Как открываются двери

Как открываются двери

  Раньше, в детстве и юности, когда Салли наблюдал за дождем, тот казался чем-то очень живым, теплым, понимающим, практически родным… Спрятавшись за тонким стеклом комнаты, мальчик представлял, как выйдет в сизый туман улицы и как дождь обнимет его теплыми руками. Почему-то Салли никогда не думал, что ноябрьский дождь в Амстердаме может быть пронзительно холоден и неприветлив. Почему-то ему всегда казалось, что такая спокойная сила не может быть ледяной и безразличной.

      Но он оказался именно таким. Сейчас тяжелые капли безразлично прыгали по деревянному подоконнику в нескольких шагах от Салли, и им было абсолютно не важно, почему юноша, когда-то восхищающийся ими, теперь тихо лежит на кровати в стылой комнате. Все равно, почему вот уже несколько дней в эту комнату никто не заходит. Все равно, почему под его глазами залегают тяжелые темные тени и почему хрупкое тело отказывается шевелиться.

      Салли уже несколько дней наблюдал за дождем. Ему, в общем-то, больше ничего не оставалось делать — только наблюдать. Рассматривать бесконечный танец капель, вслушиваться в неуверенные аккорды, прерываемые лишь иногда диким кашлем из соседних комнат или всхлипами самого Салли. Да, несмотря на то, что он считал себя очень мужественным и сильным, иногда, слыша торопливые шаги поблизости и нечеткие указания, ему хотелось плакать. Что он и делал один в темноте сырой полуподвальной каморки.

      Юноша даже не сдерживал голоса. Зачем? Если кашель и стоны вокруг затихали, начиналось другое. Тихая ругань, громкие проклятья и бесконечные сожаления. «Почему я?», «За что мне это?», «Боже, прости меня, грешного, дай моей семье», «Не оставь»… От последнего Салли хотелось смеяться. Разве не глупо просить Бога, который бросил их, о такой нелепости? Но смеяться было бы невежливо, потому что люди, со всего города свезенные в монастырь на окраине действительно верили, что «не оставит»…

      Сам Салли решил не молиться. Зачем, если все равно помощи не дождаться? Да и нужна ли она, помощь? Второй раз в жизни Салли выделили целую комнату, в которой он мог делать все, что ему вздумается. Жаль, только, ладони и ступни юноши стали совсем синими и отказывались шевелиться. Но он все равно лежал довольный, наслаждаясь внезапно свалившейся на белобрысую голову милостью.

      А вышло все действительно случайно — с Салли просто никто не захотел лежать в одной каморке. «Позориться еще, перед смертью», — с презрением плюнул какой-то мужчина, когда Салли только привезли сюда. Сначала парень хотел обидеться, но потом решил, что так даже лучше. Он ценил одиночество, и провести последние свои дни наедине с самим собой ему казалось прекрасным концом.

      Да, он боялся. Но и хотел этого. Смерти. Иногда Салли думалось, что случись ему выздороветь, назад в дом его не возьмут. Да и какой клиент выберет его после такой болезни? И зачем же выздоравливать тогда? Чтобы умереть от голода на улице? Это казалось еще хуже и печальнее. Поэтому Салли не молился.

      Он все больше думал. Думал о своей жизни, о родителях, друзьях и знакомых, людях, что к нему приходили. О всех сразу. И не о ком в то же время. Салли вспоминал детство, смерть родителей, то, как он не понимал, что произошло и то, как ждал что матушка еще вернется. Вспоминал приют и невыносимо жесткие кровати в нем, вспоминал тетушку, которая разрешала ребятам допоздна бегать по улице. Вспоминал ее слова о том, что все у него сложится, и вспоминал ухоженного человека, предложившего ему легко заработать. Вспоминал раскрашенные по последней моде лица его дешевых подруг и собственную гордость за то, что он — дороже. И похлопывание по плечу перед отъездом вспоминал. И будто шутливое — «возвращайся, как поправишься»…

      Конечно, было столько грязи. Но и хорошие моменты же были. Наверное, именно из-за них, пронырливых хороших моментов, Салли сейчас не мог просто закрыть глаза и отдаться грызшей его изнутри болезни первый и последний раз. Не мог просто опустить посиневшую руку и закрыть невыносимо тяжелые веки. Хотя так хотелось…

      Дверь тихо, просяще скрипнула, пропуская в комнату высокую фигуру. Салли думал, что это снова пришел доктор, посмотреть, не умер ли юноша еще, но нет. Фигура повернула к Салли голову, скрытую плотным, серым капюшоном, удовлетворенно хмыкнула, и прикрыла дверь за собой.

      — Простите, — пробормотал Салли непослушными губами. — Вам нельзя… сюда…

      — С чего же нет? — гость, повернувшись спиной к Салли, снял плащ и аккуратно повесил его на спинку старого, расшатанного стула. Юноша, наблюдавший за пришельцем, с удивлением заметил, что плащ абсолютно сух.

      — Кто вы?.. — Салли даже попытался приподняться, чтобы рассмотреть пришедшего человека. В другом случае он давно бы уже позвал кого-нибудь, но сейчас ему стало интересно. Да и дорожить Салли было теперь нечем.

      — Ты же Салли, верно? — гость быстро повернулся и уже через секунду сидел на постели юноши, согнув спину и с усмешкой смотря на него. — Я пришел к тебе.

      — Я… — интерес юноши тут же потух. Стало понятно, зачем под вечер пришел этот человек. — Простите, я не работаю больше. Я немного… немного заболел.

      — Так разве ж это немного, мальчик! — улыбаясь ровными, здоровыми зубами, мужчина провел пальцами по лбу Салли, пробуя, нет ли жара. Затем он аккуратно взял лежащую поверх одеяла руку мальчика и поднес к лицу, рассматривая ногти. Потом отодвинул рукав рубашки, посмотрел на сгиб руки и плечо…

      — Что вы делаете? — с трепетом спросил Салли, завороженный действиями незнакомца.

      — Смотрю, — гость своими тонкими пальцами провел по выступающим венам на руке юноши, досадливо цыкнул и опустил его конечность обратно. — Как печально, как печально… — тихо протараторил он, не прекращая без стеснения рассматривать хрупкие плечи и тонкую шею. — Как же так вышло, Салли, что ты подхватил чуму?

      — Я-я… — юноша вздрогнул, не решаясь отвести взгляда от согнувшейся над ним фигуры. К нему давно не обращались с такой печалью в голосе, с таким сожалением… С такой щемящей нежностью. — Не знаю… — наконец едва слышно пробормотал Салли, первый раз искренне жалея, что он болен, и что он не сможет побыть с этим человеком дольше…

      — Не знаю… Глупый ты мальчишка. Жадность заела? Уже два месяца как комендантский час объявили, после десяти все дома. Вообще бы в такие времена на улицу не выходить! А ты все бегал по ночам к клиентам… Они-то заплатили и довольны, а тебе теперь что? Отдавать богу душу в этом погребе?

      — Ну я же… я не хотел… — на глаза Салли навернулись слезы. Он действительно не думал, что все так обернется. Как и обычно он думал, что беда обойдет его стороной, что кто угодно может заболеть, только не он. А вышло… То, что вышло.

      — Не хотел, не хотел, — передразнил юношу гость и снова цыкнул. Салли даже стало немного стыдно, будто своей смертью он причиняет неудобства именно этому странному человеку, одетому в такую немодную сейчас темно-коричневую робу. — Эх, что уж теперь… Жалко мне тебя. Я-то надеялся, что ты хотя бы лет до восемнадцати доживешь…

      — Простите, — совершенно сбитый с толку внезапной бранью Салли тяжелой рукой пытался утереть выступающие слезы. Внезапно мальчишескую слабую кисть перехватила узкая ладонь гостя, и холодные пальцы аккуратно утерли соленые капельки.

      — Ох, прекрати. Это я так, ворчу. Сейчас значит сейчас, значит так нужно, — нежно сказал он, поднося безвольную ладонь юноши к своему лицу и прикладывая ее к своей щеке. — Теплая еще…

      — К-кому было нужно?.. — всхлипнув, Салли даже не попытался вырвать свою руку из ледяных пальцев гостя. За краткие минуты странного разговора, юноша проникся доверием и чем-то вроде уважения к высокому чернявому человеку с поразительно печальными глазами.

      — Кто ж его знает, — выдохнул гость и с тяжким вздохом опустил руку Салли обратно на одеяло. — Хорошо. Пошли, Салли с Красной улицы. Или мне лучше называть тебя настоящим именем?

      — Не надо… настоящим… К-куда идти?.. — юноша тяжело вздохнул, с удивлением замечая, что на грудь больше не давит каменная плита и дышать намного легче.

      — Дорогу я покажу. — Гость резко поднялся с постели и, схватив Салли за руку, потянул его за собой. Спотыкаясь на слабых ногах, юноша встал с постели и, чтобы не упасть от навалившейся слабости, облокотился на странного гостя.

      Салли все еще чувствовал себя ужасно слабым, но глаза прекратили слезиться, и руками он хоть и с трудом, но мог двигать. Встав ровнее, но попытался сделать шаг, и ему почти удалось. За секунду до того, как Салли собирался запрыгать по комнате от радости, его за талию обхватили тонкие, крепкие руки и подбородка аккуратно коснулись, заставив запрокинуть голову. Юноша напрягся, уж очень ему не хотелось делать что-то такое сразу после выздоровления, но всякая настороженность прошла, стоило его губ коснуться холодным, сухим губам.

      На секунду Салли показалось, что он вынырнул из дремоты. Мир вокруг стал четче и ярче, слабость вовсе прошла, и внутри будто разлилось что-то ободряюще-холодное.

      Юноша пораженно коснулся собственных губ и поднял на своего странного гостя глаза.

      — Вы… вы вылечили меня? Я больше не чувствую… слабости. — Гость только продолжал улыбаться, и не думая отпускать Салли. Мальчик же наоборот воодушевился, чувствуя позабытую за эти жуткие дни бодрость. — Спасибо! Спасибо вам, это… Это просто! Огромное спасибо! Я-я, я все сделаю ради вас, я!..

      — Конечно-конечно, запомни эти слова. — Гость на секунду прижал Салли к себе, чтобы тут же развернуться, взяв его за руку.

      В пару шагов странный человек достиг обшарпанной двери и, пробормотав что-то себе под нос, распахнул ее. Перед Салли вместо темного коридора, который он ожидал увидеть, открылась просторная галерея, по которой, словно духи, блуждали клочья белого тумана. В конце виднелась комната с горящими свечами, а за широкими окнами галереи шумел кронами темный сад.

      Юноша отшатнулся от двери, крепко сжимая руку гостя и с ужасом смотря на него.

      — В-вы колдун? — пролепетал он, понимая теперь, как человеку так быстро удалось вылечить его и как получилось, что его плащ не промок от дождя.

      — Да, наверное, меня можно назвать и так, — гость улыбнулся, полной грудью вдыхая чистый воздух лесов и щурясь от бликующего фиолетовым света. — А теперь пойдем. Нас и так уже давно заждались.

      Человек, который был выше Салли на пару голов, пропустил пораженного юношу вперед, последний раз обернувшись. Он грустно улыбнулся сумраку комнатки и плотно прикрыл за собой дверь.

      Лежащая на кровати тонкая фигура юноши с навсегда остекленевшими голубыми глазами ни чем ему не ответила.