Как встретишь, так и проведешь

Как встретишь, так и проведешь

Колготки, джинсы, теплый свитер, вторые носки, шарф, шапка, пуховик до колен – Алиса собиралась поспешно, но всё равно уже опаздывала. Сначала долго выслушивала поздравления от любимой бабушки, затем искала замену испачканному свитеру, перевернула весь шкаф и не нашла шарфа, поэтому шла в мамином. Телефон поминутно пиликал, намекая поторопиться, потому что на лавке перед подъездом не то чтобы тепло ждать. Оставалось только отметить уход перед родителями. Они мирно сидели перед телевизором, комментировали очередной «огонёк» и смеялись, казалось бы, с совсем несмешных шуток. Предполагая, что времени совсем не осталось, Алиса, уже открывая дверь крикнула по направлению к залу:
– Пап, мам, я ушла! – шаг за порог, и телефон тут же вываливается из рук, благо наушники, зажатые в руке, спасают от падения на лестницу. Вжик-вжик, веселый свист пуховика ускоряется вместе с шагами девушки. Всё бегом, всё бегом. Что ей стоило собрать вещи заранее и не нестись теперь с третьего этажа вниз, к замерзшей под подъездом подруге? Ну, во-первых, собственная неторопливость, во-вторых, непредвиденные обстоятельства, в-третьих, ужасный холод, которого не было ни в одном прогнозе, и из-за которого совершенно не хотелось никуда идти. Но заставлять Олю ждать было кощунством. Втянув пальцы в рукава, Алиса навалилась на тяжеленую дверь.
На лавке сидела Оля. Недовольная, нога на ногу, непослушными от холода руками печатает в телефоне. Где-то вдалеке салют, а из соседнего дома – колонка на всю. Шумно. Воздух морозный, колючий, изо рта мелкими облачками пар. Алиса мелкими шажками подошла к подруге, нависла над ней в попытке разглядеть что там в чужом телефоне. Не получив ни поднятой головы, ни закономерного вопроса «где её носили», девушка сначала хотела сесть рядом, но понимая, что времени у них остается только на дорогу, при том в быстром темпе, наконец заговорила:
– Олечка, пойдем, – совсем мягким голосочком, – я опоздала, но замерзнешь ты. Втолковывает аккуратно, вроде и извинилась, но и напомнила, кому из них хуже. Подруга её безусловно любила, но все эти опоздания бесили из раза в раз: привыкнуть не представлялось возможным. Выйдет Оля специально, с опозданием, так и тут Алиса её переплюнет. Она каждый раз извинялась, при чем искренне, находила причины, но поделать с собой ничего не могла. Так складывались обстоятельства. Уловив взгляд исподлобья, всё смелее продолжала Алиса. – Пойдем, Оль.
– Пойдем, конечно, пойдем, – огрызнулась уже вставшая на ноги Оля. Руку с телефоном в карман, шапку сильнее натянула на уши, одним резким выдохом весь воздух вон из лёгких. И вот, поворачивается уже улыбающаяся, с этими своими вечно горящими глазами. В свете фонаря они кажутся как игрушечные, неживые, стеклянные. Голубые как битый лёд.
– Ты мне скажи, вот куда ты собиралась, подруга? – быстрый взгляд на всю Алису разом, а потом еще несколько раз, задерживаясь то на голове, но на ногах.
– Ну, зимой моды нет. – Окончательно мирясь до следующего раза, закончила Алиса.
– Хоть в этот раз не заболей, я тебя уже умоляю. С ними сидеть невозможно. Вчера же пробник был, так одна сидит ревёт, что не сдаст, вторая за ней подхватила. – Оля, не оборачиваясь, отставила руку в сторону, чтобы Алиса зацепилось. Не самый удобный способ из-за разницы в росте, но лучше, чем отморозить руки.
– Селяк и Буркова? Так они в начале года больше всех писали, им-то что?
– Вот именно. За Сивцовым его малолетка носится, хоть бы, блять, как люди в коридор ушли, да хоть на лестницу. Так нет, надо сидеть перед всем классом обжиматься, – заведенная новой темой для разговора, Оля могла продолжать очень долго. При этом руки у неё выражали почти столько же, сколько и пластичное, живое лицо. Не зря же человек полтора года в театралку отходил. – Короче, болеть тебе нельзя, подруга. Я с ними не вывожу.
– Да поняла, поняла, – Алиса, будучи почти на голову ниже собеседницы, шла почти всё время с поднятой головой: по-другому за толщей шапки, шарфа и капюшона она почти ничего не слышала. Ей было приятно смотреть на снег, летевший крупными тяжелыми хлопьями над ними, и на почти родное, за четыре-то года дружбы, лицо Оли. Было в этом что-то такое уютное, теплое, несмотря на горящий от мороза нос. Снег звонко хрустел под ногами, окна многоэтажек переливались и горели гирляндами. Бежавшие навстречу дети чуть не сбили их с ног, но и это было мило. Они совсем мелкие, в одинаковых шапках с помпонами, а сзади них шёл отец, волоча за собой санки. Оставалось пройти совсем немного, буквально двести метров и можно будет наконец снять всю эту тяжелую амуницию.
– Оль, ты не замерзла?
– Нормально, нет. Ты, кстати, какого сейчас цвета? Синий?
– Нет, – насмешливо протянула Алиса, припомнив как её обзывали «смурфом» целых два месяца, пока шутка не приелась абсолютно всем, даже Васюкину.
– Красный? Зеленый? Белый? – Оля всё не унималась, перебирая цвета один за другим, но на все предположения получала категоричный отказ. – Прям лысая?
Оля сначала ляпнула, а уже через секунду, осознав, что именно сказала, замялась и замолчала.
– Нормально всё. Волосы не отпали, – Алиса и не подумала бы обижаться. Это её не задевало раньше, не могло задеть и сейчас, спустя много лет выздоровления. – Придём и увидишь, тебе понравится. Почти ровно в этот раз лёг.
Так, под руки, девушки и дошли до небольшого дачного участка. Подъездная для машины не была расчищена, фонарь светил на калитку, к которой была вытоптанная не одной парой ног, широкая дорожка.
От входной двери, с порога, им помахал куривший Славик. С зажженной сигаретой в зубах, он быстро, в одних летних шлепках по снегу, добежал до калитки, чтобы открыть. Протараторив о том, как рад видеть, остался закрыть ворота.
………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………….
В доме было значительно теплее и, если в «предбаннике» изо рта еще валил пар, то в полноценном коридоре было очень тепло. Дом был стареньким - низкие потолки, пожелтевшие обои и выкрашенный в яркий кирпичный пол. Здесь сначала жили дед и бабка Кирилла, уже после их смерти родители начали свозить сюда всё ненужное барахло, не помещавшееся в тесную квартирку, и назвали это «дача».
На вешалке, с рядом обломанных крючков, не было свободного места, и уже несколько курток лежало внизу, на новеньком табурете. Алиса рассчитывала закинуть вещи в общую кучу, не заморачиваясь, но Оля протянула руку и головой качнула в сторону вешалки, забрав у подруги пуховик. Алиса успела стянуть шапку с головы и попыталась пригладить взлохмаченные волосы.
– Красиво получилось, – если уж Оле понравилось, значит действительно цвет удачный – на цветочек похожа. – Спасибо, – девушка смущенно заулыбалась. Вот здесь только не взялось, –оттянув прядку синеватых волос на затылке, повернулась спиной. Волосы сильно потеряли в качестве. Сухие, пережженные, топорщились во все стороны из-за посеченной длины, но на вид казались мягкими, как и сама Лиса.
– Лис, тут не видно, – так и было. Тусклая желтая лампочка неприятно била по глазам. Под её светом всё, хоть немного светлое, казалось желтым: и выстраданный не одним салоном блонд Оли, и чей-то белый шарф. – Там покажешь. Как раз оценят.
Со стороны «зала», а по-простому самой большой комнаты, доносился смех и словесная перепалка между кем-то из пацанов. Самым громким участником, разумеется, был Ромочка. Шумный неугомонный, переходящий чуть что на крик, но самый добрый Ромочка. Переменчивый, что с него взять. Он учился в параллели Лисы и Оли и всегда огребал за не закрывшийся вовремя рот.
Едва девушки зашли в комнату, как на них наскочила Вера. Веселая, растрепанная, громкая, она заглушила собой всех остальных, уже выпившая и заскучавшая, полезла обнимать каждую поочередно, а затем обхватила обеих и засмеялась. Кудрявые Верины волосы мазали по их лицам, неприятно щекоча. От нее пахло чем-то сладким, удушливым. Алиса потянулась обнять в ответ, пока Оля с трудом, но ускользнула из цепких Вериных рук. Это продолжалось бы очень долго, но с улицы зашел Славик, и в руках у него была кошка. Пушистая, рыжая, с почти лисьим хвостом.
– Вер, отдай Лису.
– Нее, - протянула девушка, потихоньку расплываясь на чужом плече, - я её столько не видела.
– Вер, отдай Лису, – подхватил уже Рома. Он выбрался из-за стола и потянул её за плечи, в попытке расцепить. Ожидаемо, ничего не вышло. – Вы хоть сядьте тогда.
Стоило Вере сесть на диван, Славик вручил ей кошку и сам сел рядом, из-за чего бедная мебель надсадно скрипнула. Вере нравилось внимание и нравилось быть в его центре, но сейчас её устроил и тяжелый мурчащий комок на груди.
Алиса быстро, что называется, обменялась рукопожатиями, обняв только Владика, которого Кирилл тут же, на правах старшего брата, послал за недостающим стулом.
– Ты прям сирень, – выдвинул свой вердикт Кирилл, – красиво. Не дослушав коротких благодарностей, представил своих университетских друзей – Пашу и Артема.
Кирилл уже на первом курсе, жил почти один, в общаге. Выбрал инженерный, хотя сам хотел в военные или в армейку сразу, но мама настояла.
Владик, притащив табуретку, пересел на нее, уступив своё место рядом с Олей Алисе. Владик всегда такой аккуратный к людям вокруг, готовый позаботиться. Ему только тринадцать, но наличие мозга, а главное сердца, очевидно.
К старшему брату он всеми силами тянулся и боксом занимался, только бы быть поближе, но Кирилл его потуги редко ценил. Это, наверное, первый раз, когда его взяли с собой, а не оставили дома. И теперь пацан смотрел в стол, не зная к кому подступиться, с кем поговорить. Скучное его, одинокое сидение разбавляли только постоянные просьбы что-то принести. Полезным, конечно, здорово быть, но не этого он ожидал.
Ромочка, налив себе и Славику, продолжил гнуть свою линию. Неизвестно, на чем они остановились, но он не унимался:
– И всё-таки я прав.
Кирилл, взбешенный продолжением бессмысленного спора, откинулся головой назад и завыл. Хитрые Ромкины глазки раздражали ужасно, но не драться же с ним по фигне? Паша и Артем переглянулись между собой,
– Да кто? Кто тебе это сказал?
– Я сам видел, как Астахова грузили.
– Так ты видел «как», с чего ты решил за «что»?
– Все знают за что. Его не отмажут, – уверенно, с ехидной улыбкой продолжал Рома.
– Кто твои все?
Рома, со всем, присущим ему драматизмом, закатил глаза и ударил ладонью по лицу.
– Слав, за что Астахова взяли?
– За клады.
Слава не хотел участвовать в споре, но, если спросили, надо ответить честно. Его так бабушка воспитала.
– Ладно. Хорошо, ты прав. Всё, Ром? – Кирилл еще со многим согласился бы, только бы Ромка замолчал. Он мог быть приятным собеседником, но при желании выскребал мозг, предварительно его взъебав.
– Ты это говоришь, чтобы я заткнулся.
Но уже через секунду, по примеру оппонента, махнул на спор рукой и стал выискивать новую жертву для «поговорить». Владик, под шумок, рассказывающий девушкам в чем собственно суть конфликта, так кстати попался на глаза. Кирилл, еле протиснувшись за столом, объявил, что скоро придёт, и хлопнул входной дверью.
Тишины в комнате не обнаружилось: все говорили, но разрозненно, в своих маленьких компаниях. Общий разговор начал Рома в привычной для себя манере:
– У меня родаки к сестре с мужем уехали на выходные, поэтому, может, еще соберемся на неделе?
– Можно, конечно, но у меня мать только сегодня на дежурстве. С последнего раза пойду я или нет – на её усмотрение,– отозвалась Оля, крутя стопку в руках. Последний раз действительно был слишком. Она протеряла телефон, заснула там же, на хате, а мать всю ночь звонила и не находила себе места.
– Если с Кириллом, то, конечно, отпустят, – неуверенно заметил Владик, надеясь, что вопрос относился и к нему.
– Меня только с Олей отпустят, – Алиса продолжала зажёвывать салатом алкогольную горечь.
Артем и Паша наперебой стали объяснять, что уже завтра возвращаются в общагу.
Вера, продолжавшая сюсюкаться с кошкой, ответила, что пойдет. Завтра или сегодня – ей всё равно.
Рома обратился уже напрямую к Славику:
– Идешь?
– Да.
Слава всегда немногословен. Чтобы не смущать собеседника, он поначалу уточнял, что ему интересно слушать, но говорить он просто не хочет. Скромный, воспитанный бабушкой и дедом, за неимением другой, более ответственной матери.
Кошка из Вериных рук плавно потянулась за стол, обнюхивая одну из тарелок. Лапкой зацепила колёсико колбасы и вместе с ним исчезла под столом. Артем поморщился и предположил, что жрать вместе с кошкой, он бы не захотел, и лучше её выставить на улицу. Вера предложила ему совсем «не жрать», если он такой брюзга.
За хлопком входной двери и скользящим по полу сквозняком пришёл Кирилл. В руках у него была пузатая стеклянная бутылка, которую он передал Славе и жестом попросил открыть, возвращаясь на своё место. Оттуда принялся рассказывать, что настойку делает его мама. И вообще это самый натуральный, почти целебный продукт, от него плохо не бывает, поэтому они просто обязаны выпить. Все охотно согласились.
Кирилл произнёс короткий тост за новый, лучший год и все дружно чокались. Стаканы и стопки звенели, бодрыми молодыми голосами все что-то добавляли и добавляли к старому тосту.
У Веры зазвонил телефон.