Кальцифер не умеет летать

Пролог

Вода заливается в горло, выходя белой пеной через нос. Я в первые мгновения своего беспорядочного барахтанья не в состоянии определить: свалилась в кипяток адского котла или вода попросту столь ледяная, что кожа горит пламенем от боли.

И кроме брызг вокруг себя ничего не вижу. Отчаяние буквально перерастает в бешенство, я, словно дурная версия гидроэлектростанции, бездумно молочу воду руками.

Ногами, кажется, касаюсь наконец неведомого дна; чуть приходя в себя после приступа совершенно осатанелого ужаса, снимаю с лица склизкие волокна, запоздало обнаружив, что это лишь пожелтевший кленовый листок, а затем и вовсе понимая, что билась в агонии в уличном бассейне.

Не дав осмыслить, меня за шкирку грубо выволакивают из персональной канавы. Спиной ощупав край бассейна, пока чьи-то настойчивые руки уже за рёбра тащили мое сложившееся пополам тельце на сушу, вновь пытаюсь закричать во всю мощь глотки, но удаётся лишь издать на вздохе глухой хрип.

- Как она сюда попала? - вопрошает со стороны высокий тенор.

Разглядывая жёлтый кирпич дорожки, на котором помощь в виду крепкой хватки оставляет меня, я наконец различаю лёгкие детские всхлипы со спины. Три пары обуви, если бросить взгляд через собственные расставленные колени.

- Не хочу удручать вас, Шайя, но обратите внимание на её внешний вид. Судя по-всему, ваш дом посетил засланец.

Головокружение и тридцать секунд лёжа на холодном кирпиче, - обещаю себе, что не отключусь. Я словно чертова Элли современного мира, заплутавшая на жёлтой дорожке в поисках новой частоты на своем радиоприёмнике.

Действительно, как я сюда попала?

***

Мы отплясывали на рождественском вечере у близнецов Пангборн, выходцев журфака и старых друзей моей Пэнни в одном флаконе. Нечто вроде чарлстона или линди-хопа, от самой барной стойки до панорамы с выходом на террасу. Я не пью, а вот Пэнни влила в себя не меньше галлона отвёртки, выбивая ритм шпильками диковинных бирюзовых сабо.

Запомню эти туфли в свете праздничной иллюминации до тех лет, пока меня не сломит деменция: фактически из-за них меня забросило на другой конец паутины мироздания в тот вечер.

Пэнни подвёл каблук, - подруга прошлась хмельным шагом по моим разбитым временем кедам.

Наблюдая, как окончательно отслаивается подошва родных жёлтых, мы решаемся на формальный перекур в саду Пангборн, куда сквозь массы преимущественно окрыленных юностью студентов выходим сквозь зев террасы.

Ночь встречает морозом и парой дивных фонарей подле декоративного пруда. Семья близнецов - зачинщиков рождественской поэтичной катастрофы, - педантично относятся к лоску, царящему в родовом гнезде, в частности, за счёт положения фамилии. Потому вид дома и изысканного садового рельефа кажутся в отзвуках молодёжного джаза инородными.

- Жаль кеды, - Пэнни присела на ближайшую скамью, в эйфории откидывая рыжую голову на витые края спинки. Она накинула на шею перед выходом лишь тяжёлый шарф с хозяйской вешалки, оставляя зимней ночи тело в коктейльном платье, - Но это того стоило. Ты ведь останешься здесь на ночёвку?

- Нет. Планирую после полуночи уже крепко обнимать подушку, - из заднего кармана брюк выуживаю мобильник, поминутно всё крепче осознавая, что нужно было одеваться теплее, - И тебе рекомендую.

- Чем ты старее, тем больше тратишь прежние интересы. Я не сомкну глаз ближайшие сутки, даже если за проказы близнецы отправят меня посылкой к родителям.

Пэнни смеётся. Воздушная девчонка, - ажур на голубом платье, цветы и бусы в сложной ржавой конструкции на кукольной голове. Вне зависимости от состояния, родители её любят исключительным теплом и светом. А Пэнни просто любит всех.

Я молчу, бегло просматривая рабочую почту. Отмечаю закреплённые аудио-записи от Mr. Циммерман. Он часто отправляет поручения более частного характерна в вечерние часы, но праздник, мне казалось, должен был стать исключением.

- Я отписала дюжину статей в своей захудалой типографии, чтобы в законные выходные забыть о работе и учёбе, - подруга прикрывает рукой глаза, выдыхая клубы пара, - У меня каждый день расписан пошагово. И половина расписания отведена близнецам, - как по мне, так они лучший способ санкционированно забыться.

- Всё суетишься, - хмыкаю. Ветер подозрительно крепчает. Хочу отправить поздравительные сообщения Циммерману, вместо привычных отметок о начале работы, но отвлекаюсь на изнывающую девушку.

- Хочу всё успеть, пока не сыпется песок. Ещё будет время зачитать лекции по истории Древнего мира.

Хочу всё успеть. Верно подмечено, пилигрим от кафедры философии. Я с теми же словами ютилась у жилистых рук Циммермана - решающего лица в директории научного центра "Эпифанио", занимая место старшего лаборанта его группы.

Все же прослушиваю первое из закреплённых аудио, с пометкой "Важно до 26.12". Немеют пальцы. Профессор убедительно просит выйти в лабораторию на смены с двадцать шестого по двадцать девятое декабря. По личным причинам, он на рабочем месте будет отсутствовать.

Я морщусь. Представляю, как прошу у Эллады, - администратора в сетевой и личной помощницы Циммермана, - оставленный последним план и неограниченный доступ к кофейнику.

На вопросы Пэнни я отмахиваюсь, предлагая вернуться в дом. Ещё минуту мы смотрим на рябь водной плёнки пруда, переливающуюся в охре света фонаря подобно рыбьей чешуе, пока подруга параллельно поправляет застёжки на лифе.

Она чуть оступается, неловко толкая меня в бок. Зачарованно глядя на её ломанные движения, я улыбаюсь.

В следующую секунду меня прошивает электрический разряд приблизительно тридцать килоампер. По крайней мере, так подсказывает мне память, в чьей правоте я не могу быть уверена.