот человек, Кедлер, производил впечатление и шута, и гения одновременно, и поначалу это казалось даже забавным. Но это давно прошло. Теперь в гостиной витала напряженность и доводы Тормундского обухом били ее по голове — почему именно теперь, когда он должен спуститься с минуты на минуту? Что, если звезд, о которых столько было рассказано, не существует на самом-то деле, что?
Переведя дух, Тормундский продолжал:
-Подождите и вслушайтесь, я прошу, я прошу, - голос его поутих, а в глазах блестели слезы. - не перебивайте меня, ведь и я, как и вы, был очарован им, его словами, его верой. Им, этим проходимцем Кедлером, им! Помню первую встречу и его слова...Помните?