Кабаниха Пумба

Кабаниха Пумба

— Сисюнька для Катюньки… сисюнька для Катюньки! — задорно распевала на ходу сочинённую песенку пациентка роддома, неся перед собой на полусогнутой руке одну обнажённую грудь. Та размытой линией сосочной ареолы самодовольно ухмылялась. Вторая — «дулась» под халатом.

«Сисюньку», формой и размером напоминающую переросший кабачок, женщина только что намыла в душевой кабины, чтобы сцедить молоко для своей новорожденной дочки.

И теперь, чрезвычайно довольная собой, в залихватском расположении духа, новоиспечённая, наполненная счастьем, мать широко шагала на обеденную, если говорить её словами, «дойку».

Казалось, она готова сигануть вприскочку, высоко задирая колени и вспарывая густой больничный воздух свободной рукой. Или, как первоклашка советской школы, случайно заметившая на асфальте кем-то мелом вычерченные классики, запрыгать на одной полусогнутой ножке.

Или взять да и «втопить» по коридору.

Короче, эту недавно родившую женщину никто и никогда не видел в состоянии «амёбы».

Ещё её мягкие ватные губы, как будто поссорившись, не могли держаться вместе и потому всё время расплывались порознь.

В улыбке.

* * *

Почти что полное отсутствие шеи, ну или укороченный её вариант, при мощном широкоплечем теле делал женщину похожей на диснеевский мультипликационный персонаж.

На кабанчика Пумбу.

Тотчас, после замечания этого сходства, вспоминался незамысловатый мотивчик двух неразлучных друзей — балбесов суриката Тимона и кабанчика Пумбы — про то, что «жизнь легка… Акуна матата!».

Вроде как держи хвост пистолетом — и будет тебе счастье.

Так вот, эта песенка вполне смогла бы сойти за гимн ничем не прошибаемой оптимистки.

«Привет!» — вопит Кабаниха в телефонную трубку, довольно развалившись на кровати.

Кричит с такой громкостью, что в зону слышимости попадает коридор и даже соседние палаты.

На том конце провода, по-видимому, интересуются состоянием здоровья её дочки Катюньки.

«А чё Катюньке делать? Лежит под солнышком, в очках. Загорает!» — бодро рапортует Пумба.

«Лежит под солнышком, в очках. Загорает» в переводе с жизнелюбивого языка Кабанихи означает то, что её недоношенная, рождённая семимесячной девочка сейчас греется в «инкубаторе» в свете фиолетовых ламп, чтобы достичь человеческой зрелости.

Так-то…

А минут через двадцать, после телефонного разговора с родней, халат Пумбы ультра-розово-голубым пятном уже энергично пульсировал в приглушённом свете коридора.

Там недавно родившие женщины топтались у смотровой.

Выстраивались в очередь.

Кто-то на марганцовку разрывов и операционных швов, а кто-то на сокращающие матку уколы. Очень больные!

И только Пумбе всё нипочём.

* * *

— Как чем кормить? — озадачена Пумба проблемой другого телефонного абонента, теперь, по-видимому, её супруга, пригласившего приятелей домой, на кухню, чтобы отпраздновать рождение дочки. — Открой банку с огурцами… ну, или с патиссонами, вот тебе и закусон мирового уровня! Что?.. У Славика язва? Солёное есть не может?

В этом месте монолог Кабанихи прервался. Очевидно, что муж всё же отказывался потчевать гостей исключительно разносолами, возможно, прося разрешения вскрыть ещё и тушёнку.

— Ой, я тебя умоляю… Этот твой Славик… Врёт он про язву! Подумаешь, ЗОЖник, — обрубила на полуслове речь голодного мужа суровая Пумба. — Ему на халяву и уксус сладкий!

«Вот люди! — находясь под впечатлением от беседы, бултыхнув мобильный в просторный карман халата, обратила свой взор в сторону женщин на этот раз рассерженная Пумба. — Насмотрятся телевизора, потом им правильное питание с водкой подавай… Ну, ни стыда ни совести!

Однако уже минуту спустя у жизнелюбивой оптимистки гнев как рукой сняло. Она, в ожидании своей очереди в медицинский кабинет, заливисто ржала, рассказывая о том, как в порыве потужных мук ухватила доктора за ширинку.

«Хорошо, что вовремя отскочить успел! — гоготала Пумба. — А то я б его без „хозяйства“ оставила. У меня ведь руки-то ого-го! Вон какие сильные!»

В следующий раз телефонный звонок застал неунывающую женщину во время полдника.

Она сидела с полублаженной улыбкой на лице и с аппетитом уминала золотистую булочку размером с блюдце, сдобу запивала кисельком из столь же нарядной, как и халат, ультра-розово-голубой кружки.

Эта комбинация цветов, по-видимому, была одной из её любимых.

— Ты у кошки горшок-то отмыл? — строго вопросила женщина звонившего ей человека. Очевидно, снова мужа. — Только не горячей водой! А то бульончик из какашек сваришь!

* * *

Вскоре Кабаниху из отделения выписали.

Там воцарились тишина и покой.

Аллилуйя!

Однако пациентки роддома быстро поняли, что когда им становится страшно, скажем, перед дверьми смотрового кабинета, ну, или просто скучно, им очень не хватает Пумбы.

Её, такого отвратительного, заливистого ржанья!