Как Данила Лёню спасал

10. О том, как Данила дважды оказался сволочью

Ранним утром в субботу Данила выглядел бессовестно хорошо. Он причесался, надуханился, нарядился в белый свитер и джинсы. На первый этаж спустился с небольшой спортивной сумкой, докидал туда кое-каких вещей в дорогу, картину упрятал в пластмассовый чёрный тубус, который откопал в кладовке. Как раз позвонили в дверь. Антоша стоял на пороге в своём привычном прилизанном виде. Он тут же сообщил:

— Лена просила передать, что ты сволочь и скотина.

Данила заулыбался и пропустил брата в дом. Вчера он не упустил случая и договаривался о приюте для Лёниной кошки, конечно же, с Тиной, после чего девочка прожужжала родителям все мозги.

— Антоша, ты завтракал? — раздался мамин голос из кухни.

— Ещё бы, — отозвался он. — Лена, когда злая, готовит быка, фаршированного поросятами.

Данила рассмеялся.

— Я понял, почему она тебя ещё не съела. Ты ж костлявый, она тебя просто откармливает.

— Иди ты, — поморщившись, буркнул Антоша. Видно было, что он и правда с утра переел.

Они оба вошли на кухню и поцеловали маму. Данила схватил пирожок и быстро налил себе кофе.

— Ну-ка сядь и расскажи мне, что там за случай с картиной, — строго сказала Майя Игоревна.

— Ф какой кафтиной? — Данила чуть не подавился пирожком, но всё же активно пытался изображать невинность. Картин, и в самом деле, вокруг него было столько, что следовало уточнить, но едва ли разговор хотя бы об одной из них мог привести к чему-то хорошему.

— С Айвазовским, не прикидывайся! — воскликнула мама. — Это не тот, которого недавно выставляли в новой галерее?

— Огосподи. Откуда ты про галерею знаешь?

Мама щёлкнула его по носу.

— Да всё там нормально, ма, я просто спас репутацию человеку, никакой корысти!

— А с другими случаями что?

— С какими другими?

— Ты говорил про пару. А где пара, там и десять.

— Да что ж такое. Вот так и знал, что нечего было к вам вчера приходить, ну всё выпытали! — активно возмущаясь, Данила быстренько потащил Антошу в прихожую и стал обуваться. — Могут же у человека быть хоть какие-то секреты!

Он уже открыл дверь, но мама успела его перебить.

— Гостинцы возьми!

— Ма, ну какие гостинцы, я же налегке! У тёти Светы и свои огурцы есть!

— Так, или берёшь гостинцы, или я ещё начну выяснять, какого лешего тебя понесло в Питер!

— Святой Иисус, никакой свободы в этом доме! Нет, чтобы пожелать человеку счастливого пути!

Данила схватил пакет с гостинцами, свою сумку и потянул Антошу на улицу.

— И нечего тут богохульничать, бесстыжий!

— Пока, мам, — проблеял Антоша в закрывающуюся дверь.

— Пока, солнышко.

— Антоша, значит, солнышко, а я нет!

— А с тобой мы ещё поговорим, когда вернёшься! И чтоб съел в дороге пирожки, я в пакет положила!

— Я тебя тоже люблю!

И он закрыл дверь. У Антоши, к счастью, была машина, синий «Фольксваген»-минивэн, и Данила сгрузил вещи на заднее сидение. Он объяснил, куда ехать.

— Правда, Данила, чего ты так резко сорвался в Питер? — спросил Антоша в дороге.

— Другу подарили картину знаменитого художника, нужно выяснить, подлинник это или нет. Я думал подождать, пока тёть Света приедет на папин день рождения, но обстоятельства вынуждают ехать сейчас.

— Ты же вроде бы сам неплохо умеешь подлинники определять, — сказал Антоша, не отводя взгляда от дороги. Даже не спросил какой художник и какая картина, и Данила подумал, что за то его и любит. Антоше можно было рассказать что угодно, хоть про источник вечной молодости, он бы и не подумал выяснить, где тот находится.

— Тут сложный случай. Нужно экспертное заключение. Ну и я сначала думал, что Эрмитаж захочет купить картину и найдёт спонсора, но тут родственники потребовали долю, а они ребята такие, что…

— Доля в рублях их не устроит?

— Типа того. Так что пока не знаю, как лучше поступить.

Антоша задумчиво помолчал, а потом сказал, посмотрев на Данилу:

— Меня всегда удивляло это в тебе. Как легко ты помогаешь людям и принимаешь всё, что с тобой происходит. Как тогда, когда ты учил итальянский и говорил, что тебе нужен живой итальянец. Я думал, что за бред, ну где в Ростове можно найти итальянца? А ты привёл к ужину какого-то парня и говоришь: познакомьтесь, ребята, это Родриго, я ему помогу с русским, а он мне с итальянским. У меня еда в горле застряла, этот Родриго выглядел так, будто сбежал из Италии, потому что убил там пятнадцать человек, а ты привёл его к нам домой.

Данила рассмеялся.

— Да ладно, у него просто такое лицо, а так вообще Родриго — очень душевный парень.

— А когда мы с тобой гостили у дяди Фимы, и какие-то туристы пристали с вопросом. Мы с тобой и сами были туристы, один день только в городе, я пока пытался сообразить, на каком они языке говорят, ты уже показал им пятнадцать кафе, которые просто встретились нам по пути. А теперь ты срываешься с места и едешь в Питер, чтобы помочь другу продать картину. Если бы я не знал тебя, то подумал бы, что ты с головой не дружишь или тоже рассчитываешь на долю.

— Ну знаешь, я тут больше пекусь о картине.

— Правда?

Данила, помявшись, всё-таки ответил серьёзно.

— Ну ещё я надеялся, что деньги немного оживят Лёню. Он хороший парень, но, знаешь, какой-то закрытый всё время. Как будто он несчастен внутри себя, но ничего не пытается с этим делать. Видел бы ты, как он лекции читает. У меня самого чуть борода не выросла за тот час.

Антоша, усмехнувшись, покачал головой. 

— У тебя просто фокус настроен на другое, Данила, — сказал он. — А я только таких Лёнь вокруг себя и вижу. Куда поворачивать: направо или налево?

— Налево, — задумчиво нахмурившись, ответил Данила. — Вон тот дом.

Лёня долго не открывал дверь, а когда открыл — предстал в жутком виде. Казалось, что за ночь его волосы и борода разрослись пуще прежнего, ибо теперь это всё торчало так, что трудно было разглядеть самого Лёню.