Как я болел в армии

Как я болел в армии.

                                КАК  Я  БОЛЕЛ  В  АРМИИ.

        Зимой в карауле я подхватил бронхит, но до последнего не обращался в санчасть. И лишь, когда кашель стал невыносимым, и остановиться в кашле стало очень трудно, начальник караула принудительно отправил меня в санчасть. В санчасти меня переодели в синюю пижаму и сразу положили в палату. Теперь меня несколько раз в день стали пичкать лекарствами. Первые три дня в санчасти я просто спал, отсыпаясь за все те бессонные ночи, проведенные в карауле. Вставал из кровати лишь на процедуры и на завтрак, обед и ужин. Соседи по палате – солдаты – терпеливо ждали, когда я просплюсь. Я наконец-то проспался и стал знакомиться с парнями. Оказалось, что лежали со мной в палате сплошь нормальные ребята. Узнав, что я играю в шахматы, ко мне выстроилась очередь из желающих поиграть. Когда же я у всех по очереди выиграл, то все со мной захотели играть еще настойчивее, чтобы или отыграться или научиться играть, как я.

      В санчасти я чувствовал себя как на курорте – играл в шахматы, читал книги, спал. Все резко изменилось, когда в санчасть в соседнюю палату положили четверых солдат из спецбатальона. Это была шайка гопников, у которых обнаружили чесотку. Отслужили они на полгода меньше меня, но вели себя так, как будто были уже дембелями. Так как их было четверо, они чувствовали за собой силу и быстро стали наводить свои порядки среди солдат санчасти. С ними в санчасть пришла дедовщина. В санчасти лежали солдаты в основном их призыва и младше, так что они стали всех унижать и напрягать. Ко мне в санчасть иногда приходили проведывать Цыплич и Лисицын, так что меня пока не трогали, но я чувствовал, что конфликт между мной и этой четверкой со спецбатальона зреет. Я пытался заступаться за своих новых приятелей, и это не нравилось моим антиподам. Драки удалось избежать лишь из-за того, что я выздоровел, и меня выписали обратно в роту.

     Второй раз я попал в санчасть летом со странной аллергией. После трехнедельного отпуска, в котором я съездил один раз на море и сильно обгорел, у меня во рту стали образовываться какие-то пузырьки с водичкой. На губах стал созревать необычно большой герпес. Пузырьков во рту становилось все больше и больше и они стали лопаться. На их месте теперь появились незаживающие ранки. Когда во рту стало слишком худо, я обратился в санчасть.

     В санчасти решили, что у меня сильная молочница и положили лечить. В санчасти главной была врач капитан Козакова – жена подполковника Козакова, который был комбатом понтонного батальона. Она был уверена в себе и в поставленном мне ею диагнозе. Козакова с удовольствием показывала меня и мой больной рот молодым медсестрам – вот, мол, смотрите, как выглядит молочница во рту. Вообще Козакова была очень вульгарной и бесцеремонной женщиной. Каждое утро она докладывала врачихам и медсестрам о том, как провела ночь со своим мужем в постели. Однажды находясь рядом с ними в процедурном кабинете, я подслушал ее глупое хвастовство.

 - Сегодня ночью у Козакова хрен был очень тяжелый. Да-а, - протянула она для убедительности. – Всю ночь мне спать не давал…

     Я не видел реакцию других, но все, наверное, уже привыкли к этой ее манере хвастаться интимным. Мне, если честно, не верилось, что муж ее ублажал всю ночь. Капитан Козакова была некрасивой женщиной. Ей было за сорок лет, и она была низкой и полной. Лицо тоже было неприятным, так что, как можно было с ней заниматься сексом и получать от этого удовольствие, мне было непонятно. Подполковник Козаков частенько заходил в санчасть к жене и женский персонал санчасти всегда его пристально рассматривал. Если бы он знал, почему на него так смотрят, то, наверное, сгорел бы со стыда и больше здесь не появлялся.

     Лечение молочницы мне не помогало и состояние мое становилось все хуже и хуже. Капитан Козакова делала вид, что ничего страшного не происходит, хорошо, что в санчасти была еще одна врачиха - интеллигентная и умная старший лейтенант Воробьева. Она настояла на том, что меня надо вести в госпиталь. Во рту у меня уже образовались такие ужасные ранки, что я не мог кушать без сильных болей.

      В госпитале меня принялись осматривать врачи – офицеры не ниже майоров из разных отделений. Никто не мог поставить точного диагноза, из-за чего не могли решить в какое отделение меня положить лечиться. И все же один офицер вспомнил про эту болезнь из учебника и, найдя ее описание в книге, показывал ее описание и фото своим сомневающимся коллегам. Ему поверили, настолько он был убедителен и уверен в своей правоте. Слава Богу, что он не ошибся, и меня сразу начали лечить от того, что надо. У меня оказался необычный диагноз – синдром Стивенса-Джонса (лекарственная аллергия).

     На лечение меня решили определить в отделение №6. 6-е отделение – кожно-венерологическое отделение. Лечили там солдат и офицеров в основном от венерических заболеваний. Доктор – немолодой уже добрый подполковник с умными глазами понял всю тяжесть моей болезни и, не дав мне пока освоиться в 6-ом отделении, отправил меня в реанимацию. Там меня положили в отдельную одноместную палату с выкрашенными в голубой цвет стенами и со стоящим возле них каким-то оборудованием. Это оборудование не использовали, чтобы меня лечить, а сразу же воткнули в мою руку капельницу.

     Через капельницы в мою руку стали вливать лекарства в огромных количествах. По очереди мне вливали в вену то правой то левой руки, а то и в обе руки одновременно. Однажды, ставя мне капельницу, медсестра промахнулась иглой мимо вены и лекарство пошло в мышцы руки. Левая рука вздулась, но лечащий врач реанимации пришедший посмотреть, что там за ЧП произошло с моей рукой, лишь сказал: