Я вытянулся как мог. Но и этого не хватало для того, чтобы начать разгребать верхнюю антресоль. Она была под самый потолок. Благо книг у родителей было на все случаи жизни. В этот раз мне от них нужно не больше 5 сантиметров, которые мне не додала природа.
Книги лежали на кухне. Туда их было легче всего перетащить из спальни. Взяв два тёмно-зелёных тома чьих-то сочинений, я вновь отправился в гостиную. Там меня ждала последняя полка вещей. Среди них были журналы "Мы", коробка из-под обуви с кассетами, которыми никто при мне и не пользовался, диски, ещё одна коробка и кожаная сумка из-под видеокамеры sony. В детстве мне не разрешалось её брать. Строго-настрого. Но лет, наверно, в 10-12 я всё-таки смог убедить родителей в своей ответственности. Не знаю, как мне это удалось тогда, но сейчас скорее всего я бы провалил этот экзамен.
На кассетах были записаны не только хиты 70-х, но и жизнь нашей семьи. Есть кассета с телевизионной программой, где отец давал интервью для районного канала. Тогда он стал очевидцем какой-то аварии. Есть запись свадьбы маминой сестры, тёти Тани. Кассеты, на которые было записано всё подряд, были подписаны соответствующе: "всё подряд". Таких было большинство.
Я помню, как в первый день, когда мне разрешили поснимать на камеру, торопясь вышел во двор вместе с ней. Она и сейчас-то немаленькая, а для мальчика 11 лет её размеры были сопоставимы с телевизионной камерой. Помню, что смотря в видоискатель (глазок), мир становился, как в фильме! Только актёры попадали в кадр без кастинга. Идёт дед, куря — камера, мотор! Едет яркая машина — камера, мотор! И так со всем.
Томики отлично подошли для компенсации моего роста. Не торопясь, я брал коробки с антресоли и спускал их вниз. Пришлось повозиться всего лишь с четырьмя коробками и камерой. За день я изрядно устал, поэтому было решено переложить с обеденного стола книги на пол и выпить чаю, который, к счастью или нет, остался в шкафчике над раковиной.
Свет фонарей пролился на дороги, тротуары, дома и полицейский участок, который находился прямо под окнами. Как и 5-10 лет назад, вечером, почти в одно и то же время, на всю нашу улицу раздавался скрип ворот, этого самого участка. Днём ворота открывались полностью, а ночью была отварена лишь дверца. Всё осталось так же.
Находиться в квартире было тяжело. Мне вроде бы и хотелось побыстрее уехать, но неосознанно я оттягивал время. И сейчас мне кажется лучшим решением — отложить перевозку вещей на завтрашнее утро, а самому залечь здесь. Тем более всё имелось: подушки, простыни, одеяла. Я помнил, что в камере есть кассета, которую так, наверно, и не дозаписали. Из кухни я вышел в гостиную, где лежали уже собранные коробки — в одной из них лежала зарядка от камеры.
Поставив аккумулятор на зарядку, я разложил себе на диване и почти сразу заснул. В углу комнаты, на книжном столике, моргал красный огонёк — зарядка. Красный свет ложился на пустые стены с гвоздями под фотографии...
Подъём был в 8 утра. Привычка. Вставив аккумулятор в камеру, я пошёл на кухню, чтобы заварить чай. Камера мотала плёнку. И делала это громко. Я ждал свиста чайника, но слышал постоянное жужжание. В конце процедуры камера щёлкнула, как бы говоря:"Телепорт в такое-то время готов".
— Я снимаю, — писклявым голосом сказал я
— Ох, лучше бы дома оставил ты её, Антоша, — проговорил тихо отец, как будто и не мне говоря.
Вокруг лодки были клочья тумана, которые распластались будто тополиный пух по асфальту. Лодка была деревянной, старой. А в ней лежали два чемоданчика со снастями. В одном были поплавочные снасти, а во втором донные. Мы медленно разрезали реку, волны от нас расходились до берегов. Отец был в бушлате и камуфляжных штанах. По берегам стояли берёзы, некоторые из которых свисали прямо над рекой.
Когда течение стало слишком медленным, отец взялся за вёсла. Я в это время сидел на носу лодки и снимал, куда мы плывём. Позже мы заплыли под старую берёзу, отец привязал нашу лодку к ней и начал подготавливать удочки. Съёмка продолжалась.
— Потом дома покажешь, что ты там наснимал, — с улыбкой проговорил отец. Камера кивнула в ответ.
Рассвет становился всё сильнее. Деревья на другом берегу начинали святиться персиковым оттенком. Туман практически исчез. Рядом с нами пару раз выпрыгивала крупная рыба, но каждый раз я не успевал заснять её. Отец рядом только смеялся и повторял:"Ничего, сейчас мы её отловим и ты не только сможешь заснять эту дуру, но и попробовать".
Я как будто там. Как будто мне 13. Как будто я и не жил после. Эти кадры, секунды, минуты той жизни, того времени стали для меня не чем-то милым и тёплым, а стали самым холодным. Щелчок камеры стал созвучен с щелчком затвора оружия. И стало казаться, что ничего светлее уже не будет, ничто не сможет иметь такой же цвет, как деревья в персиковых оттенках рассвета...
Эту кассету я подписал, как и должен был, как и были подписаны подобного рода записи: "Всё подряд". Но на какое-то время это "Всё подряд" стало всем...